Ментальная кухня 2 (СИ) - Злобин Максим

С двух копыт и Захару прям по яйцам.

— Ы-ы-ый!

— Ой! — воскликнул Погоняло.

Контроль над собой тут же вернулся. Душераздирающая сцена пробудила в нём мужскую солидарность. Друг или враг, никто не заслуживает такого. И кажется, Погоняло сильно перегнул палку в этой своей слепой ненависти.

— Братишка, извини! — крикнул Антон и склонился к Гачину-Мучинскому. — Извини, пожалуйста, я не хотел! Правда!

— Пош-ш-шёл ты, — прошипел Захар.

— Клянусь, я не хотел! Ты как вообще⁈ Живой⁈

— Живой, — ответил Захар.

А затем выпрямился в полный рост, сунул руку в штаны и достал защитную ракушку со следами от копыт.

— Когда вокруг бесчестье, — сказал он с чувством, — хороший полицейский должен быть готов ко всему, — а затем зашагал в сторону клоунов-казахов. — Эй, вы! Вы двое! Да-да! Проследуйте за мной в дом для выяснения личности!

— Погоди-погоди, — засеменил следом Погоняло. — А я?

— А ты останешься с детьми.

— Я⁈ Братиш, где я и где дети⁈ Что я с ними делать буду⁈

— Не знаю, — грубо ответил Захар. — Разберёшься. Не моя проблема. Да-да, я вам двоим говорю! Ну-ка идите-ка за мной!

12:04

Кухня

— Да не переживайте вы так, — улыбнулся барон Ярышкин, налил стакан воды и вручил его госпоже Безобразовой.

— Спасибо.

— Даю вам девяносто девять процентов гарантии, что в вашем доме нет никаких злоумышленников, — Владимир Агафонович присел напротив Изольды Карловны за небольшой круглый столик. — Просто когда речь идёт о человеческой жизни, нельзя пренебрегать даже этим несчастным процентом. Сейчас мы всё осмотрим, всё проверим и уйдём. А вы продолжите себе спокойно праздновать.

— Да, — кивнула Безобразова. — Да, вы правы. Всё будет хорошо. Не может же на мою долю выпасть столько испытаний, верно? Сперва… Муж… А теперь… Это…

После упоминания мужа Изольда Карловна вдруг расплакалась. А ведь казалось бы! Лезть к ней в разум было табу, но вместо этого барон Ярышкин довольно тщательно изучил содержимое хорошенькой рыженькой головы домработницы Кати, и кое-что для себя вынес.

Да, он не умел видеть воспоминания так же ярко и чётко, как это делает его юный падаван. Честно говоря, Владимир Агафонович даже не подозревал, что такое вообще возможно — вытаскивать из памяти людей имена, даты, фотографической точности картинки и даже конкретные цитаты. За время учёбы в Академии он не знал ни одного человека, — даже из преподавательского состава, — который владел бы подобной техникой.

А Вася Каннеллони в свою очередь относился к этому дару, как к чему-то само собой разумеющемуся. Он не рассказывал, его не спрашивали, а потому что учитель, что ученик пребывали в счастливом неведении насчёт имбалансности Канеллони.

Но к делу!

Пускай не так чётко, как Василий, но по эху эмоций и обрывочным мыслям домработницы, Владимир Агафонович составил себе портрет семейных отношений четы Безобразовых. И портрет был… так себе. Катя по-женски жалела баронессу, при этом злилась на барона, и при этом же была вынуждена что-то скрывать, — липкий ноющий привкус навязанной тайны ни с чем не перепутать.

И вот… загадка! Если бы барон распускал в отношении Кати руки, то Владимир Агафонович понял бы это сразу, — химический состав эмоций был бы совершенно другим. Так что скорее всего, речь шла о любовнице Геннадия Витальевича. Или любовницах? Или о девушках по вызову, которых он таскал в дом и заставлял Катю держать язык за зубами.

Короче…

«В этой семейке все хороши», — решил для себя барон Ярышкин.

— Не плачьте, прошу вас, — сказал он и достал из нагрудного кармана носовой платок.

Аристократ старой закалки, Владимир Агафонович всегда старался иметь при себе платок. И прекрасно знал его истинное назначение: не сопли высмаркивать, а в случае чего предложить даме.

— Ох, спасибо, — всхлипнула Безобразова. — Вы так галантны, — и чуточку успокоилась.

И даже перестала плакать. И вперилась в Агафоныча ясными после слёз глазами.

