Французский полтергейст (СИ) - Криптонов Василий

— Устал немного, — зевнул я. — Как там Старцев? Всё хорошо?

— Старцев — сенсация. Жив, здоров, чрезвычайно бодр и фонтанирует эмоциями. Но сейчас важно не это.

— Верно мыслите. Сейчас важно поужинать.

— И даже не это. У меня в кабинете сидит чрезвычайно важный посетитель и ждёт вас, Александр Николаевич.

— Это по поводу источника или насчёт магии мельчайших частиц?

— Не могу знать, передо мной отчитываться он отказался.

— Ну так чего же мы ждём! — Я сел и потянулся. — Идёмте. Вдруг что-то интересное, а мы тут от жизни отстаём.

Глава 37

Три бумажки Якова Олифантьевича

Человек, оккупировавший кабинет ректора, явно чувствовал себя там как дома. Развалился в кресле Фёдора Игнатьевича, откинулся этак по-хозяйски, руки за голову заложил и блаженно улыбался в потолок, создавая полную иллюзию того, что и секретарша Фёдора Игнатьевича присутствует в этом же самом кабинете, но сокрыта от досужих глаз рабочим столом.

Лицом человек обладал круглым настолько, что Сократ преклонил бы колени и провозгласил, что лик сей снизошёл к нам непосредственно из царства эйдосов. Столь же круглы были стёкла очков. Жиденькие волосы аккуратно зачёсаны назад. Лет же посетителю было — около пятидесяти.

— Здравствуйте, — сказал я, очутившись в кабинете. — Вы хотели меня видеть?

Человек сверкнул очками, слегка изменив положение головы.

— А вы знаете, мне нравится, — неприятно вкрадчивым, чуть ли не мурлыкающим голосом произнёс он. — Этот ваш подход. Хорошо, без подобострастия, не заискиваете.

— Помилосердствуйте. Ни единого повода для заискиваний не вижу. Вас мне никак не представили. Вот если бы вы сразу отрекомендовались, скажем, императорским советником…

— Залебезили бы?

— Всё равно нет, но хотя бы утрудил себя поклоном, ибо приближенные его величества того несомненно достойны.

— И нос-то мне утёрли. Что не представился. Правильно, всё правильно. Нас, правительственных чиновников, завсегда за дурачков все принимают. Бывало, зайдёшь куда — он так и лебезит, так и танцует вокруг на цыпочках. Потому как известное дело, ежели начальник — значит, самодур. Не понравится чего — всё и поломает, и на каторгу сошлёт, верно я говорю, Александр Николаевич?

— Ох, и каверзные вопросы задаёте. Не столько сами вопросы, сколько манера постановки. Ох, запутался я. Ох, ляпнул не то. Покраснел, побледнел, заикаюсь.

Визитёр захохотал и опустил руки так резко и в такое место, что будь под столом в самом деле секретарша Фёдора Игнатьевича, она бы всенепременно охнула, поскольку удар пришёлся бы ей аккурат по темечку. Но было тихо, что, впрочем, ничего ровным счётом не доказывало.

— Полно ваньку валять, как в народе говорится. Давайте знакомиться. Моё имя Яков Олифантьевич, по фамилии буду Грибков. Такая вот простецкая и даже смешная фамилия — Грибков, и вся недолга. Давайте, пожмите мне руку.

Я приблизился и пожал руку вставшему по такому случаю чиновнику Грибкову. Рука была на ощупь как подушка, на которой всю ночь кто-то спал. Тёплая, мягкая, но, правда, сухая. Не сильно располагающая к себе рука, одним словом.

— Присаживайтесь, Александр Николаевич, не извольте испытывать ровным счётом никакого беспокойства на мой счёт. Я не собираюсь доставлять неприятностей ни вам, ни вашему дорогому Фёдору Игнатьевичу. А явился я сюда совершенно даже по делу, и вы, наверное, догадались, по какому.

— Есть пара мыслей.

— Именно! Вот и послушайте. Наши великолепно учёные маги закончили измерять силу источника, внезапно открывшегося на вашей земле. Сила оказалась равна шестнадцати сотням Мережковских, с небольшими подвижечками, плюс-минус, знаете, как это в математике бывает, полагаю.

— Наслышан.

— Уважаю всесторонне образованных людей, сам стараюсь таким быть. Знаете, вот, как бы занят ни был, а возьму время от времени и какую-нибудь книжку прочитаю. Например, про разведение пчёл. Или о вязании крючком — что под руку попадётся. Никогда не знаешь, что в жизни пригодится. Вы читать любите?

