Его Темнейшество и так слишком долго возился с девчонкой. Теперь мать весь мозг выгрызет за то, что он опоздал на аудиенции.
Глава 10 "Сижу за решеткой в темнице сырой…"
«Сижу за решеткой в темнице сырой…»
Кап-кап-кап…
Я где-то читала, что фашисты во времена Великой Отечественной использовали водяную капель, как один из вида психологических пыток.
Нет. То, что этот Дима проклятый фашист я осознала уже, когда он затолкал меня в эту вонючую камеру и ушел, хотя и слышал прекрасно мои мольбы и глухие удары о камень, которые я в дикой панике наносила каблуками ботильонов.
Итог: каблуки я убила, а эта гадкая нацистская рожа не вернулась.
Эх, Эля…
Когда же ты научишься разбираться в людях.
Доверилась этому крылатому, как последняя дурочка.
Еще и имя ему дала доброе — Дима.
Тьфу ты, окаянный!
Тебе не имя, а гранату в одно место, чтобы знал, как обижать маленьких беззащитных блондинок.
Первые полчаса я все еще жалась к каменной двери камеры и ждала, что мужчина вернется, а потом сползла по стене, прямо на ледяной пол и зарыдала. От души. С завываниями, всхлипываниями и соплями, которые, к несчастью, не кончились, даже, когда истерика сошла на «нет».
Чихнула раз, чихнула два, вытерла сопли рукавом уже испорченного пиджака и поняла, что все же простыла.
Выплакавшись, глубоко вздохнула, продолжая хлюпать носом и огляделась.
Думаю, не стоит говорить, что в камере царила непроглядная темнота. От пола веяло таким холодом, словно там был кусок льда.
Зябко поежилась, пытаясь согреть дыханием руки.
Как он там сказал?
«Посидишь, подумаешь…»
Боюсь, что после таких «дум» я коньки отброшу.
Сомневаюсь, что Димон об этом подумал, если он вообще думать умеет.
Признаться, его поведение казалось мне более чем странным. Сначала расположил к себе, затем запугал, отжал это чертово желание и под финал посадил в камеру, как какую-то преступницу.
Сомневаюсь, что он сделал это из какой-то прихоти.
Когда эмоции немного притупились и дали возможность мозгу включиться в процесс, я задумалась над последними словами мужчины.
Особенно мне были непонятны его слова про какой-то «блок».
А еще, анализируя поведение мужчины, я пришла к выводу, что он при дворе Повелителя какая-то важная шишка. А иначе как он мог иметь доступ к темнице?
Послушав еще немного стук капель воды о камень я решила попытаться хоть как-то устроиться в камере, что было совсем не просто в виду отсутствия хоть какого-то освещения.
Темнота пугала.
Темнота поглощала.
Или я стала привыкать к ней, или истерика перешла на новый уровень, когда все пофиг.
Осторожно продвигаясь вдоль стены, я нащупала какую-то лежанку, наверняка выполняющую роль кровати и осторожно опустилась на нее, сворачиваясь в калачик, в слабой надежде согреться.
Усталость и стресс от пережитого давали о себе знать и глаза помимо воли стали сами по себе закрываться. Веки отяжелели, голова наоборот стала легкая-легкая, и я сама не заметила, как буквально вырубилась.
Проснулась словно от толчка. Оказалось, что это просто тело неконтролируемо дрожит в постоянном ознобе. И жарко и холодно одновременно. А голова болит так, словно бульдозер переехал.
Чуть не скулю от жалости к самой себе, глотая снова выступившие слезы и нервно вздрагиваю, когда слышу тихое постукивание с правой стороны.
— Тук-тук-тук-тук…
Перестук был неравномерным, чтобы списать на механическое действо и я, жадно прислушиваясь, придвинулась ближе, слепо шаря руками по стене. Когда подобралась к эпицентру стука, с минуту прислушивалась и поняла, что кто-то там за стенкой напевает до боли знакомый мотивчик.
«Три танкиста — три веселых друга
Экипаж машины боевой!»
Божечки мой!
Так там же свои!
Родненькие…
Сняла с ноги ботинок начала отстукивать и хрипло напевать в ответ.
