Инкубы (ЛП) - Ли Эдвард

Она также вспомнила, как ее мать однажды сказала:

"Не быть правдивой - это самый страшный грех".

"Есть добро и есть зло", - упрощала Фэй.

В глазах Бога люди созданы для того, чтобы быть вместе. Но кто такой Бог? Идея? Человек с безмятежным лицом, развевающимися седыми волосами и бородой, устремленный в небо? Не имело значения, кем или чем Он был. Он был доказательством того, что человечество стремилось отвергнуть зло. Фэй недоумевала, к чему это привело ее.

Свежий воздух не оживил ее. На самом деле, это заставило ее чувствовать себя очень подавленной. Если не говорить правду - это самый тяжкий грех, то о чем же в своей жизни она не смогла сказать правду?

Она вернулась в Адамс-билдинг и перечитала записи, которые обвела кружком на своей последней странице для печати.

Король Англии Яков I, "Демонология", Эдинбург, 1597 год.

Мюррей М., "Культ ведьм Западной Европы", Лондон, 1921 год.

Моракис Д., "Синод аористов" [место и дата переиздания и перевода неизвестны. Формат брошюры; редкость].

- Это мое детище, - прошептала она, разглядывая последнюю запись.

На мгновение она замерла, застыв на месте. Она знала, что ее ждет нечто большее, чем эти тома. Это также было зло.

Это был Баалзефон.

ГЛАВА 20

Это был сон?

Полоска солнечного света, пробивавшаяся сквозь щель в занавеске, разделила пополам лицо Вероники, придав ему почти идеальную форму. Она открыла глаза, посмотрела по сторонам и ахнула.

Они втроем, обнаженные, лежали, обнявшись, в постели Джинни. Эми Вандерстин обнимала Веронику за бедра. Джинни спала, приподнявшись, свесив руки и ноги. Очень медленно Вероника вспомнила...

"Черт возьми", - подумала она.

Она попыталась выстроить хронологию. Она работала до поздней ночи. Она спустилась вниз и поела. Она подглядывала за Джинни и Эми в бассейне с Марзеном и Жилем. Затем...

"Черт возьми", - снова подумала она.

Эти двое мужчин спровоцировали все это; они соблазнили их, а затем оставили наедине с их желаниями. Больше всего Веронике запомнилась сила желания. У нее кружилась голова от этого, она была возбуждена, как и Джинни с Эми. Они занимались любовью всю ночь. Они делали друг с другом все, что только можно вообразить, и кое-что - нет. Они разожгли страсть друг друга до тончайших нитей, каждая из них испытывала желание и настоящую плоть, исследуя каждую грань каждого ощущения. Они раскрыли свои страсти и углубились в них.

Вероника не могла бы чувствовать себя более растерянной. Что заставило ее принять участие - потеря морали? Но она не чувствовала себя аморальной. Она задумалась о том, что сказал Хоронос. В некотором смысле, вся жизнь была экспериментом, полным откровений, опыта.

"Страсти", - добавила она.

Должна ли она чувствовать себя грязной из-за того, что ввязалась в это приключение, или она должна чувствовать себя благословенной?

Прежние образы прокручивались в ее сознании, яркое сочетание разрозненных образов, звуков, ощущений. Воспоминания в целом утратили всякую упорядоченность; ночь прошла неистово, в слиянии движущихся тел, стонов и ласк, грудей у ее лица и ног, обхвативших ее голову. Вероника открыла для себя новые горизонты, и они сделали то же самое для нее. Время, проведенное ими вместе, измерялось не минутами, а человеческими запахами, теплом и тяжестью плоти, и одним оргазмом за другим.

"Вожделение", - подумала она сейчас, лежа в постели с двумя своими новыми любовницами.

Но за всем этим стояло не вожделение. Вожделение - это жадность, использование тела другого человека для особого удовлетворения. Страсть - это взаимность. Вероника получала такое же удовольствие, как и брала. Этот факт и его необратимость заставили ее почувствовать себя очищенной.

Эми Вандерстин пошевелилась. Вероника закрыла глаза, притворяясь спящей. Женщина-режиссер тихо выскользнула из постели. Дверь со щелчком открылась, затем закрылась.

