Осторожно ступая, я подошел к рассохшейся двери. Она была приоткрыта.
– Илко? – шепотом позвал я. – Гаврилов?
Никто не ответил, и я, распахнув дверь, зашел внутрь, обхватив топор обеими руками на случай нападения невидимого врага.
Илко лежал в углу, рядом валялись перевернутые стулья и стол. В тусклом свете, проникавшем из окна, на полу блестели темные лужи крови. Пахло порохом и железом. Я подбежал к ненцу и сел рядом. Он тяжело дышал и прижимал руку к плечу. По пальцам текли красные струйки, лоб покрылся испариной.
– Илко, ты как?
Я осторожно убрал руку ненца с плеча. Сквозь разодранную одежду зияла небольшая рана с рваными краями, подтекавшими кровью. Я достал платок и плотно приложил его к плечу Илко.
– Надави рукой и не отпускай, – сказал я. – Что здесь случилось?
– Он напал на меня, когда мы вошли, – прошептал ненец пересохшими губами.
– Кто напал?
– Хет, – выдохнул Илко.
Должно быть, до смерти напуганный, истекающий кровью ненец назвал на родном языке какого-то хищника, но у меня не было времени выпытывать перевод на русский. Куда важнее было другое:
– Где Гаврилов?
– Его нет, – ненец прикрыл глаза. – Хет утащил.
Мне хотелось как следует врезать Илко за его короткие ответы, но я вспомнил о врачебной заповеди: не навреди.
– Вы успели вызвать помощь?
Илко отрицательно качнул головой:
– Гаврилов стрелял. Промазал и попал в рацию.
Ненец кивнул на радиостанцию, лежавшую на полу рядом с опрокинутым столом. Ее корпус разворотило на куски. О вызове экстренной помощи можно забыть: в Нюртее отсутствовало покрытие сотовых операторов, спутниковых телефонов у нас не было, и вся связь с Большой землей поддерживалась через старенькую радиостанцию Илко.
Я выпрямился и оглядел пол в поисках двустволки Гаврилова, но не нашел ее. Наверное, хищник уволок хирурга вместе с оружием. Но я кое-что вспомнил.
– Илко, у тебя же было ружье? Где оно?
Ненец указал на шкаф у стены. Я подбежал к нему и, покопавшись среди коробок и разного скарба, вытащил ИЖ-43 – с таким же ружьем я в детстве ходил на охоту с отцом. Я пошарил по полкам и нашел начатую коробку с патронами. Зарядил два ствола, остальные боеприпасы высыпал в карман куртки.
Когда я обернулся, Илко уже стоял на ногах. Он пошатывался, прижимая ладонь к плечу.
– Надо найти Гаврилова и зашить твою рану, – сказал я.
– Нет, – неожиданно твердо ответил Илко. – Надо уезжать. Здесь опасно. Доберемся до грузовика.
Древний «Урал-375» доживал свой век на задворках поселка, и пару раз в год Илко развозил на нем группы геологов, любивших забраться в труднодоступные участки тундры. В остальное время железный монстр служил объектом для фотоснимков на память.
– А на грузовике куда? – я осторожно выглянул в окно, проверяя обстановку снаружи. Сумрак и снег – и больше ничего.
– До Лабытнанги, – Илко проковылял к двери. – Там люди.
Мы выбрались из домика и, то и дело озираясь, побежали к амбулатории. Я отдал Илко топор, а сам держал ружье, готовый в любой момент открыть огонь. Заметно стемнело, и ветхие строения поселка, казавшиеся исполинскими черными гробами, тонули в полумраке.
Справа и сверху что-то мелькнуло. Я едва поднял голову, как с крыши барака, мимо которого мы пробегали, взметнулась тень – и приземлилась рядом с нами. Я успел заметить темную шкуру в клочьях меха и косматую голову. Тварь с хрипом набросилась на Илко и вцепилась ему в горло. Ненец вопил и дергался под свирепыми ударами хищника, пытаясь его сбросить. Топор упал рядом, и Илко, шаря рукой по земле, не мог до него дотянуться.
Я выстрелил. Дробь попала в зверя и откинула его назад. Я подбежал к Илко, но в тот же миг тварь взметнулась вверх и приземлилась рядом с нами – прыжок, невозможный для раненого существа! Я нацелил ружье в самый центр черного кома и пальнул. Выстрел отбросил монстра на пару метров, но не остановил: он снова поднялся с земли. Сгорбившись, зверь на четвереньках приближался к нам, свирепо щерясь и хрипя. Я не мог разглядеть его морду: длинные космы на голове ниспадали до самой земли.