Вопрос мне не очень понравился, но я ответил без запинки:

— Как вам сказать, господин Грибков… И да, и нет. Чтобы соответствовать занимаемой должности, вынужден много читать по своему предмету и смежным дисциплинам. А так, чтобы для удовольствия, или, вот, пчёлы… Нет-с, такого почти не бывало. Хотя в юности, знаете ли, доводилось листать всяческие сочинения, с большим любопытством.

— Понимаю, понимаю. Но вернёмтесь с вами к источнику. Источник такой силы — это, разумеется гордость и собственность государства.

— Я предполагал такой исход.

— Ну, Александр Николаевич, в бумаге, которую когда-то предку вашему далёкому выдали, было ведь особо помечено, что земля — ваша, а всяческие ископаемые и месторождения принадлежат государю, с выплатой вам процентов.

Я холодно кивнул, не подав виду, что никакой бумаги в глаза не видел, и вряд ли она вовсе существует в природе. Своё «родовое гнездо» я в той деревне лицезреть имел счастье. Пустырёк как пустырёк, чин по чину. На его месте, собственно, источник и расцвёл, а сам дом сгорел чёрт-те когда, если верить туманным рассуждениям Фёдора Игнатьевича.

— Процентов, — кивнул я и посмотрел на собеседника со значением.

— Тут-то мы с вами и подбираемся к самому интересному! — поднял палец Яков Олифантьевич. — Вам действительно полагаются двадцать пять процентов, но как их отделить от источника, скажите на милость?

— Я слышал, что для решения подобных вопросов Мефистофель изобрёл бумажные деньги.

— И прекрасно сделал! Очень рад, что вы сами перевели разговор в нужное нам русло. Вот, пожалуйста, возьмите бумажечку, которую я исписал, пока ждал вашего прихода. На ней, как вы видите, изображена сумма слишком страшная, чтобы произносить такое вслух. Если хотите, я приоткрою окошко, вам не дурно?

— Нет, не утруждайтесь, я никогда не боялся чисел, написанных на бумажке. Они меня, знаете ли, даже вдохновляют. Особенно когда сверху нет приписочки: «Счёт».

— Шутите! Это очень хорошо, что вы шутите, я и сам человек весёлый, мы с вами точно поладим! Так вот, это — сумма, в которую примерно можно оценить весь источник, как есть. Теперь возьмите вот эту бумажку. Тут, как вы можете заметить, четверть от той суммы, которая причитается вам. Что можно сделать на эти деньги? Купить прекрасный дом. Нанять полный штат прислуги, собственный выезд, оставить преподавание. Несколько лет можно прожить в своё удовольствие!

— А потом?

— А что потом? Ну, если обойтись без выезда, то часть суммы можно вложить в какое-нибудь предприятие и обеспечить себе это самое «потом». Есть, конечно, и другой вариант. Ежеквартальные выплаты, но там… Право слово, совершенно несерьёзные суммы, вот, поглядите на эту третью бумажку, я её измял нечаянно, чернила размазались, но прочесть можно. Разве же это деньги? Ну что тут можно… Да даже… Не знаю… Приданного какой-нибудь приятной особе не соберёшь толком. Решать вам, конечно.

Ну и жук этот Яков Онлифансович. Язык — что помело. Ежеквартальная сумма в сравнении с двумя другими и вправду выглядела ничтожной. Однако, во-первых, она таки существенно превышала размер преподавательского жалованья, а во-вторых, немаловажный нюансик, она выплачивалась бессрочно. Что означало: эту ежеквартальную «крохотную сумму» буду получать всю жизнь я, мои дети, внуки, правнуки и так далее, пока род мой не оборвётся на какой-нибудь торжественной или не очень ноте. Выбор у меня стоял, по сути дела, между перспективами обеспечить себя и своих потомков навсегда, либо получить большой куш прямо сейчас.

Будь у меня у самого деловая жилка, я бы, может, принял и другое решение, интересное Грибкову. Вложился бы в какое-нибудь дело, получил бы хорошие барыши… Но где я и где бизнес. Бизнес — это думать надо, работать, рисковать. Видал я успешных бизнесменов в прошлой жизни. Отпуск — работа, выходные — работа, за столом — работа, во сне — работа. А потом ещё берут с собой на работу немного работы, чтобы можно было работать, пока работаешь. Либо так, либо всё делегировать, продолбать и сидеть потом до конца жизни в кабаке, рассказывая таким же забулдыгам, как ты весь мир в кулаке держал, но судьба-злодейка тебя подставила.