Кино под небом - Лансдейл Джо Р.

Свет был таким ярким, что образы на экране побледнели и исчезли.

Мы посмотрели вверх.

Источником света была огромная красная комета, или метеор, летящий прямо на нас. Ночное небо и окружающие звезды утонули в ее свете, эта штуковина буквально заполнила собой все вокруг. Исходящие от нее лучи казались мягкими и жидкими, будто она купалась в теплом молоке с медом.

Столкновение с автокинотеатром казалось неминуемым. Моя жизнь не пролетела у меня перед глазами, но я внезапно подумал о том, чего не сделал, подумал о маме и папе, а затем комета вдруг улыбнулась.

Раскололась посередине, явив нам пасть, полную острых, как полотно пилы, зубов. Похоже, вместо взрыва нам перед смертью было суждено услышать хруст.

Пасть раскрылась еще шире, и я уже отворачивал голову от неизбежного, думая, что через секунду буду проглочен ею, как Пиноккио китом, когда… комета взмыла вверх и унеслась прочь, волоча за собой свой огненный хвост, осыпая нас мерцающими красными искрами и усиливая в нас ощущение погружения в теплую жидкость.

Когда красная пелена спала у меня с глаз, и я снова смог видеть, небо из кроваво-красного стало розовым, а затем медленно начало принимать свой естественный цвет. Комета ускорялась все быстрее, уносясь ввысь, словно увлекая за собой луну и звезды – они исчезали, будто блестки, смываемые в канализационную трубу. Наконец, комета превратилась в ярко-розовую точку, окруженную черным вихрем, искрящимся синими молниями. Затем темное небо погрузилось в тишину, молнии погасли, и от кометы осталось лишь воспоминание.

Сперва казалось, будто ничего не изменилось, кроме исчезновения луны и звезд. Но обстановка вокруг автокинотеатра стала другой. За семифутовым жестяным забором, окружавшим его… ничего не было. Ну, точнее, ничего, кроме черноты. Это было полная чернота, абсолютный шоколадный пудинг. Крыши домов, верхушки деревьев и здания, которые были видны за забором еще секунду назад, исчезли. Не было даже пятнышка света.

Единственное освещение исходило от самого кинотеатра: из открытых дверей машин, от светильников торговой палатки, от красных неоновых вывесок «ВХОД» и «ВЫХОД», от лучей прожекторов, и от самых ярких источников – входного козырька и высокой эмблемы «Орбиты». Последняя возвышалась на бетонной шпоре, пронзающей черноту, словно маяк над ночным океаном. Я почувствовал странную тягу к этому великому символу, его чередующиеся синие и белые огоньки отбрасывали на торговую палатку отблески, отчего хеллоуиновские декорации в ее витрине казались какими-то живыми и гораздо более уместными.

Затем я бросил взгляд на экран. На нем снова проявился «Кошмар дома на холмах», но былого веселья он уже не вызывал. Он казался ужасно глупым и неуместным, словно пляски на похоронах.

По парковке прокатился ропот, в голосах звучало удивление и смущение. Я увидел, как парень в костюме монстра снял с себя резиновую голову, сунул под мышку и огляделся вокруг в надежде, что все это ему померещилось, что этот эффект случился из-за недостаточного освещения, проникавшего в прорези для глаз. Девушка в бикини расслабила живот, потеряв желание его втягивать.

Я внезапно осознал, что иду к выходу вместе с нашей бандой, и Боб, как идиот, несет какую-то околесицу. Гул голосов по всей парковке нарастал, люди выходили из машин и шли в том же направлении, что и мы, как лемминги на зов моря.

Один тип завел машину. Новенький универсал «Форд», и он был под завязку набит жиром. Жирный водитель в гавайской рубашке, рядом – жирная жена, два жирных ребенка на заднем сиденье. Автомобиль на удивление ловко обогнул стойку с колонкой, вспыхнул фарами и рванул к выходу.

Люди бросились перед «универсалом» врассыпную, и я мельком увидел лицо водителя, когда тот промчался мимо. Оно походило на маску, сделанную из мастики, с нарисованными глазами, размером с мячи для гольфа.

Фары светили в темноту, но не проникали в нее. Машина, звякнув, вдавила в пазы парковочные шипы и исчезла в «шоколадном пудинге». Будто испарилась. Не было слышно даже удаляющегося звука двигателя.

