Меж молотом и наковальней (СИ) - Алмазная Анна

После еды лучше не стало, но в голове прояснилось. И стало как-то… спокойнее, наверное. Пес сидел передо мной, смотрел преданно в глаза, вокруг уже давно стемнело и по темной морде его бегали золотистые отблески огня… а я… я все не могла никак понять. Чем я заслужила такую преданность? И почему от него так тепло как-то на душе, спокойно… я провела пальцами по его бархатной морде, скользнула к шее. Вздрогнула, наткнувшись на невидимый ранее в густых космах ошейник, опустила руку на колено и тихо спросила:

— Теперь можем поговорить? Приведи ко мне Анри.

Пес недовольно зарычал, в выразительных глазах его блеснул гнев, смешанный с… обидой?

— Только он тебя знает, — продолжала я уговаривать. Кого уговаривать, пса, что ли? А я виновата, что он таким умницей оказался? — Только его кровь может мне помочь. Я не выберусь из этого ущелья, ты тоже прекрасно знаешь. Не в таком состоянии… я продержусь тут… ночь, надеюсь, больше не понадобится, пока ты его приведешь. А дальше… а дальше посмотрим.

Загадывать далеко не хотелось. Ничего не хотелось, лишь забыться сном и сдаться. Но взгляд пса приманивал, просил бороться и почему-то я послушалась. Я даже не заметила, как он пропал, но ни на миг не усомнилась, что он меня не бросил. Никогда не бросит. Я закуталась в эти противные, вонючие тряпки, когда-то бывшие одеялом, и уставилась в весело похрустывающий огонь. Если все пройдет хорошо, надо будет пополнить тут запасы. Говорят, что так делают в горах… в таких вот специальных, предназначенных для путников хижинах. Говорят… я никогда не была в горах. Так подумать, я вообще нигде особо не была. А теперь почему-то захотелось. До боли. С этим противным бабакой…

Помыть его только надо. Расчесать шерсть, чтобы струилась меж пальцами нежной пеленой… я откуда-то знала это чувство. Его шкура под ладонями, его дыхание на моей шее.

Его полный затаенной тоски взгляд. И ощущение тех невидимых цепей, что нас соединяют.

Знала. Только откуда?

Наверное, я заснула. И снился мне опять тот темноглазый незнакомец. Его мягкие поцелуи, его нежные руки…

А еще снился Анри. В старинной одежде, в белоснежной рубашке, с затейливо повязанном шейным платком. Анри со зрелой любовью во взгляде. Анри, шепчущий на ухо: «Мон амор». Анри, рядом с которым так хорошо. Все это какое-то… странное. Нереальное.

Проснулась я от холода. Огонь уже почти погас, но вставать и подкладывать ему дров сил не было. Меня трясло. Ночные скалы казалось были полны шорохов и живых теней, и будто звенели, едва слышно, от мороза. Хлопнули рядом крылья, покатились камни под чьими-то лапами, и, закрыв глаза, я поняла, что песик-то успел. Наверное…

— Катя! — выдохнул Анри, и сразу же до одури пахнуло кровью. И вновь требовательный поцелуй, противная жидкость, льющаяся в горло, и недовольное ворчание пса.

Только… странно. Поцелуй тот был нежным, но более не казался сладким. Зато придал сил и пустил кровь по венам. Но я и не думала, что это будет так больно!

— Тише, тише, — как маленькую, укачивал меня на руках Анри, и пес, вдруг забывший о своем недовольстве, лизал мне ладони. — Тише, моя хорошая, уже… сейчас все пройдет…

— Не думала я, что это…

— Тогда я тебя усыпил… теперь тебе спать нельзя. Здесь слишком холодно, а лечить тебя и дальше я не могу… тебе придется теперь самой, моя девочка…

— Анри… — голос его был странным. Усталым каким-то. И вместе с силами ко мне вернулось подозрение: — Ты что это?

И в самом деле что? Обняв его за пояс, я вдруг почувствовала, как по рукам моим течет что-то подозрительно… горячее.

— Они меня достали, мон шери, — забавно, и тут, как и в моем сне, он катит под француза. Но смешно не было.

— Инквизиция? Но ты же всегда…

— Они знают, как достать, — усмехнулся Анри. — Серебро я и на самом деле переношу плохо…

И… обмяк.

Теперь испугалась я. Не на шутку. Кровь Анри помогла: вместе с уходом боли ко мне вернулись силы. И желание действовать. И спасти этого проклятого вампира!

