Инкубы (ЛП) - Ли Эдвард

- Как и те, другие имена, Джек. Фраус. Фо. Это были не имена, а слова. Хоронос - это тоже не имя. Это греческое слово.

Джек нажал на кнопку "Кэмел".

- О чем ты говоришь?

Она замолчала, чтобы перевести дыхание. Он не понял.

- Позволь мне спросить тебя кое о чем... У тебя есть какие-либо основания полагать, что исчезновение Вероники может быть как-то связано с делом "религиозного треугольника"?

Джек посмотрел на нее с недоумением.

- Это нелепо. Они совершенно не связаны.

Тогда Фэй Роуленд просветила его.

- Хоронос по-гречески означает "аориста".

ГЛАВА 34

В трудные времена обычно не задумывались о логике - ее слишком легко было подчинить эмоциям и, конечно же, недальновидности. Другими словами, Джек Кордесман начал действовать раньше, чем начал думать. Опустив ногу на педаль, он курил и возился с картами, пока вел машину, то выезжая на свою полосу, то сворачивая с нее. Указания Джинни были несложными, но ему было трудно применить их к карте округа. Он почувствовал, что что-то борется с ним.

После откровения Фэй в баре Джек вскочил с места.

"Это невозможно, - подумал он. - Совершенно невозможно".

Но его не пугали такие формальности, как здравый смысл. Она дергала его за рубашку на парковке, кричала на него, пыталась урезонить, но все было напрасно.

- Ты не можешь поехать туда один! - кричала она.

- Почему нет?

- Эти люди - убийцы!

- Если это так, я разберусь с ними, - решительно заявил он.

- Пусть этим занимается полиция!

- Я и есть полиция. Кроме того, они все равно ничему не поверят. Нойл? Олшер? Ни за что.

- Тогда возьми с собой людей! Кто-нибудь, кто бы тебя поддержал!

- Нет.

- По крайней мере, позволь мне поехать с тобой!

- Нет, - сказал он, сел в машину, закрыл дверцу и уехал.

Он увидел, как она съежилась в зеркале заднего вида, когда он тронулся с места. Она смотрела ему вслед, стоя посреди улицы. В тот момент она выглядела очень грустной. Она выглядела раздавленной.

"Я придурок, - подумал он сейчас. - Я холодный, невнимательный ублюдок".

Теперь, когда у него появилось четкое представление о том, куда он клонит, на поверхность всплыли крупицы логики. Во-первых, это вполне могло быть ошибкой и чрезмерной реакцией. Шансы были астрономическими. Возможно, он неправильно записал имя. Возможно, Джинни ошиблась. Во-вторых, даже если это и не было ошибкой, Фэй была права. У Джека должна была быть поддержка, или он должен был, по крайней мере, попытаться ее получить, не то чтобы его авторитет в последнее время был особенно высок среди начальства. Он вел себя нерешительно, а потом и еще немного грубо.

Шины машины без опознавательных знаков загудели по асфальту. Машина выжимала из себя все, что могла. Он проезжал мимо грузовиков и полуприцепов, направлявшихся к шоссе; длинные открытые поля слева и справа расплывались перед глазами. Ночь была чудесной, звездной и теплой. Луна следовала за ним, как наблюдатель.

"Что я собираюсь делать, когда доберусь туда?"

Это был разумный вопрос. Что, по его мнению, он собирался делать? Выломать дверь Хороноса? Проникнуть в его поместье, как какой-нибудь коммандос в черных масках? Был ли он рыцарем в сияющих доспехах, путешествующим через ад и бурю, чтобы спасти девушку, попавшую в беду?

"Или я собираюсь выставить себя полным идиотом?"

И предположим, что эти парни были убийцами? У убийц, как правило, было оружие. Все, что было у Джека, - это его "Смит-38", пятизарядный револьвер с J-образной рамкой, и у него не было лишних патронов. В багажнике лежал запаркованный "Ремингтон-870" со складывающимся прикладом, который он терпеть не мог (потому что тот брыкался хуже, чем разъяренный мул), и старый револьвер "Уэбли" (который брыкался еще хуже), который он держал при себе только потому, что с ним было забавно ходить на стрельбище. С дробовиком было бы трудно маневрировать в тесноте, а "Уэбли", хотя и заряжался под патронник 455-го калибра, был антиквариатом. Большой, неуклюжий, и ему уже лет тридцать как пора было выходить из строя.