Высокий ковбой в стетсоне, утыканном зубочистками и перьями, неспешно подошел к проему, пожал плечами и произнес:

– Давайте выясним, что за хрень здесь происходит.

Придавив ногой парковочные шипы, он сунул руку по локоть в «пудинг».

И вдруг закричал. Ни в реальной жизни, ни в кино я никогда не слышал такого звука. Будто у меня внутри сдетонировала глубинная бомба, и взрыв разрушил позвоночник и сотряс череп.

Ковбой отшатнулся назад, шлепнулся на землю и стал кружиться, словно пес с выпущенными кишками. Рука от кисти до локтя у него отсутствовала.

Мы бросились ему на помощь, но не успели коснуться его, как он заорал:

– Назад, черт возьми. Не трогайте меня! Оно течет!

Он снова закричал, но было похоже, будто его голосовые связки залепило грязью. И тогда я увидел, что он имел в виду, когда сказал «оно течет». Рука медленно растворялась, сперва повис рукав, потом сложилось плечо, и ковбой снова попытался закричать. Но что бы ни пожирало его снаружи, изнутри оно обрабатывало его еще быстрее.

Кости и плоть у него превратились в желе, лоб вывалился вперед и стек на разрушающееся лицо. Ковбойская шляпа накрыла собой жидкое месиво. Все его тело превращалось в жидкость и вытекало из одежды отвратительными ручьями. Вонь была ужасная.

Задержав дыхание, я осторожно протянул руку, взял один из его сапог и перевернул. Из него вылилась мерзкая, похожая на рвоту жижа.

Стоящий рядом Боб выругался, а Уиллард произнес что-то неразборчивое. Выронив сапог, я посмотрел на тьму за жестяным забором, и до меня дошла страшная истина.

Этот автокинотеатр стал для нас ловушкой.

6

Тот факт, что автокинотеатр превратился в западню, стал сразу же понятен большинству, но постепенно его приняли и остальные. Хотя были и такие, которые сначала ничего не поняли, как та парочка в «Бьюике», припаркованном неподалеку от нашей компании, которая разглядывала шляпу, сапоги и пустую одежду растворившегося ковбоя. И комета, и вопли остались без их внимания. Они были слишком увлечены своими любовными утехами. Парочка расположилась на заднем сиденье, одну ногу девушка закинула на кресло, а другую – на полку для мелочей. Мы все наблюдали за раскачивающейся машиной, и видели, какому испытанию подвергаются амортизаторы и четырехслойные шины. И когда машина наклонялась в нашу сторону, было видно скачущий вверх-вниз бледный зад, словно человек-невидимка подбрасывал баскетбольный мяч. Мы не спускали с него глаз, поскольку он был тем, что связывало нас с нашей прежней реальностью. И я очень расстроился, когда все кончилось, девушка опустила ноги, а чуть позднее они с парнем выбрались из машины, помятые, сперва сердитые, а затем смущенные. Причиной этому послужили наши лица, образованная нами толпа, гул наших голосов, тот факт, что еще больше людей шло в нашу сторону и, конечно же, абсолютная чернота вокруг.

Кто-то попытался рассказывать парочке про комету, про толстяков в «Форде» и храброго (или глупого) ковбоя, который растворился, но те лишь ухмылялись.

– Да ладно, – произнес парень.

– Что ж, – сказал Боб, и показал рукой на «пудинг», окружающий автокинотеатр, – наверное, нам просто приснилась вся эта хрень. Если считаете, что мы вас дезинформируем, почему бы вам не прогуляться в то дерьмо – только не думайте, что вернетесь.

Парень посмотрел на девушку, та – на него. Затем он снова посмотрел на нас и покачал головой.

Люди пытались настроить радиоприемники и гражданские рации, некоторые собрались у торговой палатки, чтобы попробовать воспользоваться телефонами. Но ничего не работало. Из радио доносились лишь легкие помехи.

Толпа росла. Нас было уже больше сотни, и люди продолжали присоединяться. На Парковке Б то тут, то там, тоже начали образовываться кучки. Некоторые водители ездили на своих машинах кругами и сигналили, может, еще не напуганные, но определенно сбитые с толку. Но это продолжалось недолго. Довольно скоро машины перестали разъезжать, остались лишь группы людей, разговаривающих или выглядящих потерянными.