Мёртвый хватает живого (СИ) - Чувакин Олег Анатольевич

И никаких примитивных страстишек! И вредных привычек, уважаемый Максим Алексеевич, — тоже. Ни играть в карты, ни пить, ни курить новые люди не будут. Это, кажется, Грин писал, что настоящий мужчина должен пить, курить и играть в карты? Настоящие мужчины — и настоящие женщины — будут жить вечно, делать научные открытия и летать в космос! Люди перестанут тратить время на сон и болезни. На бессмысленную и ненавидимую «работу», на посещение врачей и чиновников. Люди смогут жить под водой и на Марсе. Не станет квартирного вопроса. Знаете что, Максим Алексеевич? Новые люди не будут какать и писать. А ведь это чертовски удобно, не правда ли?… Нам здесь не нравится туалет на улице — а новым людям туалеты нужны не будут. Ноль испражнений, кишечник не функционирует; пища усваивается целиком, насыщая плазму энергией. Нам холодно? И это для новых людей — не проблема. Их не заморозит и абсолютный нуль.

А сила, Максим Алексеевич?… Вы не задумывались о физической силе? Никита, парень и без того не слабый, стал нынче так силён (точнее, прочен), что мог головою биться о пуленепробиваемое стекло — и сотрясать весь мой кабинет! Безо всякого вреда для своей головы.

— Но пуля-то?

— Пуля голову пробьёт, Максим Алексеевич. Но и то — с небольшого расстояния. Ткани «обновлённых» очень прочны. Ударить «обновлённого» — всё равно что врезать сосне.

— А когда некого станет есть?

— Когда мы всех съедим, Володя? — Это Люба.

— Без пищи «обновлённые» засыпают. При долгом отсутствии пищи начнутся мутации. Перестройка организма. Привыкание к новым видам пищи. Животной.

— А то и вегетарианской? — Это Максим.

— Мы сами узнаем это. Предсказывать, к чему приведёт эволюция, сложно. Почему бы и не вегетарианство? Кроманьонцы имели рацион из мяса, но современные люди едят мяса намного меньше, а многие не едят и вовсе: кто по убеждению, кто из бедности, а кто и по диете. В любом случае, все старые люди станут новыми. И, значит, будут найдены альтернативные источники пищи.

— А собаки, кошки, птицы? Как на них подействует вирус?

— Они не инфицируются. Инфицированию на клеточном уровне будут подвержены только особи со структурой человеческой ДээНКа, являющейся основой для «опознания» пентавирусом. Преображение коснётся одного вида: Homo sapiens. В человеческой истории стартует новый виток биологической, а затем и социальной эволюции.

«Именно так я и сказал в записке».

— От Homo sapiens — к Homo pentaxinus, — сказала Люба.

— Искусственной эволюции, — добавил Владимир Анатольевич. — Рукотворной. Запрограммированной человеком. Как писал молодой Маркс: обстоятельства в такой же мере творят людей, в какой люди творят обстоятельства.

Глава семнадцатая

Дина слушала разговор мамы и воспитательницы. Взрослых. И почему они называются: взрослые? Зинка говорит: потому, что они выше нас ростом. Но брат Зинки ростом выше мамы Зинки, а взрослым его никто не называет. А Колька Шаламов говорит, что потому, что много знают. И тоже непонятно. Как же они много знают, если мама и Инна Григорьевна не знают ничего? Дина слушала их разговор и понимала: они не взрослые.

— Откуда мне знать, что происходит? — говорила Инна Григорьевна. — Без воды мы не можем работать. Ни сады, ни ясли. Вы представьте только, как без воды… Поэтому и вызываем родителей. Воды нет, и никто точно не знает, когда дадут. Мы уж решили снег топить. Во всей Тюмени воды нет. И ничего не сообщают.

Ну вот, думала Дина, взрослые, а ничего не знают.

— У меня проект горит, — сказала мама Инне Григорьевне, — и мать с отцом, как назло, укатили в Европу к одноклассникам. Вот прямо вчера, представляете. В Германии-то, конечно, вода есть… И что делать, ума не приложу. У меня клиент с ума сойдёт. А шеф меня уволит. Выбросит на помойку. Скажет: «Выбирай: или ребёнок, или работа».

— Не при ребёнке, — тихо сказала Инна Григорьевна. И сверху посмотрела на Дину. Дина улыбнулась ей, подмигнула. И Инна Григорьевна тоже подмигнула Дине.

А мама говорила:

— Не надо было мне с мужем разводиться. Подумаешь, погулял… Сама-то я — тоже хороша… Не знаю.