Он мог лишь смутно представлять себе, как к нему обращаться. При такой скорости, шестьдесят пять - семьдесят миль в час, он, вероятно, добрался бы туда за девяносто минут. Хоронос был богат, эксцентричен и, очевидно, заботился о своей личной жизни. Джек представлял себе скорее крепость, чем поместье. Высокие заборы, бронированные окна, стальные двери. Джек мог вскрыть обычный замок, но он не мог прикоснуться к трубчатым (которые есть в большинстве систем сигнализации) и не мог вставить ключ в замочную скважину. Что, если бы у Хороноса были собаки или охранники? Что, если бы у него было видео? Они будут ждать его, и они будут готовы.

Но затем тьма отступила на тысячу лет. "Хоронос, - расшифровал он. - Аориста. Что, если Фэй была права? Возможно, они убивают Веронику прямо сейчас".

Ритуал, который никогда не заканчивается. По крайней мере, если он умрет, то сделает это от рук истории, а не какого-нибудь торговца крэком или уличного отребья.

Он подумал о Шанне Баррингтон, о черном шве на месте вскрытия. Он увидел Ребекку Блэк, распятую на залитой кровью кровати, и чистые белые стены, украшенные сатанинскими рисунками красного цвета. Он подумал о грустном стихотворении, написанном Сьюзен Линн, стихотворении, которое оказалось ее собственной эпитафией.

Он вспомнил, как в последний раз занимался любовью с Вероникой. Он вспомнил запах ее волос, вкус ее плоти. Он подумал о том, какой она была на ощупь, такой прекрасной и страстной, такой горячей для него. Он вспомнил, что она сказала ему, когда он кончил в нее, ее голос был едва слышной мольбой, лишенной смысла из-за отчаянной попытки передать то, что сводило все слова в ее языке к полнейшей неполноценности.

Ее мольба была такой: я люблю тебя.

Теперь ее любовь к нему угасла, он это знал, но никогда не мог забыть, как прекрасно все было в прошлом, как много он для нее значил.

А теперь эти аористы, эти безумцы, возможно, убивают ее.

"Они не убьют ее, - подумал он. Его длинные волосы развевались на ветру. - Нет, если я убью их первым".

Его взгляд был прикован к бесконечной ленте дороги, руки крепко сжимали руль. Он закурил "Кэмел".

Он маниакально улыбался.

Возможно, он даже громко рассмеялся, когда прошептал:

- Если они только прикоснутся к ней, я убью все, что движется.

ГЛАВА 35

- Аориста, Отче! Я - аорист!

И снова огромная прекрасная черная птица опустилась, еще ниже, чем когда-либо, в глубины. Это казалось возвышенным и ярким в великолепной, хаотичной тьме, черная аура, воспевающая шепот провидения. Она слышала... славные вещи. Знамения и достоверность, далеко превосходящие все знания мира. Это был шепот Отца.

Птица легко перелетала через пропасти, каждое земляное сооружение было похоже на канал с дымящейся кровью, пузырящейся, как лава, а густой дым от запекшегося жира был сладчайшим ароматом для ноздрей ее клюва, похожего на впадину. Внизу трудились стражи, разделяя дергающиеся лица короткими проворными пальцами, сдирая горячую кожу со спин прекрасных человеческих животных, извлекая внутренности из разграбленных животов в алом блаженстве.

"Аориста! - подумала птица. - Аориста!"

Теперь она сидела и наблюдала, расправляя свои гладкие черные крылья.

"Какая честь сидеть здесь, на коленях истины".

"Ты оказал мне честь, - донесся шепот. - Так что смотри теперь на все, что тебя ждет".

"Да! Аориста!"

Только тогда, в затуманенном видении, огромная птица осознала, где она находится: на самом плече Отца.

Назад...

... и так оно и было, она взмыла обратно сквозь апсиду тенебр, мимо зубчатых гребней из оникса и эбенового дерева.