Гули (ЛП) - Ли Эдвард

Курт вышел из-за угла в проходе и был сразу же обнаружен. На луче показались два бледных от шока лица. Ленни Стоукс стоял со спущенными до колен джинсами; то, что торчало наружу, начало уменьшаться. Перед ним на коленях стояла Джоанна Салли, легкого поведения брюнетка. Стоукс "встречался" с ней за спиной своей жены с прошлой осени. В этот конкретный момент на Джоанне, как и следовало ожидать, не было блузки и лифчика.

- Вечеринка окончена, - сказал Курт.

Стоукс и девушка превратились в силуэты из плоти и крови. Луч фонарика скользил по лицам, лишенным цвета из-за того, что их так величественно застали на месте преступления. Стоукс подтянул штаны, бормоча со своим загадочным южным выговором:

- Чертов сукин сын. Я, черт возьми, не должен был знать, что сюда заявится какой-нибудь полицейский.

Джоанна, стоя на четвереньках, лихорадочно шарила в поисках своей блузки. К удивлению Курта, ей, похоже, не очень-то везло.

- Ленни, - взвизгнула она, - кто это?

И Курт понял, что они не видят его лица, только ярко-белый круг света от фонарика.

- Моррис, - прорычал Стоукс, прикрывая глаза рукой. - Это, должно быть, Моррис.

- Верно, - согласился Курт. - Старая добрая "всеамериканская любовь после обеда". Проверяешь, на месте ли у нее миндалины, а, Ленни?

Стоукс скривился под ярким белым лучом.

- Чертова сладкоежка. Убери этот гребаный свет от моих глаз.

Курт не выполнил просьбу.

- Мне следовало бы надавать тебе по морде за то, что ты оборвал цепь.

- Ты ни хрена не сделаешь, болван, потому что цепь была уже порвана. Кто-то другой обрезал ее.

- Конечно, Стоукс, и вода тоже течет в гору, верно? В один прекрасный день я поймаю тебя с твоими болторезами и накину их на твою вороватую деревенскую шею.

Лицо Стоукса порозовело от ярости.

- Это довольно грубые слова из уст слабака. Только потому, что у тебя есть пистолет и значок, это не значит, что ты можешь трахать всех подряд, сколько тебе заблагорассудится. Я тебя не боюсь, Моррис, и однажды я так надеру тебе задницу, что ты подумаешь, что умер, и возродишься в виде футбольного мяча.

- Разговоры ничего не стоят, Стоукс, и я могу сказать, что ты много болтаешь. Почему бы тебе просто не надрать мне задницу прямо сейчас?

- Нет, не сейчас, "киска". Когда придет время.

Джоанна все еще ползала по земле, и ее пронзительный голос отдавался эхом.

- О, Ленни, я не могу найти свою блузку. Помоги мне найти мою блузку.

- Тупица, - ответил Стоукс. - Она в машине. Ты сняла ее перед тем, как мы вошли.

- Я и не думал, что у тебя есть блузка, - сказал ей Курт. (Джоанна была одной из дешевых танцовщиц топлесс в "Наковальне" и обычно проводила больше времени без блузки, чем в ней.) - Зачем утруждать себя приобретением вещей, которыми ты никогда не пользуешься?

Густо покраснев, она встала, но прежде чем успела прикрыть грудь, луч Курта скользнул по верхней части ее тела, чисто случайно, конечно. В ярком свете ее плоть отливала белизной рыбьего брюха, резко выделяясь на фоне крупных розовых сосков. Она быстро скрестила руки на груди и закричала:

- Ты делаешь это нарочно! Прекрати светить на меня этим фонариком, извращенец!

Курт громко рассмеялся.

- Вот ты полуголая, спускаешься с парнем в шахту трахаться и называешь меня извращенцем? Это лучшая шутка, которую я слышал за всю неделю. Не волнуйся об этом, Джоанна. Я уже видел твои сиськи раньше. Ничего особенного.

Джоанна крепче прижала руки к груди, излучая гнев и смущение. Стоукс сказал:

- Почему бы тебе не успокоиться? Мы никому не причинили вреда.

- К твоему сведению, ты вторгся на чужую территорию, что противозаконно, и я чертовски хорошо знаю, что ты перерезал эту цепь. А в твою набитую цементом башку когда-нибудь приходило, что, войдя сюда, ты можешь погибнуть? Это место должно было обвалиться около пятидесяти лет назад... Убирайтесь отсюда, вы оба. Найдите какое-нибудь другое место, где можно повеселиться. У меня есть дела поважнее, чем тратить время на арест вас, двух пустоголовых пугал.

