Сбежать из Академии (СИ) - Хабарова Леока

— Я! — густой бас донёсся откуда-то с галёрки, и все повернули головы. Кощей Кощеевич Лиходейский встал и выпрямился во весь рост.

— Что, «я»? — непонимающе нахмурилась Мегера.

— Я желаю, — пояснил некромант. — Желаю поспорить. Хоть с Абзац, хоть с самим Которектором, если придётся.

— Хотите опозорить меня? Унизить?

— Нет. Хочу, чтобы перестали унижать нас, — парировал Кощей, и все одобрительно закивали.

— Боюсь, это невозможно.

— И всё-таки я попробую.

Зал одобрительно загудел.

— Так чего же вы молчали, когда вам озвучили инициативу? — взъерепенилась Мегера. — Как мне высказывать, так все смелые, а как напрямую руководству сказать…

— Вот я и скажу. — Лиходейский спустился с галёрки и вышел, хлопнув дверью чуть громче, чем требовалось.

Заседание завершилось только спустя час. Когда последний сотрудник покинул зал, Мегера Душегубовна жестом подозвала меня.

— Раздай всем заявления, — сухо распорядилась она. — Будут упрямиться — заставь подписать.

— Но… как?

— Как хочешь! Умоляй, угрожай — без разницы. Мне что, учить тебя делать твою работу? Заявления должны быть подписаны и точка! Как ты этого добьёшься — твоя проблема. И ещё… — Она понизила голос. — Принеси мне…

— Кофий?

Начальница посмотрела на меня, как на полоумную дурёху.

— Коньяк, — сказала и вздохнула так тяжело, что у меня тревожно засосало под ложечкой. — Лиходейского помянем. Хороший он некромант. Был.

1. «Майонез» — особый жаргон в научных кругах, специфическая вариация аббревиатуры МНС — младший научный сотрудник.

2. «Рыба» — готовый бланк заявления.

Глава 26

Поцелуями…

АД выписал со склада два хрустальных гроба: один остался от Белоснежки, другой от мёртвой царевны, которая до конца так и не умерла. Эксперты уместились в них, как влитые, и лежали теперь, умиротворённые, под гранёными прозрачными крышками. Третий Эксперт, созданный из глины и пробуждённый к жизни Гиеной Игоревной, восседал на стуле и широко улыбался. Спину он держал неестественно прямо, будто проглотил аршин и, не моргая, пялился в стену. Левый глаз его сильно косил.

— Мда-а-а… — протянула Мегера Душегубовна, переводя взгляд с одного Эксперта на другого. — Хоть в «десять отличий играй»! Знал бы прикуп, жил бы в Сочи.

— Что? — спросила я.

— Ничего, — буркнула Мегера. — Не видишь, мы в дерьме?

— Вижу.

— А что тогда спрашиваешь? Физик твой где?

— В Каке, наверное.

— Наверное! — передразнила она, скорчив гримасу. — Точно знать надо!

— Он вам нужен? Я вызову! — мобильник вмиг оказался в руке, а номер Антона на экране.

— Не гоношись, — остудила шефиня мой пыл. — Выясни лучше, где он слонялся, пока мы Экспертов множили. И так, чтобы лишнего не заподозрил. Справишься?

— Справлюсь, — тихо ответила я и похолодела. Страшная мысль мелькнула на краю сознания. — Но… почему вы… Вы думаете, он…

— Что я думаю, тебя не касается. Делай, что велено, и не задавай лишних вопросов. Ступай. И принеси мне кофий! Постывший!

— Сию минуту, — выцедила я и вышла, хлопнув дверью чуть громче, чем предусматривалось должностными инструкциями.

В коридоре налетела на Рудольфа.

— Нинка! — воскликнул директорский сынок, сгребая меня в охапку. — Сколько лет, сколько зим! Куда спешишь?

— Дел много, — сказала, высвобождаясь из медвежьих объятий.

— А что делаешь? — пропускать меня он явно не собирался. Встал в проходе и упёр руки в бока.

— Работу работаю, — огрызнулась я, но Рудольф только отмахнулся.

— Подумаешь! Работа не волк, в лес не убежит. Пойдём-ка лучше кофейку в буфете лупанём.

— Не сегодня. Мне надо… Эй!

Не слушая возражений, Рудольф схватил меня за руку и потащил в сторону буфета, что-то непрестанно тараторя. Он говорил, говорил, говорил… а я упиралась, дёргалась и, наконец, высвободилась.

— Хватит! — вскричала так яростно, что Рудольф округлил глаза.

— Нинка! Ты чего это?

