Материнский инстинкт (СИ) - Грачева Татьяна Васильевна

— Если надолго — будешь помогать по дому, — бескомпромиссно отрезала Галя, даже не предполагая отказ. — Обижать бабулю не рекомендую. Она за себя постоять не может, если что, я вас из-под земли достану.

Неожиданная и глупая угроза прозвучала на удивление естественно.

— В мыслях не было такого. Я тут на день всего и последнее, о чём думала — это обидеть хозяйку.

— То-то. Помоги продукты разложить. Как зовут?

— Яна.

Галина выставила на полки банки и стала распихивать макароны, периодически её взгляд возвращался к гостье, брови хмурились. Намеренно громко посопев, женщина снова пошла в наступление.

— Ты это того, о семье её не расспрашивай. Тема болезная.

Яна помимо воли заинтересовалась.

— Тогда лучше вы скажите, чтобы я случайно ничего лишнего не сболтнула.

Галина по-хозяйски налила себе чай, уселась на табурет и приготовилась к разговору.

— Кратко. Скоро бабуля придет. — Она выглянула в коридор и, убедившись, что беседе никто не помешает, продолжила: — Несчастная она баба. Одна совсем на свете осталась. В послевоенные годы была семья, но там такая трагедия разыгралась. Меня тогда, ясное дело, не было ещё, люди рассказали. Её родители покончили жизнь самоубийством, а других детей похитили. Ещё говорили, что замужем она была, но тоже ничего хорошего не вышло. Муж и сын отравились грибами. Так-то.

По ходу ужасающего повествования глаза Яны расширялись больше и больше. Сколько бед свалилось на одного человека? Способно ли вообще сердце вынести столько горя?

— Ужас, — только и смогла выдавить она.

Галина выплеснула в раковину больше половины напитка и направилась к двери.

— Может оттого бабуля такая сострадательная к другим. Никогда не встречала человека добрее. Пока инсульт не разбил ее, она всё время кому-то помогала, собирала вещи для неимущих, организовывала всякие акции благотворительные. — Она прислушалась к шагам в коридоре и тут же нацепила неискреннюю улыбку. — Анастасия Пална, здрасте. Я вам продукты принесла и за платежками.

Старушка прошла в комнату и опустилась на табурет, ещё тёплый после Галины.

— Спасибо тебе. Вы, смотрю, познакомились уже. — Её взгляд пытливо прошёлся по застывшим лицам женщин.

Глаза Галины суетливо перебегали с предмета на предмет, щёки вспыхнули.

— Я пойду уже. Коммуналку оплачу завтра, занесу чеки.

— Платежки на комоде у вешалки, — коротко инструктировала Анастасия Павловна.

Уже в коридоре прозвучало громкое: «До свидания». Хлопнула входная дверь.

Яна поспешно покинула кухню, чтобы избежать возможной беседы с хозяйкой. Едва она вошла в съемные комнаты, как вернулись мужчины.

— Яночка, мы провианта прикупили и кое-что из мелочевки. — Кеша поставил на диван объемный пакет и с видом фокусника извлек из него леопардовое покрывало. — Знаю, пошлятина, но всегда мечтал о таком.

— Симпатичное, — вяло похвалила женщина.

Демьян примостился на краю подоконника и выглянул в окно. Не поворачиваясь, и ни к кому конкретно не обращаясь, сказал:

— Расследование никак не продвигается.

— Я даже ничего не успела объяснить, — удивилась Яна. — Ночью я видела сестру и брата хозяйки, древних, как и она. А тут узнала, что их ещё в детстве похитили — значит, призраки должны были быть детьми, а эти почему-то нет. Ещё у неё был единственный сын, который умер много лет назад. Семьи у неё нет, вообще история жуткая.

Иннокентий перестал любоваться новым пятнистым приобретением.

— Как всё это занимательно. Я трепещу.

— Давайте просто спасём ей жизнь и вернёмся в Краснодар. — Демьян подошёл к столу и принялся выкладывать продукты. — Но сначала, поужинаем.

***

Демьян отправился в душ, а Кеша прилип к планшету, решив посмотреть пропущенный выпуск «Модного приговора[3]». Яна вышла в яблоневый сад и тут же пожалела о желании подышать свежим воздухом. С соседского двора продолжала литься песня, собаки на улице стройно подпевали алкоголичке, добавляя мотиву оригинальное звучание.