Стоукс ухмыльнулся в тусклом свете.

- Ты просто гребаная свинья, вот и все, что ты есть.

- Да, и позволь этой свинье дать тебе несколько дельных советов. В следующий раз, когда я поймаю тебя здесь, ты окажешься в окружной тюрьме быстрее, чем успеешь произнести "меня здесь трахнут в жопу", - он повернулся к девушке, - и тебя это тоже касается, мисс обнаженная Америка. Посмотрим, какие чаевые ты получишь, когда будешь танцевать стриптиз в туалете для лесбиянок.

- Ты не можешь так со мной разговаривать! - закричала она на него. - Ленни, он не может так со мной разговаривать!

- Не волнуйся, - сказал Стоукс и повернулся, чтобы уйти. - Он получит свое. Пошли.

- О, Ленни? - сказал Курт. - Я давно не видел твою красавицу жену. Ты снова довел ее до коматозного состояния, или она, наконец, ушла от тебя? Шикарная женщина, в отличие от твоих дешевок-подружек.

- Вики знает, что лучше не бросать меня. Но это не твое собачье дело, не так ли?

- Конечно, это так, Стоукс. И запомни - в следующий раз, когда я услышу, что ты избил свою жену, я лично засуну этот фонарик тебе в задницу так глубоко, что ты сможешь щелкать выключателем языком.

- Это мы еще посмотрим, свинья. Хрю-хрю.

В слабом свете фонаря Курт наблюдал, как Стоукс и девушка, спотыкаясь, удаляются к выходу из шахты, пока не скрылись из виду.

Некоторое время он оставался в проходе, стоя как-то отстраненно и странно. Он подумал о Стоуксе и Джоанне Салли, испытывая тайное острое чувство вины, радуясь тому, что Стоукс все еще открыто изменяет своей жене. Сколько еще Вики сможет продержаться с ним? Она, должно быть, знает о его супружеской измене. Несмотря на это, поведение Курта было непростительным. Полицейские должны были относиться ко всем людям с профессиональной объективностью, но к этому времени он даже не стал бы лгать самому себе или пытаться найти объяснение своему неприемлемому поведению. Когда дело касалось Ленни Стоукса, Курт просто не был респектабельным офицером полиции. Теперь он знал это; он знал это уже много лет. Стоукс был не просто типичным городским хулиганом, это было его личное дело. Курт ненавидел Ленни Стоукса. Ненавидел его до глубины души.

Потом появились новые мысли, уродливые, причиняющие боль мысли о Вики Стоукс и о том, что Ленни делал с ней и должен был делать: побои, опухшие глаза, синяки, ставшие желтовато-черными, и тот случай у "Наковальни", когда Стоукс ударил ее так сильно, что из уха потекла кровь. Все это вызывало у него тошноту, тошноту от движущихся частей этого мира, тошноту от самого себя. Слишком часто грезы наяву разливались по его мозгу, как какая-то прогорклая светящаяся жидкость, видение его собственного револьвера, прижатого к виску Стоукса. Опускающийся курок...

Он закрыл глаза и потряс головой, пока вихрь мыслей и сцен не рассеялся. Он продолжал стоять там, необъяснимо, в этой абсурдной шахте. Темнота окутывала его справа, слева и сзади. Это наполнило холодом пустоту и одиночество в его сердце, тишина сгустилась. Он быстро включил и выключил фонарик несколько раз подряд, глаза нерешительно привыкали к чередованию белого с черным, белого с черным-черным, и он по-детски осмелился оставить фонарик выключенным и просто постоять там, но не сделал этого из-за столь же детского страха, что что-то черное может появиться, наполовину видимый, и отвратительный протягивал руку, выхватывал свет и хрипло смеялся.

Пришло еще больше мыслей, странных, бессвязных, невозможных.

Снова включив вспышку, он направил ее пронзительный луч вперед, в шахту. Откуда-то издалека, словно по часам, капала вода; в лучах света плавали мелкие пылинки. Шахтный ход уходил все глубже и глубже, превращаясь в бесконечное углубление в земле. Он резко повернулся и направился к выходу, походка перешла в рысь, и к тому времени, когда он снова оказался на улице, он уже бежал, потому что в последнюю секунду перед тем, как сорваться с места, его посетила последняя мысль - жуткая мысль о том, что что-то в глубине шахты, что было уничтожено, все это время наблюдало за ним.