— Я вам не «Нинка»! И работа моя в лес не уйдёт! И вообще…

Что именно вообще, сказать я не успела, потому что заметила нечто очень и очень странное.

— Это… — я прищурилась, всматриваясь в порядком измятый документ, торчащий у Рудольфа из кармана. — Что это у вас?

— Ах, это! — Рудольф просиял, вытащил бумагу и принялся читать громко и с выражением:

— «Прошу уволить меня по собственному желанию, ввиду невыносимых условий труда и чрезмерного самодурства начальника». Подпись: «Лукьянова Н. П». Шеде-е-вр!

Я сглотнула, ощущая, как внутри закипает ярость. Моё заявление!

— Где… — прохрипела. — Где вы это взяли?

— Нашёл в столе.

— В моём?

— Ну-у-у… — Рудольф премерзко улыбнулся. — Начнём с того, дорогуша, что стол этот — кафедральный, а вовсе не твой. Приобретён на бюджетные деньги, оформлен, и к тому же…

— Зачем… — перебила я. — Зачем вы рылись в моём столе?

— Искал вафли.

— Вафли? В моём столе?

— Ну да.

— С чего бы им там быть?

— А где ж ещё могут быть вафли? — как ни в чём не бывало заявил Рудольф. — И вообще, ты чего взъелась? Смешно же!

Я зыркнула исподлобья.

Ага. Смешно. Обхохочешься.

— Отдайте.

Он посмотрел на меня сверху и скривил губы.

— А волшебное слово?

Чтоб ты сдох!

— Пожалуйста, — выцедила сквозь зубы, норовя испепелить беспардонного гада взглядом.

— Да ради бога! — небрежно фыркнув, Рудольф протянул мне измятый листок. — Всё равно я его на память отфоткал и даже на Яндекс Диск закинул. На редкость фотогеничная бумажонка!

Меня чуть не парализовало.

— Удалите! — потребовала я. — Удалите немедленно!

— Ну, Нинка. Разве так просят?

— Пожалуйста.

— Пожалуйста, что?

— Пожалуйста, удалите снимки.

— Рудольф Фениксович, — добавил гад и посмотрел, как учитель на нерадивую ученицу.

— Удалите пожалуйста снимки, Рудольф Фениксович.

От унижения, стыда и злости хотелось взвыть. Уши горели.

— А что мнее за это будет, маленькая мышка-торопышка? — промурлыкал директорский сын.

Вопрос сбил с толку.

— Кофе? — несмело предположила я.

— Ну, нет. Так просто теперь не отделаешься.

— Ужин?

— Тоже не то. — Рудольф ухмыльнулся и поиграл бровями. — Хочу поцелуй!

— Поцелуй?

— Именно! — просиял засранец. — И не абы какой, а самый настоящий. С языком.

Фу, мерзость какая! Меня аж передёрнуло.

— Нет.

— Ну на нет и суда нет, — развел руками гад. — Как думаешь, быстро твоё заявление в сети завирусится? Из него выйдет преотличный мем! Маман первая оценит!

— Вы не посмеете, — прошипела, жалея, что не могу испепелить засранца взглядом.

— А кто мне помешает? — усмехнулся он. — Ты? Твой очкастый воздыхатель? Не думаю. Так что, Нинка, выбирай: пан или пропал.

Я набычилась.

— Ой да не смотри ты волком! В самом деле, я прошу не ночь разврата, а всего лишь один маленький поцелуй. Ну, что? Приступим? — Он извлёк из кармана спрей для свежести дыхания и пару раз пшикнул в рот.

— Нет! — я попятилась. Рудольф мгновенно воспользовался преимуществом и попёр на меня. — Я не могу! Я не… У-у!

Директорский сын вжал меня в стену — не рыпнуться. Навис и присосался, как клещ. Впился в мои губы слюнявым ртом, вытворяя языком такие непотребства, что у меня ноги подогнулись. Я дёрнулась, пытаясь его оттолкнуть, но Рудольф был значительно выше и тяжелее меня. Он продолжал одаривать меня своей слюной целую вечность и отцепился только, когда я начала задыхаться.

— М-м… какая сладкая! — проурчал Рудольф. — Хочется ещё. Всего. И побольше!

Однако мне не было никакого дела до его желаний: за спиной директорского сына я разглядела знакомую фигуру.

Антон Сергеевич стоял, молча смотрел на нас, и взгляд его выражал целую бурю эмоций.

— О! — хохотнул Рудольф, беспардонно приобняв меня за плечи. — Ботаник пожаловал! И как вовремя! Мы с Нинкой как раз обсуждали, как половчее сказать тебе про нас, чтобы морально не травмировать.