Его Чужая Ведьма (СИ) - Поздно Джулия

Подул сильный ветер.

Томас невольно сжался от того, что стало резко холодно и неприятно, но взглядом неотрывно он отслеживал путь залетной зверюги и судя по следам не самой маленькой.

Следы уходили в тот самый стог.

Томас решил не рисковать и взял в руки стоящие неподалеку вилы.

«Кто его знает, какое зверье могло занести из Зачарованного леса…»

Господин Гринвальди занес руки над головой и вилы с уханьем и металлическим бряканьем пронзили стог насквозь.

Тишина.

«Никого».

И действительно, после второго и третьего удара вилами, стог сена по-прежнему остался лишь сухой травой. Ничего примечательного.

«И все-таки куда он мог подеваться?»

Вилы полетели в сторону, а внезапная догадка о том, что зверь мог проникнуть в дом, колко разбередила зарубцевавшиеся раны.

«Гвендолин исчезла, у меня остались на попечении племянники».

Господин Гринвальди опрометью рванул из сарая, не обращая внимания на то, что рубашка и штаны, были покрыты слоем грязи, а из его волос торчали птичьи перья испачканные в крови.

Кажется кто-то был на охоте, и весьма успешной, но только разве об этом стучит сердце о ребра, как бешеное?

Томас вбежал в поместье, минуя холл и до смерти перепуганного Рюмера. Забег по лестнице на второй этаж уже не казался таким сложным испытанием, и даже отказавшие ранее ноги, послушно пересчитывали ступени, несмотря на острую боль отдающуюся в правую пятку…

***

— Где они?! — крикнул градоправитель, когда в постелях своих племянников обнаружил подложенные подушки, много подушек.

— Господин, — сложил руки на груди Рюмер, — именем Ехидны, поверьте своему старому слуге, я лично укрыл мальчиков. Всех, семерых.

Но как бы не был убедителен старик, гнев в теле Томаса требовал выхода, а кулаки разрядки.

Кровать Намфулда, самого спокойного ребенка среди братьев, стояла рядом с градоправителем в спальне гномов, и именно она попала под главную раздачу.

Томас пнул ее боковину, а затем приложился кулаком. Первым не выдержало изголовье, уродливая трещина в центре ползла стремительно вверх раскалывая мебель.

Рюмер молчал.

Такие нервные дн, в поместье Томаса Гринвальди, случались. Нечасто.

Сейчас важно было не лезть к молодому господину под руку, а стоически сносить очередной всплеск эмоций, негативных и разрушительных.

За кроватью, последовало старое кресло, любимое и такое же раздражительное, потому что мебель находилась в комнате, а племянников в ней не было. Их возвращение каждый раз нервировало дядюшку настолько, что казалось, однажды его сердце не выдержит, и он просто кончиться, совсем и весь целиком.

Возможно, тогда груз ответственности с него бы спал, а душа стала свободной? Или не стала. Он дал себе зарок, когда найдет неугомонных гномов — высечет всех семерых и посадит наконец под замок. Навсегда. Хотя кого это когда-либо останавливало?

И то верно, не останавливало и в ближайшем будущем вероятно с ним произойдет то, чего он так всегда опасался. Смерть.

Похвалила бы его Гвендолин за такое бегство за грань? Навряд ли…

— Ну, чего встал столбом? — градоправитель выпустив пар решил обстоятельно подойти к исчезновению племянников.

План был на первый взгляд простым, как три соломины торчавших иглами из его волос.

Кстати, о соломе… Сарай так и остался загадкой это ночи, для Томаса, но времени разбираться со своими ночными прогулками не было.

— Ты знаешь что-нибудь? — Гринвальди кинулся к старому Рюмеру и тот совсем сошел с лица, словно побелевший лист он дрожал под давлением тяжелого и карающего хозяйского взгляда. — Ехидна не спасет, боги давно покинули эти места, — припечатал градоправитель и схватил своего слугу за плечо. — Что ты знаешь про их исчезновения?

— Господин, — сглотнул старик, а в его глазах отразилась боль, за мальчиков и их дядюшку. — Я могу указать направление, но не выдам маленьких господ, они дети…

Томас застыл.