Было трудно определить, кто именно, но казалось, что Эми кто-то разбудил.

"Разбудил для чего?"

Вероника выскользнула из объятий Джинни, стараясь не разбудить ее. Она приоткрыла дверь спальни и выглянула наружу. Эми, обнаженная, на цыпочках спускалась по темной лестнице. Вероника в недоумении накинула халат Джинни. Затем она осторожно вышла на лестничную площадку.

Первые лучи солнца еще не проникли внутрь; внизу царил мягкий, зернистый полумрак. В доме было так тихо, что Вероника слышала, как она моргает. Эми Вандерстин, казалось, стояла на коленях и искала что-то под диваном внизу. Из-за своей бледной наготы она казалась призраком в темноте.

"Что она делает?" - подумала Вероника, вглядываясь вниз.

Через несколько секунд она поняла.

Это было трагическое зрелище. Оранжевое свечение зажигалки выдало все это. Оно осветило комнату и создало ореол отчаяния вокруг растрепанной головы Эми. Ее лицо казалось замкнутым, когда она посасывала крошечную трубку, отвечая на призыв, на зов своего проклятия.

Вероника не могла вспомнить, когда в последний раз ей было так грустно. "Наркоманка", - прохрипел нечестивый голос у нее в голове.

В отчаянии худой женщины Вероника увидела все горе мира.

Эми досуха затянулась трубкой и откинулась на спинку кресла. Если бы она не обратила на это внимания, это сделало бы это более ощутимым. Но выражение лица женщины говорило всю правду. На ее лице была написана не эйфория, а медленно подкрадывающийся ужас. Слезы текли по ее щекам, когда она была на волне блаженства. В ее широко раскрытых глазах светилось отчаяние.

Сердце Вероники сжалось где-то в горле.

Она вернулась в спальню и выглянула в окно. Чем она могла помочь Эми? Она ответила, что ничем. Картинка осталась, не менее печальная истина.

Солнечный свет с трудом пробивался сквозь верхушки деревьев. Казалось, что этот отдаленный уголок земли вздрагивает от солнечных лучей, пытаясь сохранить свою ночную вуаль.

"Это был сон?" - подумала она.

Ее память тоже содрогнулась от обрывков образов, красок, жара. Да, ей это снилось...

Снова явился огненный любовник, ее возлюбленный из сна. Он ласкал ее своим пламенем, целовал ее, проникал в нее. Во сне она обхватила ногами его пылающий торс и...

Воспоминание обожгло ее. Блаженство. Чистое эротическое блаженство.

По ее коже пробежали мурашки. Она огляделась, пытаясь отвлечься, и тут ее взгляд упал на маленький письменный стол Джинни.

Вокруг пишущей машинки были разбросаны исписанные заметки и ленты с исправлениями. Небольшая стопка листов была перевернута - Джинни еще не закончила работу. Один лист торчал из печатной машинки на самом виду. Импульс, а не преднамеренность, побудил ее прочитать:

...душераздирающее сочетание влаги и задумчивости. Его пристальный взгляд уносил ее в пышные, неизведанные дали, преследуя, как изящную птицу...

- Отойди от этого!

"Ой!"

Пристыженная, она медленно повернулась и посмотрела вниз.

- Это уважение к творчеству, знаешь ли, - Джинни сидела на кровати, сверкая глазами. Почему-то гнев придал ее лицу привлекательность. - Это неписаный закон. Один художник никогда не смотрит на работы другого художника без разрешения. Ты это знаешь.

- Я знаю, - пискнула Вероника. - Прости.

- Тогда зачем ты это сделала?

- Это просто лежало там. Я случайно на это наткнулась. Я прочитала совсем немного.

- Как бы тебе понравилось, если бы я зашла в твою комнату и посмотрела на твои вещи без твоего ведома? А?

- Я же извинилась. Господи.

Джинни отвела взгляд. Ее волосы спутались и упали прядями на лицо.

- Где Эми? - спросила она.

- Внизу. Она снова употребляет кокаин.