Я вдруг осознал, что все это время моя рука нащупывала пульс на запястье Илко – привычка, оставшаяся после работы в реанимации. Я опустил взгляд: лицо и шея ненца были разодраны в клочья. Он не дышал, и пульс я не чувствовал.
– Быстрее! – женский крик пронзил уши. – Сюда!
Я обернулся: на крыльце амбулатории стояли Зорина с Фокиным и отчаянно махали руками. Я вскочил и бросился к ним. За спиной раздавались топот и хрипы: тварь пыталась меня нагнать.
Еще миг – и вот она, амбулатория! Фокин затащил меня внутрь и захлопнул дверь. Зорина задвинула засов. Тяжело дыша, мы застыли в коридоре, ожидая услышать удары монстра или его разъяренные хрипы.
Но за стеной выл только ветер.
В коридоре висели старые часы, и казалось, что секундная стрелка движется так медленно, будто сделана из свинца. Я сбросил оцепенение и, отдав топор Фокину, с ружьем направился в терапевтический кабинет. Его окна выходили на улицу. В смотровую, где лежал труп Галины Ивановны, заходить не хотелось.
Я приник к окну и всмотрелся. На поселок опустилась густая тьма. Снегопад прекратился. Стекла дрожали от порывов ветра.
– Илко мертв? – всхлипнула Зорина.
Я кивнул.
– А Гаврилов? – Фокин встал рядом. Лицо педиатра, и без того морщинистое, смялось тревогой и страхом.
– Илко сказал, что его утащил хет.
– Хет? – бровь Фокина взметнулась.
– Не знаю, что это за зверь, я такого никогда не встречал, – ответил я. – Вроде похож на большую росомаху – правда, я и росомах живьем не видел.
– Мы тоже не смогли его рассмотреть! Он двигался слишком быстро, – Зорина закивала и вперилась в меня круглыми от страха глазами. – Что нам теперь делать?
– Илко предложил убираться на грузовике, но вначале мы должны найти Гаврилова.
Фокин нахмурился:
– Может быть, разумнее дождаться вертолета?
– Они не вызвали помощь, – я опустил голову и рассказал коллегам о том, как Гаврилов, промахнувшись, уничтожил выстрелом радиостанцию.
Зорина побелела и присела на кушетку, ее губы дрожали. Фокин осунулся и помрачнел.
– Вертолет прилетит только послезавтра, – подытожил я.
– Но ведь можно дождаться его здесь, – осторожно начала Зорина. – Еды нам хватит, и к тому же…
Закончить мысль она не успела: окно с треском разбилось вдребезги, и в кабинет влетел темный шар. Он грохнулся на пол и, покатившись, остановился в центре комнаты.
Это была голова Гаврилова. Она завалилась набок и смотрела на нас черными провалами пустых глазниц. Рот скривился в болезненном оскале, со лба и щек клочьями свисала разодранная кожа. Из остатков шеи подтекала кровь.
Зорина завизжала – истошно и звонко. Я обернулся к окну: с улицы к нам несся хет, кем бы ни была эта тварь. Лохматый монстр свирепо хрипел, раскидывая комья грязи и снега. Еще пара секунд – и он запрыгнет в окно.
– Бежим! – крикнул я и бросился в коридор.
Фокин и Зорина затопали за мной. Я завернул налево и кинулся к черному входу: он вел на задворки поселка, где ждал грузовик. Выбив плечом хлипкую дверь, я выскочил во мрак и холод. Обернулся: коллеги, выпучив от ужаса глаза, мчали за мной. Хета я не заметил.
По краям зрения мелькали скособоченные постройки, груды мусора и ржавые снегоходы, но я не обращал на них внимания. Впереди маячила наша цель: темно-зеленый грузовик «Урал» с кузовом, крытым брезентом.
Мы подлетели к железной махине. Колесные арки доходили мне до плеч, от металла несло холодом. Последние дни температура воздуха болталась около нуля, и я надеялся, что нам удастся завести грузовик без разогрева.
– А кто поведет? – выдохнула Зорина.
Я взглянул на Фокина. Однажды во время посиделок он рассказывал мне байки из молодости, и одну из его историй я запомнил: в армии он служил шофером санитарного грузовика. Педиатр, словно прочитав мои мысли, кивнул:
