Рюрикович 3 (СИ) - Калинин Алексей

Я не стал этого выяснять, тем более, не стал выполнять команду бандита. Резкий рывок в сторону и точное нажатие на спусковой крючок всадил пулю в моего «пленителя». Он даже не успел дернуться, когда его мозги выплеснулись на репродукцию картины «Утро в сосновом бору».

Второй только успел моргнуть, когда предавший его пистолет выстрелил ещё раз, только сейчас уже совсем под другим углом. Пуля вошла в шею и застряла в черепе.

Я выдохнул. Сам не заметил, как задержал дыхание и, может быть поэтому, стал «теплым» и видимым для тепловизоров преступников.

Дальше взвалил на себя двух неудачников, аккуратно затащил их наверх, в свою спальню. Потом также поступил с первыми двумя. На медленно заливаемой кровью кровати лежали шесть человек.

Их бы отдать тем троим, что застыли сейчас у ворот и пытались дозваться до своих бойцов, но возиться больше было неохота. Да и своего тотемного зверя давно не подкармливал. Мишка тоже хочет кушать.

Поэтому я вызвал медведя и приглашающим жестом показал на кровать. Пылающему ярким пламенем зверю два раза приказывать не нужно. Он тут же с урчанием принялся за «подарок».

— Тычимба, для тебя тоже есть дело, — проговорил я негромко.

— Какое, господин? — спросил невидимый слуга. — Опять уборка?

— У тебя это получается невероятно хорошо, — поспешно похвалил я его. — Лучше вряд ли кто управится.

Надо иногда и хвалить своего слугу. Всё-таки он немало помог мне, показывая перемещение преступников.

— Да? Тогда к утру всё будет так, как и было, — ответил польщённый Тычимба. — А вы куда, господин?

— А я пойду, пообщаюсь с теми, кто остался за воротами. Объясню им, что не стоит больше беспокоить понапрасну это поместье, если не хотят повторить судьбу своих коллег.

— Думаете, поймут?

— Постараюсь объяснить доходчиво. Но ты прав. Могут не понять. Мишка, подожди немного, — тормознул я начавшего свою трапезу медведя.

Тот повернул ко мне свою перемазанную кровью голову. Я вытащил боевой нож и подошел к трупам. После проведения небольших манипуляций кивнул ему:

— Можешь продолжать.

Медведь только что не пожал плечами прежде, чем вернуться к еде.

Я же вышел из поместья и, не скрываясь, пошел по дорожке в сторону ворот. Через ворота перемахнул одним прыжком и предстал перед тремя вглядывающимися в темноту поместья мужчинами.

— Добрый вечер, господа, — сказал я самым дружелюбным голосом. — У меня к вам дело, поэтому не стоит сразу хвататься за оружие.

— Ц… царевич? — произнес один из троих, смуглый крепыш с бритой головой.

— Да, но это неважно. Я сразу перейду к делу. Вы можете не ждать своих коллег. Они уже не вернутся, — с этими словами я бросил к ногам троицы отрезанные левые уши неудачливых преступников. Даже под светом фонарей было видно, как побледнели лица мужчин. — Судьба их вас не должна волновать ни в коей мере. Они уже сдают отчеты о проделанной в жизни работе на другом свете. Но если вы не хотите присоединиться к ним, то советую вам забыть про меня и про это поместье. Я же сказал, что не стоит хвататься за оружие — всё равно не успеете воспользоваться.

— Мы… — бородатый мужчина с широкими плечами кивнул в ответ и вытащил руку из-за пазухи. — Мы поняли, господин Рюрикович. Сказать по правде — мы сами не хотели браться за это дело. Но на кону стояли большие деньги. Впрочем, насрать на деньги — жизнь дороже.

— Да? Так это не месть за Митю Февраля? — поднял я бровь. — Меня кто-то заказал помимо этого?

— Нет, за Митю к вам вопросов нет. Вы пацанов не тронули, за это вам уважуха. У вас с Митей свои разборки, поэтому всё чин по чину, — ответил бритоголовый. — У нас претензий нет.

— А у кого есть претензии? — спросил я.

Бандиты переглянулись.

— Господа, я подарил вам жизни. Этого мало для того, чтобы ответить благодарностью на благодарность? — покачал я головой и вспомнил недавние действия госпожи Мамоновой. — Хм, я ведь могу и передумать, а для передачи послания хватит и одного человека…

— Называть мы не будем, всё-таки не по понятиям, но есть двое папашек, которые недовольны, что вы их деток забижаете, — прогудел бородатый. — Господин, не серчайте, но большего сказать не можем.

