– Отмечали выпускной. Поссорился там с одной девчонкой, – ляпнул Антон первое, что пришло в голову. – Она в город поехала, хочу догнать.
Мужик, однако, вникать в очевидно слабую логику не стал. Вместо этого хохотнул и заметно повеселел.
– Если в деле замешана баба, дело труба, – высказал он свое мнение. – Телефон-то хороший?
– Очень даже. Последняя модель, – выдохнул Антон, опираясь ладонью на пыльный капот.
Он блаженствовал, сидя рядом с мужиком («будь на виду, кто тебя знает»), то проваливаясь в дрему, то выплывая из нее. Мужик взбодрился и теперь заменял собой радио. Было три утра, глухой час. Дорога шла теперь среди полей, темнела кромка леса. Где-то вдали словно тянулась узкая дрожащая полоса света, будто там, прямо среди деревьев, сквозь лес тоже ехала машина. Через пелену усталости Антон ловил обрывки речи про овощебазу, хитрожопых баб и просранный коммунизм. Отвечать не требовалось, и Антон клевал носом, убаюканный витиеватыми рассуждениями.
Мужик безжалостно растолкал и высадил Антона на краю города ранним утром, тем не менее дождавшись, пока приедет такси. Антон едва помнил, как добрался до квартиры, как спускался платить, трясясь в предрассветном ознобе, как столкнулся в прихожей с матерью, она стояла перед зеркалом в вечернем платье, тоже приехав с какого-то приема, и расчесывала волосы. Не отвечая на ее вопросы, Антон вполз в свою комнату и, скинув одежду на пол, рухнул на нерасстеленную постель.
– Антон, вставай. Одевайся.
Его разбудила мать. Что-то в ее голосе не понравилось ему еще сквозь сон.
Антон едва разлепил глаза. Проспать бы еще часов десять. Мать подбирала с пола одежду, зачем-то внимательно рассматривая каждую вещь.
– Мам, который час?
– Вставай, Антон, быстрее собирайся. Швед выехал.
– Швед?!
Шведов был чем-то вроде семейного адвоката, а заодно давним и преданным поклонником матери, хоть и прочно увязшем в семейном уюте с какой-то актриской популярных ситкомов. На деле его профессионализм, который и впрямь был высоким, ни разу не пригодился, но пару раз помогал быстро решать мелкие дела вроде заверения документов. Что могло заставить мать позвонить Шведу сейчас, Антон не мог даже предположить.
События ночи тонули в омуте. В нем мелькала полуголая Лизка, почему-то в маске с заячьими ушами, оскалившийся Горчиков, мужик на тракторе, и отделить правду от вымысла не представлялось возможным.
Антон спустил ноги с кровати. Тело ломило, как при легкой простуде, язык словно наждаком терли. Мать бросила на кровать чистые джинсы и футболку, прошипела почти брезгливо:
– Прими душ.
И вышла, хлопнув дверью.
Он машинально потянулся за телефоном, но вспомнил, что отдал его мужику. Значит, все правда. Антон подошел к окну. Солнце заливало площадку с горками для малышни. Значит, время хорошо за полдень.
– Ты скоро?
Мать приоткрыла дверь, не заглядывая. Она явно нервничала, Антон не видел ее такой очень давно. Что-то случилось, и явно не радостное.
У двери на стуле с кухни, не разуваясь, сидел тип в штатском, и по его лицу тоже было ясно, что день не задался.
– Приветствую, – сухо поздоровался он, смерив Антона взглядом.
– Здравствуйте, – осторожно ответил Антон.
– Он никуда не поедет без адвоката, – холодно отрезала мать. Интонация могла бы заморозить землю близ экватора, но тип и ухом не повел, даже не взглянул в ее сторону.
Антон юркнул в ванную, прыгнул в душ, зашипел – горячие струи ошпарили кожу. Смывая следы вчерашних событий, он лихорадочно перебирал их в памяти. Он не сделал ничего дурного. Может быть, сломал Муле руку, разбил кому-то лицо. Но вряд ли этот тип приехал сюда из-за чьего-то свернутого носа.
Антон пригладил волосы, присмотрелся к своему отражению: к счастью, следов драки на нем почти не было, зато костяшки рук выдавали с головой. С другой стороны, скрывать вроде как было и нечего.
