Я покачал головой. В сказанное верилось с трудом. Фокин, словно почувствовав мой скепсис, подошел ближе.
– Я не сошел с ума, Алексей Петрович, – проговорил он, встретившись со мной взглядом. – После возвращения я изучал книги и монографии этнографов о верованиях коренных народов Севера. У ненцев, нганасан, хантов, якутов – у всех существуют легенды об оживших мертвецах. Называют их по-разному: хетами, юерами, деретниками. Но суть одна: это похороненные с нарушением ритуалов самоубийцы или преступники, вернувшиеся с того света. Они кровожадны, ненасытны и невероятно сильны. Ничто не способно их остановить: ни удары ножей, ни выстрелы ружей.
– Как же с ними справиться?
– Нужно отрубить хету голову – тогда он сдохнет.
Я хотел сострить на тему не самого оригинального способа умерщвления зомби, но передумал: перед глазами стояли лица мертвых Галины Ивановны, Илко и Гаврилова.
– Зорина заждалась, – сказал я. – Пора возвращаться.
Грузовик, высвечивая сумрак желтыми фарами, возвышался на краю кладбища. В кабине сгустилась тьма, и Зорину не было видно. Фокин с топором в руке направился к дверце водителя. Я же пошел к пассажирской стороне.
Где-то чавкнуло. Я застыл и прислушался: тихие звуки, похожие на причмокивание, доносились из кузова.
– Света, это ты?
Выставив ружье, я приблизился к заднему борту грузовика. Чавканье прекратилось, и я засомневался: может быть, мне послышалось? Забравшись на подножку, я уцепился за доски и отодвинул стволом тяжелый брезентовый полог.
У края кузова лежала Зорина: я узнал ее по синей куртке и узким джинсам, обтягивающим бедра. Вместо головы по дощатому полу растеклась темная лужа. В нос ударило резким запахом железа. Я вгляделся во мрак: в глубине, сокрытый мраком, сгорбился на корточках хет.
Догадка ударила, как электрический разряд: уезжая в спешке из Нюртея, мы ни разу не остановились, чтобы проверить кузов, и все это время монстр ехал вместе с нами!
Вцепившись когтистыми руками в голову Зориной, хет с причмокиванием высасывал глазное яблоко из орбиты. Заметив меня, мертвец отбросил добычу и вскинулся.
Сверкнуло в глазах, взорвалось в затылке: от удара монстра я упал на землю. Ружье отлетело в сторону.
Хет с рыком вскочил на меня. Одной рукой он впился в шею, а второй, вонзившись когтями за подбородок, тянул вверх голову, пытаясь ее оторвать. От монстра несло гнилью, его длинные волосы щекотали лицо и попадали в глаза. Задыхаясь, я услышал, как захрустели позвонки…
Топор с чваком вонзился в голову хета. Монстр качнулся. Его хватка ослабла, и он повалился на землю. Я жадно вздохнул и отполз подальше, хватаясь за шею: раны жгло болью, кровь струйками стекала на грудь.
Возле повалившегося живого мертвеца возвышался Фокин: перекошенное лицо, вытаращенные глаза, дрожащий подбородок. Он занес топор – и с глухим свистом опустил его на хета. Хрустнуло, и голова монстра отскочила от туловища.
Я выпрямился и подобрал ружье. Держась рукой за шею, чтобы остановить кровотечение, на шатающихся ногах подошел ближе к Фокину и мертвецу. В свете звезд и луны я рассмотрел то, что раньше принимал за шерсть зверя: это была истлевшая малица – национальная одежда из оленьей шкуры.
Отрубленная голова лежала рядом, и длинные седые волосы закрывали лицо. Мне не терпелось узнать главное. Стволом ружья я раздвинул космы.
Лицо старика: ссохшаяся как кора дерева кожа, оскаленный рот и узкие застывшие глаза.
– Это он? – прохрипел я. – Тот шаман?
Фокин молчал. Я посмотрел на него: губы старика дрожали, плечи осунулись, топор выпал из рук.
– Нет, – выдохнул Фокин. – Это не он.
Ветер поменял направление, и в нос ударило гнилью. Я решил, что подуло с кладбища, но оно было в другой стороне. Обернулся.
В сером свете луны по тундре брели сгорбленные фигуры в истлевших малицах. Десятки мертвецов хищно щерились, приближаясь к нам. Они ступали по мерзлой земле, которая не смогла их сдержать.