Яна села на деревянную скамью под деревом и зябко поёжилась. Мокрый вечер лег на плечи холодным покрывалом, небо очистилось от туч и выплюнуло горсть звезд.

— Красивый вечер. — В тени яблони стояла Анастасия Павловна. — Я люблю этот дом и ненавижу одновременно.

Яна подвинулась, освобождая место, и оставила слова старушки без ответа. Анастасии Павловне и не требовалось ободряющих реплик, только возможность очередной раз выговориться.

— Галя, наверное, вам рассказала, какая я бедная и несчастная.

— В общих чертах, — не стала отпираться Яна.

Старушка всмотрелась в лицо собеседницы, изучая его, и сжала в ладони край фартука.

— Страшно звучит, но в годы войны я была по-настоящему счастлива. Мой отец был горбун, да ещё и хромой, поэтому на фронте ему делать было нечего. Мать страдала эпилепсией, тогда её называли припадочной. Радости в этом мало, но именно из-за этого они остались в городе и жили в этом доме. У меня была сестра, чуть младше меня, брат-подросток и ещё двое малышей — брат и сестричка. Крепкая любящая семья. А потом началась жуть. Я была старшей и уже в четырнадцать работала. Тогда все, кто мог, работали. — Она замолчала, справляясь с эмоциями и спустя минуту снова заговорила: — Их похитили. Кто и зачем — не понятно. Кому нужны были дети в тяжёлые послевоенные годы? Для чего? Родители не оправились от этого горя. Однажды я вернулась домой и не застала их. Искала, звала, никто не отвечал. Нашла я их вечером, когда пошла за дровами в сарай. Они повесились.

— Мне очень жаль, — произнесла Яна банальную фразу.

— Дело давнее, просто в старости только и остается, что вспоминать. К сожалению, приятных и тёплых воспоминаний мало.

Заунывная песня за забором неожиданно стихла, отчего тишина показалась слишком глубокой, словно пропал слух. Яна привстала, пытаясь разглядеть в пятачке освещённого фонарем крыльца пьяную певунью, но та оказалась намного ближе. Круглое лицо прижалось к сетке перегородки, оставляя на нем вмятины и искажая черты. Соседка сморщилась и смачно сплюнула прямо под ноги Анастасии Павловне. Потом громко рассмеялась, демонстрируя редкие зубы, и опять запела:

Сидит, сидит на крыше круглый кот,

Сидит и поет, поет и гладит свой живот[4].

Яна отшатнулась и невольно улыбнулась.

— Это же детская песенка.

Анастасия Павловна невозмутимо пожала плечами.

— Максимовна и рэп может пропеть. У неё не в порядке с головой. Но она безобидная. — Она тяжело поднялась, опираясь на трость. — Я пойду. Поздно уже.

Яна поспешно вскочила.

— У вас случайно нет чего-нибудь от давления. А-то скакнуло вверх. Наверное, потому и голова разболелась.

— Пойдем в дом, — коротко ответила старушка, осторожно пробираясь по тёмной тропинке к дому.

На кухне Анастасия Павловна села на табурет и пристроила свою трость у окна.

— Погляди на холодильнике в коробке из-под обуви.

Яна послушно достала яркий объемный ящик с обшарпанной крышкой и поставила на стол перед хозяйкой.

Пытливый взгляд Анастасии Павловны остановился на руках квартирантки, суетливо терзающих край футболки.

— Какое лекарство вы обычно пьете?

Яна растерялась и не сумела это скрыть.

— Обычно? Обычно не пью. По-разному бывает. Я вообще здоровая, но давление иногда скачет. А вы чем лечитесь?

Старушка открыла коробку и принялась перебирать бутыльки и пластинки.

— Раньше пила верапомин или нифекипин, Галя посоветовала попробовать новое — меторидин. — Она достала тёмный бутылёк и прищурилась, пытаясь разглядеть название. — А вот он. Недавно купила, ещё не пила.

Яна взяла лекарство, опасливо, словно паука и вслух прочитала название:

— Методрин. — Развернув инструкцию, она быстро пробежала глазами по мелким буквам и судорожно вздохнула. — Это не меторидин. Это другое, противоположное ему лекарство, если принять его при высоком давлении, может произойти инфаркт или инсульт.

Лицо Анастасии Павловны вытянулось, руки задрожали.