Когда он вышел, в прихожей уже топтался Швед, неприметный мужик в очках без оправы. С типом они явно не поладили: смотрели друг на друга, как два кота, не поделивших территорию.
– Готов? – спросил Швед без приветствия.
Антон молча кивнул, натягивая кеды.
– Мы внизу.
Тип со Шведом вышли за дверь.
– Антон, – мать удержала его за руку. На ее лицо было страшно смотреть.
– Мам, что происходит?
– Делай все так, как скажет Швед.
Она вдруг обняла Антона, и Антон едва не отпрянул от неожиданности. Это было совсем уж странно.
– Дело дрянное, Антон.
Швед сосредоточенно вел, следуя за черным автомобилем неприветливого типа.
– Куда мы едем?
– В следственный комитет.
– Да что случилось? Почему вы все молчите?
– Узнаешь. Сначала ты должен мне все рассказать. Честно. Что произошло вчера?
Швед относился к Антону с прохладцей, и, хоть всегда старался ее скрыть, от этого она становилась только заметней. Антон был слишком похож на отца и служил лишним напоминанием выбора матери не в пользу Шведа. Но сейчас в его тоне не было ничего предвзятого. Антон впервые наблюдал Шведа-адвоката, профессионала со ставкой несколько сотен долларов в час.
– Да нечего рассказывать. Я ничего не сделал, – Антон нервничал. Ситуация становилась все непонятнее, но было ясно, что дело плохо.
– Не юли, – резко оборвал Швед. – Слушай меня. Ни с чем не соглашайся, ничего не подтверждай. Главное, не подписывай. Я буду рядом, буду помогать. Но ты должен все рассказать, причем быстро. Мы будем на месте через четверть часа. Рассказывай.
Никакого смысла врать Антон не видел. Пока они ехали, он торопливо изложил Шведу все, что мог вспомнить, начиная с того момента, как сел в автомобиль к Мулиному отцу, и заканчивая сегодняшним пробуждением.
Часом позже Антон повторил эту историю типу, который наконец представился (старший следователь Гущин Андрей Степанович), в кабинете, настолько похожем на сериальные декорации, что поверить в реальность происходящего никак не удавалось.
«Мы просто побеседуем, – жестко сказал Гущин. – Вас ни в чем не подозревают». Солнце било в глаза, кабинет нагревался, Антон не понимал, что происходит. Он раз за разом повторял историю, честно стараясь не упустить никаких важных деталей. И, как бы ему ни хотелось впутывать в непонятное дело мужика с газиком, Швед настоял, чтобы Антон рассказал и про него.
Гущин кивал, что-то черкал в блокноте, без конца пикируясь со Шведом на предмет прав и обязанностей.
Когда Антон окончательно одурел от их перепалки, пропитанного пылью душного воздуха, Гущин, оглушительно хлопнув ящиком, в раздражении бросил на стол бумажную папку.
– Не виноват? – спросил он, почему-то глядя на Шведа.
– У вас нет никаких оснований.
Гущин вытащил из папки фото.
– Знаете эту девушку?
С фотографии на Антона смотрела овцеватая блондинка.
– Мы учились в одном классе.
– Вот как? – ядовито спросил Гущин и бросил на стол второе фото.
Блондинка лежала, повернув голову, видимо в ванной. Чуть поблескивал кафель с узором из водорослей и рыб. Ее лицо и волосы были густо вымазаны красной жижей, сочащейся из того места, где должен был быть левый глаз. Губы напоминали лохмотья. Из растрепанных волос торчит белая лилия, на мясистых лепестках запеклась кровь. Антон тупо смотрел на фотографию. Ее сделали со вспышкой, и каждая деталь была резкой, словно нарочито подчеркнутой. Он знал, что Гущин и Швед ждут его реакции, но тело оцепенело. Антон пялился на фото в полной тишине, качаясь на стуле.
– Это не грим? – наконец выдавил он.
– Перерыв, – потребовал Швед.
Гущин молча убрал фото в папку. Антон сидел, не отрывая взгляда от места, где оно лежало, разглядывая узор столешницы. Линии бежали во все стороны, и смотреть на них почему-то было приятно.