Вот-вот, думала Дина, ничего-то они не знают. Они ненастоящие взрослые. Дина всё поняла: она ненастоящие взрослые, и ей надо будет рассказать о своём открытии Кольке и Зинке. И её брату тоже. Может, он-то настоящий, а ненастоящие его обманывают.

— А если воды и завтра не будет?

— Позвоните ближе к вечеру, — сказала Инна Григорьевна.

Ничего вы не узнаете, думала Дина. А мы вот с Колькой и Зинкой всё узнаем — и станем самыми настоящими взрослыми. Будем делать сердитые лица, курить, пить из больших бутылок (из рюмок тоже), говорить гадкие слова, какие мама говорила папе, а Зинкин брат говорит Зинке, — и будем носить с собой зонтики, когда нет дождя, и откидывать башлыки, когда идёт снег. И перестанем сидеть на коленях у взрослых, а это они у нас на коленях сидеть будут. Только не Зинкина мама у Зинки: потому что весит тонну.

— Коммунисты говорят, что правительство обанкротилось и уезжает в Канаду. И в стране не будет ни воды, ни света, ни картошки. Это муж на улице слышал, звонил мне.

— Коммунистам — только воду мутить.

— Вы так считаете? — сказала Инна Григорьевна. — Я вот при них в школе и педучилище училась. И работать при них начала. При них-то всё понятно было. Ленин — вождь мирового пролетариата, любитель субботников и создатель общества чистых тарелок, Маркс и Энгельс — великие теоретики. Пролетарии всех стран, соединяйтесь, и от развитого социализма — к коммунизму. Никакой безработицы, бесплатная медицина, бесплатные квартиры. И ожидание рая. И, между прочим, народная сознательность. Низкая преступность и высокая рождаемость. И никаких стальных дверей и домофонов. И демонстрации на октябрьские — с портретами Ленина, с транспарантами, флагами. Аж мороз по коже. И люди — верили. А теперь одно ворьё в законе. И никто не верит.

Воспитательница погладила Дину по голове. Инна Григорьевна всё же немного взрослая.

— Сделаете из моего ребёнка коммунистку, — сказала мама.

— Скоро все станут коммунистами, — сказала Инна Григорьевна. — Бытие определяет сознание. Муж тут принёс мне книжку Проханова, так тот советует Ленина перечитать.

— Пусть сам и читает. Нам об этом знать не нужно. И Дине моей тем более. И вы прекращайте со своей агитацией. Не то напишу кому следует. Пойдём, Динка.

— Кому? В эФэСБэ? Президенту? В секретариат «Единой России»?

Дина сказала:

— Ну почему ты тянешь меня за руку, мам?… Инна Григорьевна говорит так интересно.

Мама притворяется взрослой, а вот Инна Григорьевна — взрослая.

— Глупости она говорит. И не для детских ушей.

— А я знаю про коммунизм. У Кольки Шаламова отец — коммунист. Он нам даже билет показывал. Красный.

— Какой ещё красный билет?

— Партийный, — вспомнила Дина. — Он сказал, что при коммунизме у всех будут… потребности и ещё… особенности. То есть возможности. И не будет денег, слышишь, мама? И все будут жить дружно и улыбаться.

— Ага, как сумасшедшие. — Мама стала тянуть её за руку, и Дина, не желая идти, повисла на маминой руке. — Динка, ну идём же быстрее. Меня же уволят. Шеф меня точно раздеться заставит. Ой.

— А зачем — раздеться? Ты идёшь на приём к доктору? Или вы там на работе ходите голые? А шеф твой — мужчина, а ты — женщина. А это неприлично. Ты сама говорила. Ты не знаешь, что говоришь.

Нет, мама не взрослая. Не все, которые выросли, на самом деле взрослые. А взрослые только те, которые всё знают. Вот!

— Говорила. — Мама вздохнула. И вдруг хитро улыбнулась. — Это тренировка такая. Чтобы знать, как будет при коммунизме. При коммунизме жёны и мужья общие. И дети общие. Поэтому все могут ходить голыми.

— И я — общая и голая?

— И ты.

Дина не поверила маме. Ещё чего! Она, Дина, ведь не общая, а мамина. Если б она была общая, то жила бы на улице, как бедная собачка Фрося в их дворе. И мама — не общая. Что она выдумывает!.. Мама ничего не знает. Надо будет спросить у Инны Григорьевны. Инна Григорьевна взрослая. Когда Дина вырастет, то будет как Инна Григорьевна.