Не той стороне все смолкло и, как бы я стучала, как не пела, не хотело отзываться на призыв.
Заключенный вполне возможно мог банально испугаться или решить что у него галлюцинации. В темноте, в одиночестве сойти с ума, как три раза плюнуть.
Расстроенно отбросила ботинок и тут же об этом пожалела — нога-то теперь замерзнет.
Потерла заледеневшие пальцы и то тепло, которое, казалось, появилось на адреналиновой радости, стало стремительно покидать организм.
Боясь снова впасть в апатию, я стала ползать по полу и, найдя ботинок, одела его, подумав:
«Как хорошо, что тут нет крыс-мутантов»
И тут, словно насмехаясь над моими мыслями, в верху что-то зашуршало.
В темноте сверкнули глаза-бусинки, и я истошно завизжала, кидаясь назад и трясясь как осиновый лист на ветру.
Глаза не двигались и, не мигая, смотрели на меня из провала темноты сверху виз, словно насмехаясь.
Представили себе такую сюрреалистичную картинку?
Дедушка Дали бы обзавидовался.
Несколько мгновений мы с глазами пялились друг на друга, а потом они пришли в движение и на пол что-то упало. Судя по тому, что глаза остались все там же — на верху, выходило, что существо что-то уронило.
— Ка-р-р-р! — подало голос это нежданное чудо.
Чуть не разрыдалась от радости узнавания.
— Ворон?
— Ка-р-р-р…
— Да ты ж мой хороший! Как ты здесь оказался?
Разумеется, рассказать мне этого Карыч, почему-то в тот момент я окрестила его именно так, не мог.
Приблизилась к парящим глазам и, слепо шаря по стене, наткнулась на вертикальную решетку.
— Так вот как ты сюда пробрался, — прошептала я и осторожно притронулась к перьям птицы, нежно поглаживая.
Карыч ткнулся клювом мне в ладонь, кивая головой вниз.
— Что? Что ты хочешь? — сначала не могла понять его действия, но потом меня осенило, — Ты что-то мне принес?! Да ты ж мой золотой!
Пришлось снова опуститься на колени, чтобы найти какой-то продолговатый предмет.
К моей неописуемой радости, это оказался мой черный клатч, тот самый, что я забросила на дно шкафа за ненадобностью.
Чем он ценен?
А тем, что там — на дне лежит зажигалка. Лёня курил и частенько бросал мне свои зажигалки в сумочку. Меня это его привычка всегда раздражала. Кто бы мог подумать, что сейчас я как ошалелая буду радоваться и благодарить Лысика за забывчивость.
Трясущимися от нетерпения руками нащупала зажигалку и чиркнула колесиком.
Да будет свет!
Маленький огонек вдруг показался мне таким ослепительно ярким, что непроизвольно зажмурилась и приоткрыла глаза только, когда зажигалка нагрелась.
— Спасибо тебе, Карушка, — прошептала я, — Спасибо тебе родненький. Думала, сойду с ума в этой темноте проклятой.
Ворон величаво выпятил тощую грудь, и сердце мое сжалось от жалости. Облезлых перьев на птице заметно прибавилось.
Не кормят его изверги!
И как только сумку-то допереть смог через врата? Как додумался до такого?
Обретя хоть какую-то способность видеть окружающее пространство, я стала чувствовать себя чуть увереннее и первым делом тщательно осмотрела свой номер люкс.
Ничего особенного не обнаружилось. Небольшой каменный чулан без дверей, но зато с окном.
Нет, не на улицу. На каменную шахту, которая, видимо, выполняет функцию вентиляции.
Попробовала посветить — шахта казалась достаточно широкой, но забраться в нее казалось совершенно невозможным. Решетка толстая, а у меня из подручных инструментов только пилочка для ногтей.
Присела на лежанку и снова подскочила, услышав уже знакомый стук. Мой собрат по несчастью отстукивал ритм старой фронтовой песни. Звук его голоса едва доходил сквозь толстые стены. Постепенно он становился все тише и тише, и мне почему-то подумалось, что он там, совсем как я, замерзает.
