Семь дней Мартина - Мансуров Дмитрий Васимович

Кажется, поверили.

– Может, у вас найдутся лишний тулуп и брюки? – спросил Правич, – Я заплачу, не беспокойтесь, деньги у меня есть!

– Проходи в дом, добрый путешественник! – предложили дровосеки, – Там и поговорим. Нечего замершему человеку стоят на улице.

– Спасибо, уважаемые! – Правич искренне пожал им руки. Дровосеки прикинули, что на сегодня нарубили достаточно, набросали в костры с полсотни поленьев, и пошли в дом – поужинать и послушать рассказы нового знакомого о путешествиях.

Глава 7

Иван-царевич перелистывал страницы журнала, любуясь роскошными фотографиями космических просторов. Юлька исхитрилась-таки заинтересовать его инопланетными пейзажами настолько, что за последний журнал они взялись одновременно и теперь вырывали его друг у друга. Точнее, царевич размахивал журналом, стараясь отцепить от него куклу, намертво ухватившуюся за корешок обеими руками. Упрямая Юлька не сдавалась и возмущенно кричала:

– А-а-а! Я первая к нему подошла!

– А я первый на него посмотрел! – возмущался царевич. – Это ты перехватила мой взгляд и из вредности сиганула с кресла, словно тебя пнули в одно место! Отцепись от журнала, а то порвешь!

Кукла приросла к журналу, словно рыба-прилипала к акуле.

– А еще кричала, что сил у нее нет! – возмущался царевич, – Хватка, как у медвежьего капкана!

– Отдай журнал по-хорошему! – пригрозила Юлька. – А то укушу – больно будет!

– А вот и не укусишь! – Иван выставил перед лицом куклы правую ладонь. – Кусай, чего присматриваешься?

– Сначала руки вымой, грязнуля! – процедила кукла. – Я такие руки не кусаю, себе дороже.

Царевич отпустил журнал, тот вместе с Юлькой упал на пол и накрыл ее с головой.

– Ничего они не грязные! – сказал он. – Между прочим, мне скоро умирать, а тебе существовать до тех пор, пока моль не съест. Могла бы и подождать недельку.

– Ложка дорога к обеду! – сурово сказала кукла, карабкаясь на кресло. – Царевич, хватит стенать. Лучше подай мне журнальчик на умственное пропитание!

– Так и быть, читай, – Иван поднял журнал с пола и протянул его кукле, – Между прочим, я упомянул в завещании, чтобы после моей смерти духу твоего на этой планете не было!

Потрясенная кукла ахнула и воскликнула:

– Какой ты злой, царевич!

Иван укоризненно покачал головой.

– Глупая ты. Я же исполняю твою мечту о путешествии к звездам! – сказал он. – Увидишь космические дали воочию, а не в альбомах посредников. А этот журнал, бумажный суррогат реальности, оставь мне, смертельно больному человеку.

Кукла фыркнула.

– Ты – смертельно здоровый человек, царевич! – заявила она. – И не надо «ля-ля-тополя»! Твоему здоровью позавидуют миллионы. Не говори о том, что готов обменяться с ними, не сходя с места. Ты сидишь в доме, в тепле…

– …и слушаю нотации вредной куклы, – договорил Иван. – Ты не права, миллионы мне не завидуют, а сочувствуют, потому что твои подколки любого загонят в могилу раньше назначенного срока.

Юлька показала длинный язык и демонстративно развернула журнал.

– Ты лучше рубашку поправь! – указала она пальцем на царевича. Иван осмотрел себя, поправил рубашку, но внезапно замер и нахмурился. Прислушался к внутренним ощущениям, схватил рубаху на груди двумя пальцами, и потянул ее от себя. Прижал и снова потянул.

– Ты чего? – удивилась кукла.

Иван отпустил рубашку, и посмотрел поочередно на правое и на левое плечо. Все еще хмурясь внимательно изучил ладони, ничего необычного не обнаружил, и снова дернул за рубашку.

– Ничего не понимаю! – пробормотал он.

– В чем дело? – забеспокоившаяся Юлька заерзала в кресле.

– Не знаю, – Иван взялся за края коротких рукавов рубашки и дотянул их до локтевого сгиба. – Такое чувство, что я… уменьшаюсь, что ли?

– Иван, не майся дурью. Ты с утра был таким же, как и вчера! – не терпящим возражения тоном заявила кукла. – У меня точный глазомер, можешь не сомневаться: я в людей гнилыми помидорами попадала за двести метров! Чего уставился? Можно подумать, сам в театре не кидался в халтурщиков помидорами?

– Не кидался! – гордо подтвердил Иван. – Я больше яблоками – семейная традиция.

Он еще раз вытянул рубашку и пожал плечами: из-за нервов что угодно померещится. Вроде бы рукава рубашки не доставали до локтей, но до сих пор и в мыслях не было заниматься подобными проверками. Кто его знает, что было на самом деле?

– А ты обувь проверь! – предложила Юлька. – Сразу поймешь, что к чему!

– И то верно! – Иван вскочил и направился к оставленным пришельцами сандалиям. – Стоп. Я к ним еще не привык, они сразу и не покажут, если во мне что-то изменилось. А сапоги уже уничтожили.

– Проблема… слушай, Иван, а какая тебе разница? – спросила вдруг Юлька. – Ну, уменьшишься ты немного перед смертью – сэкономишь пришельцам доски для гробика. Все пожилые люди немного уменьшаются.

– Я не пожилой!

– Пожилой, если умирать через неделю.

– Юлька! – рявкнул царевич. – Еще слово, и ты, в отличие от меня, останешься навечно молодой!

– Эх, царевич, какой же ты все-таки нехороший! – горько воскликнула кукла. – Ты готов дать мне вечную молодость, стоит мне сказать всего одно слово, а чтобы сделать молодым своего родителя, отправился за тридевять земель! Ну, и как тебя после этого назвать? Не любишь ты отца, ой, не любишь! Иначе давно бы его молодым сделал.

– Юлька, ты – демагог.

– Но-но! Попрошу без оскорблений!

– Ты пойми: если я начал молодеть, а поиски волшебной воды продлятся незнамо сколько, то от меня к тому времени ничего не останется!

– Отставить панику! – скомандовала Юлька. – Посмотри на это дело с другой стороны: ты исчезнешь, но зато ты не станешь ходячим мертвецом и никого не искусаешь. А еще лучше, забудь о глупостях и возьми вот этот журнальчик! Просмотришь его от корки до корки, успокоишься, а потом проверишь: уменьшился ты или одежда разносилась, – Юлька протянула Ивану «военный трофей», – а я пока схожу, потребую, чтобы пришельцы принесли мягкую линейку. Когда мы воочию убедимся, что ты прежний – ты станешь спать спокойно?

– Не уверен, – признался Иван.

– А в глаз? – пригрозила кукла.

– Ну, при такой постановке вопроса… – Иван забрал журнал и посмотрел на ее игрушечные кулачки. – Думаю, что успокоюсь. Ты не подумай, я не для того начал разговор, чтобы отобрать…

– Цыц! – остановила его Юлька. – Иван, не обижайся, но царь из тебя не получится. Царю положено оправдываться за свои деяния только перед собой и духами предков, а ты какой-то мягкий, что ли? Больной, садитесь в кресло и болейте на здоровье! А я скоро вернусь…

Юлька отворила дверцу холодильника и улеглась на выдвижную тележку. Дверца закрылась, и жидкий азот заполнил холодильник. Через три минуты с противоположной стороны отворилась другая дверца, застывшая тележка мягко выскользнула в коридор. На стене загорелась надпись: «Не топать, хрупкая вещь!». Юлька долежала до тех пор, пока не почувствовала, что может двигаться, не опасаясь разбиться, и торопливым шагом направилась к Ор Лиссу. Ей было о чем поговорить с ним без присутствия царевича.

Дверь в личный кабинет ученого она открыла пинком ноги. Точнее, попыталась открыть, но вместо этого отлетела сама: дверь оказалась закрытой, а сила удара – приличной.

Отлетев по пологой дуге, Юлька приземлилась на спину и прокатилась по коридору к противоположной стене. Ударилась головой о плинтус, подняла голову, оскалилась, зарычала, резво вскочила и набросилась на дверь.

Тихо-тихо застучали кулачки о пластиковую дверцу, но прошло минут пять, прежде чем она отворилась. Юлька к тому времени вошла во вкус и совершенно забыла о том, ради чего стучит. И вспомнила об основной проблеме после того, как влетела в кабинет, упала на живот и громко чертыхнулась на трех иностранных языках.

Как ни странно, голос Ор Лисса прозвучал из коридора.