Сама я не могла, куда уж мне, что я о вампирах знаю-то? Но был тот, кто помочь мог…

Я перетянула Анри на ту самую лежанку, где отдыхала сама недавно… тяжелый же! Даром, что стройный! И пес на этот раз мне не помогал. Смотрел как-то странно, с каким-то дивным таким изумлением, будто спрашивал, а на черта помогать этому паршивцу вампиру?

— Ничего, что он мне жизнь только что спас? — спросила я. — И уже не раз.

Проняло. Пес подошел поближе, заглянул в глаза, будто спрашивая, чего ищем-то? Я подбросила огню еще дров, и ответила, сама не зная, поймут меня или нет:

— То, в чем можно растопить снег.

И пес исчез. Ты жеж… помощник, называется! А я продолжила перерывать эту лачугу, морщась от холода. Быстрее… быстрее же, пока он кровью не истек! Ничего подходящего, увы, не нашла, и уже подумала начать искать снаружи, как пес вновь появился передо мной… с ручкой котелка в зубах.

Где он прихватизировал котелок, у кого, спрашивать не хотелось. Я живо выскочила наружу, набрала в котелок снега и повесила его над огнем.

Пес смотрел на меня удивленно, будто спрашивал, чего это я такого делаю… да я, странно, и сама не знала до конца, что я делаю… я просто молилась, чтобы сработало, и, когда снег превратился в воду, и отразил меня, перепуганную, с размазанным макияжем, растрепанную, я тихо позвала:

— Зеленая!

Ноль ответа… слишком далеко… Боже, слишком…

— Зеленая!!! Пожалуйста!!! Кто-нибудь!

— Ну ладно, — отозвалась вода мужским голосом. — Так уж и быть… отзовусь. Только чую, что об этом уже вскорости пожалею…

— Ты кто? — вздрогнула я, шокированная двумя вещами сразу: что все же отозвались, и что отозвался тот, кого я совсем не знала.

— Кем бы я не был, времени у меня мало. Так что говори, рыбонька, чего тебе надобно, и плыви себе дальше. И без того от тебя одни проблемы и никакой пользы. Хватит с того, что Зеленая истерит целый цень, мол, как же так, ее подруга опять в какую-то дурь влипла…

— Так ты тот самый, в кого она влюбилась по уши? — с облегчением выдохнула я раньше, чем сама поняла, что сказала. Ну вот почему я такая дура-то, а?

Невидимый собеседник выдавил едва слышимый смешок и сказал:

— По уши, говоришь? У нас говорят по самые жабры, но это не столь и важно… — да уж, время ли сейчас разбирать любовь хвостатых… но язык я все же распустила зря, от страха, наверное. — Так чего же ты хочешь, сухопутная рыбонька? А то занят я, знаешь ли. Вижу, что ты живая, целая и невредимая, пойду Зеленую порадую… а то скоро мое озеро соленным от ее слез станет. И все рыбки мои передохнут. Что я есть тогда, прости, буду, и на что глупых рыбаков приваживать?

Про «невредимая» это он зря. Но пес ткнул меня носом в ладонь, будто напоминая, что надо поторопиться, и я сказала:

— Мне надо выбраться отсюда. Сама я не совсем могу…

— Отсюда это откуда? — деловито уточнил хвостатый. Видимо, действительно, времени зря терять не хотел.

— Из какой-то расщелины в скалах. Сама бы я справилась, но Анри совсем плох, я его не дотащу…

— Ну плавать по воздуху я пока не умею, — задумчиво сказал хвостатый. — Да и вряд ли научусь, но попробую передать весточку твоим друзьям, они чего-нибудь придумают. Только… Анри это случаем не тот ли вампир, на кого инквизиция охотится?

— Боишься? — понимающе спросила я. — Я все их объясню… честно… это я виновата, я ж не знала, пожалуйста, помоги мне!

— Да нет, не боюсь, это даже забавно, насолить самой инквизиции, да еще через кого? Через Машу. Забавная ты, рыбонька, приплывай в озеро, повеселимся.

Я хотела ответить, что нет уж спасибо, Зеленая мне голову оторвет, но вдруг поняла, что «рыбонька» моя взяла и исчезла. Даже хвостом не махнула на прощание. Но если вдруг он нам не поможет, я это озеро собственными ручками потравлю, будет знать!

Выдохнув через зубы, я бросилась к стонавшему Анри, опустилась перед этим проклятым «ложем» на колени, откинула одеяло, прижав к его кровоточащей спине свой шарф. В спину стреляли, сволочи трусливые. Ненавижу инквизицию, себя ненавижу, что это все допустила!