Непонимание и предательство разъедали души изнутри. Гринвальди чудилось великое зло повсюду, и виной тому был он сам. Неприятно и больно. Даже Рюмер, который нянчился с ним с малолетства выбрал сейчас не его…

— Никогда, — жестко проговаривал каждое слово Томас, — никогда, ты, больше не вступишь в мой дом.

Ему казалось верным вырезать из своей жизни всех тех, кто не желал подчиняться и намеренно, да, именно так, плевали в него своим недоверием и лицемерием.

— Но, как же это… Как я без вас и мальчиков? — слова давались старику с большим трудом, но внутренняя стойкость и жизнелюбие не давали совсем пропасть и поддаться неуправляемому гневу своего любимого и несдержанного господина. — Ошибка. Вы совершаете ошибку, — Рюмер совсем сник, но перечить воле своего хозяина не стал. Подчинился, но не во всем. — Я укажу направление, и, если Ехидна не скроет дороги в ночи, так тому и быть.

***

Ехидна дорог не скрывала, но и не указывала прямое направление секретного убежища гномов.

Томас Гринвальди понял это уже давно, да и его конь устал бродить по кругу выдерживая двоих седоков. Рюмер держался за своего хозяина сзади и боялся даже дышать. Настолько поразили его грозные высказывания хозяина о том, что он ненужный и нежеланный человек в их семье.

— Привал, — нервно натянул поводья градоправитель.

Слуга послушно спрыгнул слез с лошади. Насколько это было возможно в его возрасте и стал поджидать хозяина.

Томас всячески избегал принимать помощь от Рюмера. Он был обижен. Доверил ему самое важное — мальчишек, и тот не справился, как и с сестрой. Не досмотрел, упустил, а теперь их судьба поставлена под угрозу.

«Будь они неладны эти горные гномы, вечно их тянуло к приключениям, и вот передалось племянникам. Неудачное наследство. Сумасбродное и проклятое».

— Господин, — наконец обуздав свой страх старик обратился к хозяину.

— Что… — нехотя дернул головой Томас наградив того презрительным взглядом.

— Откуда у вас в голове клок шерсти и сено?

Томас закашлялся невольно вспомнив встречу с Морой и ее родственницей.

Знал бы он еще сам, какого лешего он очнулся в стогу сена, было бы в разы проще, а так сплошные никчемные домыслы…

— Не твоего ума дело, — неприветливо буркнув ответ под нос, градоправитель принялся проверять седло и то, как оно было закреплено.

Рюмер вжал голову в плечи и отвернулся.

«На обиженных…» — недобро подумал о слуге Томас.

Но градоправитель не хотел замечать очевидных вещей. Его всегда окружали умные и преданные люди, только он, в силу своих личных счетов и эгоизма не ценил этого. Понапрасну пренебрегая теми, кто готов был помочь и поддержать.

Градоправитель предпочитал преданности — одиночество, а доверие он давно разменял на пренебрежение. Его сердце с каждым днем становилось черствее, тем самым ограждая от ненужных волнений.

Хорошо это, или плохо? Томас считал «хорошо». Ему так было проще, а все остальные могли уходить на все четыре стороны. Он никого не удерживал, и никого не позволял себе любить.

Мальчишки единственные занимали особое место в сердце градоправителя. И этого было более чем достаточно.

— Проклятое отродье, — Томас сплюнул на мох и поморщился.

Ведьмины круги напоминали о самых нежеланных жителях Гномира. И если при людях он старался сдерживаться, то здесь, в лесу, он ничем и никому не обязан.

— Рюмер, — сменив гнев на милость, градоправитель решил, что если не будет так требователен, то слуга сам доверившись укажет верное направление. — Нам нужно дождаться восхода солнца. Эти ушлаки наверняка засекретили в привычной гномьей манере свое убежище. Ночевать будем здесь.

— Как вам будет угодно, господин, — старик не обернувшись, побрел в противоположную сторону от своего хозяина.

Из кармана штанины Рюмер извлек острозаточенный нож и стал срезать еловые лапы с дерева. Не обращая на недовольное мужское фырканье никакого внимания.

Даже то, что он практически вынянчил этого рослого мужчину с пеленок, не могло затмить разум настолько, чтобы спускать плохое отношение к себе.