Алан Кранк
Лазарь
1
– Мы уезжаем, – сказал Игорь, едва переступив порог кабинета.
Заведующая отделением интенсивной терапии Ольга Федоровна Смирнова подняла голову от заваленного бумагами стола.
– То есть?
– Артем с Аней в машине. Мы едем домой.
И без того огромные, увеличенные линзами глаза стали еще больше.
– Это шутка? Вы же умный человек, Игорь Андреевич. Что вы надумали? Без медицинской помощи ребенок не проживет и суток. А вы отправитесь в тюрьму.
– Мне надо писать отказ от госпитализации?
– Это не отказ, а смертный приговор.
Он с трудом сдержал себя, чтобы не прояснить ей ряд моментов. Именно врачи день за днем толкали его сына к краю могилы.
– Послушайте, я не хочу скандалить. Все пошло наперекосяк…
– Зачем вы пришли? – огромные глаза впились в него. – Не думаю, что вам вдруг захотелось подписать какие-то бумажки.
Лучше бы она была так проницательна при выборе лекарств.
– Мне нужна медицинская карта Артема. Копия. Я заплачу.
Он полез во внутренний карман пиджака и вытащил пачку пятитысячных купюр.
– Не надо. Или наш разговор закончится прямо сейчас.
Он убрал деньги обратно.
– Так куда вы собрались? В столицу? За рубеж? Артем не перенесет дороги. Да, ситуация ухудшилась, и прогнозы не слишком оптимистичные. Но мы продолжаем бороться за него. У нас есть для этого все необходимое. Понимаете? Любой другой врач назначит то же самое лечение. Ничего другого на настоящий момент не существует. И тут уж как повезет.
– Извините, это не тот случай, когда я мог бы довериться судьбе.
Завотделением пожала плечами и промолчала. Игорь знал, что она не откажет. Не сможет. Поэтому и пришел к ней.
– Ольга Федоровна, я знаю, что вы можете это сделать. И уверен, что вы понимаете, насколько это важно для нас.
Ее лицо приняло рассеянное выражение. Он положил на стол визитку.
– Здесь адрес моей электронной почты. Я вас очень прошу. И очень на вас рассчитываю. Жаль, что мы расстаемся таким образом.
Она все еще искала слова для ответа, когда он вышел из кабинета и быстрым шагом направился к лестнице.
2
В бледном свете ночника улыбающийся Винни-Пух выглядел зловеще. Игрушку с букетом желтых хризантем подарила теща в день выписки из роддома. Где-то в альбоме даже фотография есть. Диагноз тогда еще не поставили. Вместе с медведем улыбались все.
Анна сидела на стуле у изголовья кроватки и держала руку на голове сына.
– Он так ничего и не съел. Господи, за что это наказание? Зачем давать жизнь, если тут же ее забираешь?
В темноте было видно, как блестят ее глаза. Набранные в беременность килограммы Анна давно сбросила и продолжала худеть. Бессонница и страх грызли ее изнутри второй месяц.
– Ему надо поесть, Игорь. Ребенок должен есть шесть раз в сутки, а он голодный с обеда. Он умрет, если не поест.
Ее голос сломался на последних звуках. Кто сказал, что страшнее смерти ничего нет? Сейчас Игорь поспорил бы с этим мудрецом и охотно поменялся бы с Артемом местами.
– Я прошу тебя, успокойся. Тебе надо поспать.
– Мы убиваем его. Ему надо было оставаться в больнице. Сейчас я соберу вещи, и мы туда вернемся.
Игорь обнял ее за плечи и прижал к себе.
– Мы никуда не поедем. Все будет хорошо. Я что-нибудь придумаю. Просто поверь.
К себе она не пошла, но немного успокоилась и легла на диванчике рядом с кроваткой.
– Если вдруг ему станет совсем плохо…
– Ты будешь рядом, – кивнул он и спустился в кабинет.
Разбросанные по столу листки из блокнота были густо исписаны номерами телефонов, названиями больниц и именами врачей. Многие записи были на латинице. За минувшие три дня он обзвонил полмира: Израиль, Германия, Япония, Швеция. Уточнив диагноз и состояние, ему почти везде отказали. Оставшиеся восемь больниц и четыре медицинских центра запросили результаты анализов.