— Повезло, наверное, вашей жене.

«Так, млять», — заподозрил неладное барон Ярышкин. Вася доверил ему чуть ли не самое важное, а он уже спустя четыре минуты умудрился загнать разговор куда-то не туда. И вот ведь! Прикинуться дурачком нельзя. Отступить нельзя. Нужно продолжать отвлекать Изольду Карловну любой ценой. И постараться потянуть время, пока эта самая цена не стала слишком уж высокой.

— Картина! — воскликнул Владимир Агафоныч и указал на стену за спиной Безобразовой.

На холсте было намалёвано нечто невразумительное. Складывалось ощущение, что его расстелили на пол во время ремонта, угваздали чем ни попадя, а после натянули на богатую раму и продали за сто тыщ мильёнов рублей. «А впрочем, — подумал барон Ярышкин. — Скорее всего так оно и было».

Прищурившись, он кое-как разобрал лихую размашистую подпись в углу. К счастью Владимира Агафоныча, ушлый художник подписался простенько. Вместо каллиграфических закорюк, смайликов и прочей хрени, в углу полотна он просто вывел свою фамилию.

— Алёшин, — прочитал барон Ярышкин, а потом воскликнул: — Только не говорите мне, что это оригинал! — пускай и слышал эту фамилию впервые. — Иначе я умру от зависти!

— М-м-м-м, — слабо улыбнулась Изольда Карловна. — Вы ещё и в искусстве разбираетесь?

— По верхам, — дежурно отсмеялся Агафонович. — Ровно настолько, чтобы не прослыть невеждой.

— М-м-м-м…

Безобразова утёрла последнюю слезинку и отложила платок. А после изобразила недвусмысленный жест: упёрлась локтями в стол, руки сцепила в замок, а на «замок» положила подбородок. И глазёнками похлопала. Хлоп-хлоп-хлоп.

— А ведь мне вас так и не представили, — сказала Безобразова. — Не хотелось бы обращаться к такому интересному мужчине по фамилии…

«Чёрт!» — выругался про себя Агафонович. Кажется, он сам того не желая, загонял себя в этот омут всё глубже и глубже. И вот он уже «интересный мужчина».

Да ещё грёбаное имя! Ровно для таких вот ситуаций у барона Ярышкина имелось альтер-эго «Вадим Нечаев», но сейчас оно совершенно не подходило, — фамилия уже была озвучена. Так ещё и в голову, как это частенько бывает, полезла всякая чушь: Татай Мухраевич, Бубуй Мумуевич, Ахалай Махалаевич и явный этнический поляк Лясько Масяськович. Нормальные человеческие имена разом вылетели из головы.

— Василий Викторович, — встал и чуть поклонился барон Ярышкин. — К вашим услугам.

— Василий Викторович, скажите, а вам случайно не нужно присоединиться к поискам? Как думаете, ваши коллеги в состоянии справиться без вас?

«Сука!» — заорал где-то внутри себя Агафонович: «Сука-сука-сука!»

Безобразова поставила ему гроссмейстерский мат. Задала вопрос, на который можно ответить лишь одним способом, и способ этот играл явно не в пользу Агафоновича.

— Конечно же справятся, — улыбнулся барон Ярышкин.

— М-м-м, — вновь протянула Изольда Карловна. — В таком случае, может поднимемся наверх? В моей спальне висит ещё несколько работ Алёшина. И если хотите, я с удовольствием их вам покажу…

12:05

Подвал

Идея о том, что утратившего умственные способности отца семейства содержат в подвале, была бесчеловечна. К счастью, — правда не совсем понятно к чьему именно счастью, — она не подтвердилась.

Мишаня Кудыбечь лосём промчался по всему нижнему этажу. Присвистнул при виде домашнего кинотеатра на двенадцать мест, подивился небольшому бассейну с парилкой, позавидовал постирочной и истёк слюной по залежам вина в специальном погребе. Собственно говоря, вот и всё. Смотреть здесь больше нечего — осталось всего две двери.

За первой оказался небольшой чулан, — весь в стеллажах с бытовой химией, тряпками и прочим хозяйственным инвентарём. А вот за второй, внезапно, была библиотека.

— Ого, — вырвалось у Мишани.

По меркам аристократии, библиотека была совсем крошечной. Всего два стеллажа, — каждый не больше метра длинной. Ещё кресло для чтения, да удобный светильник, вот и всё. Но книги! КНИГИ!!!