— Ну что же, этого тоже достаточно, — задумчиво кивнул я в ответ. — Ладно, господа, валите подобру-поздорову и лучше всего найдите другой род деятельности, а то не дай Бог снова придется встретиться — на другой раз я могу быть не таким добрым.

— Да если бы всем попадался такой господин, как у Ермака, разве бы мы не нашли другую работу, — хмыкнул бородач. — Но всего хорошего, добрый господин. Мы это… благодарочку держим за вашу милость.

— Уши можете забрать, — кивнул я на лежащие на асфальте куски плоти. — Покажете своим друзьям, если они не поверят.

Крепыш собрал разлетевшиеся уши в носовой платок. Держа на расстоянии, как вздувшийся пакет с забродившим молоком, он направился к машине. Остальные двинулись следом.

Я же вернулся к поместью и успел заметить, как колыхнулась занавеска на окне комнаты княжны Мамоновой.

Глава 14

Коломна, усадьба боярина Романова.

Павел Николаевич Дворжецкий ерзал на краешке дорогого кожаного кресла. Он осматривал кабинет пригласившего его Романова и невольно сравнивал со своим.

Данила Николаевич специально не стал шагать в моду со временем. Все эти вычурные столы на тонких ножках, линолеумные плитки под паркет, тощие шкафы у стен, в которые удобно класть только карандаши — всё это было не для него.

Боярин любил всё основательное, под старину. Поэтому пол в кабинете выложен деревянными досками, тщательно отшлифованными и покрытыми несколькими слоями лака. По стенам развешаны красочные картины с изображением сцен охоты и битв. Вдоль стен возвышались массивные шкафы из красного дерева, украшенные резьбой и инкрустированные перламутром и драгоценными камнями.

Но всё же мода не могла миновать и это убежище консерватизма. Среди гобеленов чернел большой прямоугольник телевизора, а на мощном столе возвышался тонкий моноблок. И пусть над всем этим добром висела здоровенная люстра, доставшаяся господину Романову от его древнего предка из первого открытого кабака, но Дворжецкий видел, что над ободом колеса телеги горели вовсе не свечи, а электрические лампы, пусть и изображающие неровный свет свечей.

Вроде бы и старина, но всё-таки модернизированная!

Сам хозяин был под стать кабинету, с окладистой бородой, но в дорогом новомодном костюме. Дворжецкий знал это потому, что сам недавно рассматривал подобный костюм в синюю полоску. Даже успел порадоваться, что не послушался своего портного, который уверял, что это последний писк моды. Сидели бы сейчас в кабинете двое в одинаковых костюмах…

Выматывающая душу тишина, которая изредка прерывалась щелканьем клавиатуры Романова, была своего рода указанием на положение Дворжецкого. Он хоть и князь, но сейчас его положение ниже, чем у приближенного к царю боярина, главы Земского собора. Поэтому он и должен сидеть и ждать, пока Великий Романов отвлечётся от дел насущных.

Павел Николаевич понимал это и терпеливо ждал. Будь он на месте Романова — поступил бы точно также.

Наконец, Данила Николаевич оторвал глаза от монитора и взглянул на Дворжецкого. Тот невольно отметил про себя взгляд цепких стальных глаз, словно крюком подцепил и теперь неторопливо подтягивает.

— Павел Николаевич, благодарю вас за ожидание. Дела, понимаете ли… — степенно проговорил Романов.

Павел Николаевич понимал. Даже будь на экране игра «Косынка» — это всё равно дела боярские, важные, не терпящие отлагательств…

— Да что вы, Данила Николаевич, пустое, — отмахнулся Дворжецкий. — Я тут на ваши картины любовался. Ох и здорово же написаны — прямо вот-вот сорвутся с полотна и ринутся в бой!

— Ваша правда, умели рисовать художники раньше! — благосклонно кивнул Романов, показывая, что лесть принята. — Не то, что сейчас — намалюют задницей и выдают за шедевр. А то и вовсе плеснут краски на холст, да и ходят с важным видом, треплют о том, что хотели этим сказать. А мне ведь насрать, что они хотели этим сказать! Кого волнует их мнение? Вот если создал произведение искусства, то его в любом возрасте оценят, будут восхищаться. А если просто плеснул красок, а потом болтаешь, что ты имел в виду… Так это не искусство живописи, а искусство болтологии!