– Костян, когда запуск? – вдруг заорал он.
Макс отпрянул и залился краской – так что уши загорелись. Но Денис Никитич на него не смотрел.
Над гребнем холма появилась патлатая седая голова, широкие плечи в спецовке. Мужик взбирался по стене с той стороны, цепляясь за что-то.
– Две минуты, – прокаркал тот, вставая на ноги.
– Свезло тебе, молодой, – оскалился Денис Никитич, – сразу на песколовочку посмотришь. Механизмы старше тебя, а работают! – Он рысью потрусил по газону вверх. – Чертов город, жмоты, – долетело приглушенное.
Макс побрел следом, покачиваясь. Земля гудела, низко, угрожающе, словно внизу катился бесконечный состав метро.
Он представил, как под зеленой лужайкой, вертикально уходя вниз, под подошвами кроссовок зияет пустота, а в ней бурлит жирная сточная вода. Она собрала дрянь и мерзость со всего города и злобно клокочет, ненавидя людей за то, что они с ней сделали. За то, как изуродовали. Ей никогда, никогда не стать снова радостной, светлой – сколько ни фильтруй. Она впитала все отходы человеческие, изменилась безвозвратно и новое насилие – вторжение химических реагентов, призванных очищать, – ее не оживит.
Макс моргнул.
Это просто канализация. Вода с кусками тряпок, волос и всякой пакости. Под его пятками. Под пригорком с травинками, в подземных тоннелях… Рвется наружу из-под крышек люков. Мама в детстве одергивала: «Не наступай на люки – провалишься!» Наверное, хотела пояснить: «Поток тебя схватит за ноги и потащит, размозжит твою голову о бетон, ты задохнешься в парах метана…» – но почему-то не договаривала.
Макс поступил в университет на кафедру водоподготовки. Жаждал природу спасать, дурак. Воду чистить.
Он уставился на носки кроссовок, перемазанные в песке. Вокруг подошвы топорщились мятые желтые одуванчики. Под ними глухо тряслась земля.
Вода человеку нужна, он ее мучить не перестанет – как спасать?
Макс встряхнулся и припустил вверх по холму, взобрался на вершину – и замер. Впереди зияла пропасть: пустая бетонная чаша, осклизлая, в черных потеках. Она уходила вперед, в длину, перекрытая кое-где тонкими металлическими мостиками. Из конического дна торчали, как кости динозавров, шнековые трубы-транспортеры.
Песколовка, мать ее, глубиной метров шесть. Улавливает песок из стоков.
А выглядела как безобидные квадратики на чертежах… Не зря он избегал очистных. Не зря мечтал о чистом офисе подальше от этого кошмара. Если бы не Лера, ноги б его тут не было.
Чертов Денис Никитич, чтоб ему пусто было. Отобрал у Макса самое дорогое – любимую девушку, где-то сгубил ее, а сам бодро скачет.
Макс вытянул шею, глянул вниз.
Ребра вертикальной лестницы торчали над краем чаши. Макс сглотнул. Там шею свернуть – раз плюнуть. Как погибла Лера? Из чаши выбрался Костян… Прямо оттуда? Из вонючего бассейна с лужицами нечистот на дне, куда в любой момент хлынет поток канализации?
Костян тем временем мирно стоял, почесывая лохматый затылок. Темные глаза в складках набрякших век смотрели остро.
Раздалось шипение, треск помех. Макс чуть не подпрыгнул, но это ожила рация у Костяна.
– Запускаю третью песколовочку, – нежно сообщил оператор. Макс вздрогнул: ему почудился мелодичный голос Леры.
Из-под земли вырвался низкий рык. Макс прирос к месту.
Он увидел Дениса Никитича – тот вскочил на тонкий мостик через пропасть, облокотился на перила, свесившись чуть не по пояс.
С грохочущим плеском внизу запузырилась вода. Изжелта-бурая, с шапками коричневой пены, она широко захлестнула дно, поднимаясь выше и выше. Загудел, ворочаясь по спирали, шнек-транспортер. Денис Никитич перегнулся вниз – вот-вот упадет, муть захлестнет с головой, острые края шнека вопьются в тело, кромсая, взбивая кровавые ошметки с желтой пеной…
Макс попятился; ослабевшие ноги не повиновались. Он покачнулся. Голова закружилась, ужас вонзился в легкие, Макс схватился за воздух.
Чьи-то пальцы рванули за локоть назад. Мясистое лицо Костяна оказалось рядом, невозмутимое, но тут же отдалилось. Хватка разжалась.
Из чаши-песколовки поплыл тошнотворный запах, въедаясь в поры, пропитывая одежду и волосы. Запах канализации со сладковатым привкусом разложения. Вот что он вспоминал и никак не мог поймать.
Так пахло в морге, едва уловимо, но мерзко: Макс побывал там однажды – перед похоронами Леры, – но запомнил на всю жизнь. «Отравление ядовитыми парами из канализации», – сказали ему.
Не наступайте на люки…
– Костян! – заорал Денис Никитич. – Чуть не сорвало затвор! Запас походу кончается. Проверь остальные.
– Ладно, шеф! – гаркнули из-за спины. И добавили под нос: – Да сойдет, свежий запас-то.
«Запас чего?» – смутно подумалось Максу. Он как во сне уставился на полосу нежной июньской травы между ним и ревущим адом.
– Расслабься, пацан. – Его больно ткнули под ребра.
Макс обернулся.
Костян выпятил живот под спецовкой, низенький и внимательный.
– Мы тут во все верим, – сообщил он, обшаривая глазками-щелочками пенистую муть. – Верим, что, если перекрыли трубу, – затвор сдюжит. Верим, что запустили насос – и его не сорвет, не разнесет фонтаном и трубу, и металл, и нас. У нас тут, пацан, без веры никак.
– К-кошмар, – выдавил Макс, не в силах оторвать взгляд от зловонной стихии, которая бесновалась в бетонной чаше.
Он позабыл, что должен выглядеть компетентным, чтобы войти в доверие. Какое к черту доверие – выжить бы.
Костян хмыкнул.
– Кошмар, говоришь? – Он сунул руки в карманы. Куртка на пузе натянулась. – Кошмарам надо чем-то питаться, иначе ерунда это, а не кошмар. Бывай.
Он развернулся и шустро, вразвалочку заковылял прочь.
Макс как под гипнозом уставился ему в спину. На что он подписался? Лера… Тоненькая Лера с большими глазами и нежной кожей была здесь совсем одна. Денис Никитич учил ее запускать этот ужас? Руками, которыми она ласкала Макса ночами, пальчиками, которые он целовал, – заставлял ворочать ржавые рычаги и верить, что трубу не прорвет и не захлестнет мутной жижей?
Несчастный случай – так они это назвали.
Тощий полицейский с выцветшими глазами ходил за Максом как пришитый – бумаги готовы, вы единственный ее контакт, завершим формальности… На редкость шустрый, хоть и недокормленный парень.
Нехорошая мысль, но повезло, что родители Леры давно погибли и не увидели, что стало с дочкой.
Макс вонзил ногти в ладони до боли, так что отхлынула дурнота. Он узнает, что здесь случилось на самом деле. Кто и почему отобрал у него любимую.
Вечер накануне «несчастного случая» врезался в память.
Лера тряслась под пледом, зубы стучали о край стакана. Макс с перепугу сварил какао, хотя сроду не готовил напитки сложнее чая.
– Мне оттуда не уйти, – всхлипывала она, – не уйти, не уйти, нигде не скрыться.
При упоминании полиции она истерически рассмеялась и только умоляла не приближаться к станциям очистки – ни к одной, никогда.
Поэтому Макс здесь. Он не супергерой, даже пистолета нет – на проходной охрана бы отобрала. Но есть волшебная вещь – смартфон, который снимает фото и видео. Для полиции.
– Там биологическая очистка, – махнул рукой Денис Никитич. – Бактерии разъедают органику и чистят воду, ты должен знать.
Макс покивал.
Дальнейшее слилось в круговорот объяснений, гонок на машине и шлейфа муторного запаха, который проник, казалось, до самого нутра. Неутомимый Денис Никитич гордо махал руками, поясняя, как ведет свое латаное-перелатаное, чудом работающее хозяйство. Макс едва поспевал за ним. Он держался поодаль, а Денис Никитич прыгал по бортикам озер-отстойников как бессмертный.
Макс очнулся в конце цепочки сооружений, над бетонным каналом с подсвеченной зеленым водой. Свет давали вертикальные лампы, частоколом, как забор, опущенные в канал.
– Ультрафиолет, – отрубил Денис Никитич. – Обеззараживание. Костян скоро придет, жди здесь. Дела! – И был таков.
Шаги затихли в промозглом воздухе. Под низким потолком плыли зеленоватые блики. Мирно журчала вода – прозрачная, без запаха. Из канала она уходила в трубу в половину человеческого роста, а потом, под землей, – на волю, в реку.
