Сяо Тай и Императорский Дворец (СИ) - Хонихоев Виталий

— Боюсь что уважаемая госпожа меня неверно поняла. Эти девушки стоят больше пяти тысяч серебряных лянов. Каждая.

— Я дам тебе двадцать. И…

— Но контракт предусматривает десятикратную пеню. — заканчивает Люй Три Бочонка и довольно щурится: — это выйдет… ну да. Сто тысяч серебряных лянов.

— Сто тысяч? По рукам. — отвечает девушка и Люй только глазами ошарашенно моргает. Сто тысяч серебром⁈ Да на такие деньги можно сотню таких караванов как у него купить!

— Если госпожа готова заплатить такую цену, то этот ничтожный Люй готов продать этих женщин и понести убыток своей репутации как честного торговца. Знаете порой говорят что репутация дороже денег и…

— Заткнись. Мы забираем женщин и… — девушка оглядывается: — вот эту телегу. Да. Телегу тоже. Тысячу сверху. — тут же пресекает она открывшего было рот торговца.

— … хорошо. Хорошо! — потирает ладони Люй Три Бочонка: — сто одна тысяча серебряных лянов! Как только госпожа выплатит — все будет ее собственностью!

— И… как же уважаемая госпожа собралась заплатить? — наклоняет голову мужчина в серебряном ханьфу.

— Что значит — как? Наставник⁈ — девушка оборачивается к нему и возмущенно топает ногой.

— Ну уж нет. — поднимает руки мужчина: — я тебе денег не дам. Я тебе говорил — возьми все, что необходимо в дорогу. Ты взяла только свой маленький кошелек, а у тебя там… больше тысячи лян не поместится.

— Наставник! Но мне нужны эти женщины!

— И я тебя к ним привел. Мы договорились, что дальше ты сама, помнишь? — поднимает бровь мужчина: — уверен, что этот толстый вызов здравому смыслу и здоровому питанию на самом деле хотел продать девушек… примерно за тысячу. Плюс-минус сто. И ты могла бы сторговаться на этой цифре… если бы не показала ему что они тебе очень нужны и что ты — очень богатая. Кроме того, ты была невежлива. И высокомерна.

— Черт. Проклятье. — девушка поворачивается к торговцу и растягивает непослушные губы в улыбке, но ее глаза — не улыбаются: — уважаемый ничтожный червь! Будьте так добры, продайте мне этих женщин за тысячу серебром.

— Вот еще. — складывает руки на груди Люй Три Бочонка: — да у тебя один меч на двадцать тысяч серебром тянет. И гуань на столько же. Может еще что найдется? У твоего наставника…

— Не, не, не… — поднимает руки мужчина: — меня в это не впутывайте. И кстати, Лань И — уже поздно просить. Нужно было раньше.

— Хорошо. — она снова поворачивается к торговцу: — я — Третья в очереди наследования Клана Феникса, Лань И. Я даю слово что тебе выплатят сто одну тысячу серебром плюс еще пять тысяч за хлопоты, как только ты явишься в Цитадель Клана с моим векселем. Я готова выписать его прямо здесь и сейчас, на твое имя. А теперь — отдавай мне женщин и телегу, жалкий пес!

— Вот уж нет. — усмехается Люй: — нашла дурака. Сперва деньги.

— Ты провалила переговоры, ученица. — вздыхает мужчина и качает головой: — я разочарован. Что скажет Госпожа Кали, когда узнает, что за все эти годы я так и не воспитал достойную смену?

— Если у вас нет денег, то ступайте прочь. — говорит торговец: — иначе я… — и он бросает взгляд на начальника охраны, который стоит рядом, положив руку на саблю-дао.

— Вот же… — девушка прикусывает ноготь большого пальца: — наставник, тогда мне остается только одно…

— Ты всегда идешь по легкому пути, ученица. Это вредная привычка…

— Эй, вы! Я все еще готов пойти тебе навстречу, девчонка из клана, раз уж вам так они нужны. Отдавай все деньги и меч с подвеской… и тогда я так и быть…

— Вы же видите наставник, у меня нет другого выбора. И потом — это все равно жалкий пес и ничтожный червь. — говорит девушка и вынимает свой меч из ножен: — Вихрь Клинков! Кайтен!

Глава 17

Глава 17

В крытом павильоне ресторана на полированных досках из красного дерева перед почтенными посетителями танцевали журавли. Они кружились в танце, словно юные девы на Праздник Солнцестояния, их крылья были украшены разноцветными лентами, так, чтобы всем присутствующим становилась очевидна плавность и продуманность их танца. Ленты никогда не опускались вниз, никогда не путались, скрещиваясь с другими лентами, они плыли по воздуху, изгибаясь волнами, выписывая плавные линии.

Посетители восхищались этим восхитительным танцем, хлопая в ладоши и издавая крики восторга, в чашу для подношений скатывались все новые медные монетки, пару раз даже блеснуло серебро.

Тем временем в дверях ресторана, на ступенях крытого павильона с танцующими журавлями и почтенной публикой — появился скособоченный старик в нищенских лохмотьях и с тыквой-горлянкой на поясе, с посохом-клюкой в руке. Девушка, которая разносила почтенным гостям блюда едва не споткнулась, увидев его. Тут же заторопилась на кухню, нужно было позвать парочку крепких ребят со двора, где те только что привезенные дрова складывали, пусть выкинут этого нищего отсюда, а то будет своим ужасным видом и отвратительным запахом почтенных гостей смущать. Такого вот увидишь, потом еда поперек горла встанет, чем бы ты ее не запивал — хоть ароматным чаем, хоть нагретыми вином, хоть холодным гранатовым соком, а хоть бы и знаменитым байцзю Маотай из провинции Гуйджоу. Горло сжечь — сожжет, а кусок все равно не полезет в рот.

Нищий старик огляделся по сторонам, хмыкнул, увидев танец журавлей на полированных досках красного дерева и уселся за первый же столик, прислонив свой посох-клюку к перилам за спиной. Уселся и стал неторопливо отвязывать от пояса свою тыкву-горлянку. В такой добрые люди обычно вино наливают или чего покрепче, а у нищего что там может быть? Разве что грязная вода из ручья поблизости…

Из кухни вышел хозяин ресторана, господин Ван Си, который огляделся, нашел взглядом нищего старика в грязных лохмотьях и двинулся к нему, вытирая руки белым полотенцем на ходу.

— Добрый день, уважаемый. — обратился он к старику: — пожалуйста подойдите к задней двери нашего заведения, Лао Тань вам вынесет покушать остатки. У нас только что купцы в Лань уехали, много чего после себя оставили, даже жаренное мясо есть. И риса белого в листья, завернутого с собой в дорогу дадим. Только вот в павильоне вам лучше не сидеть, гостей своим видом не смущать.

— Позови-ка мне своего повара. — говорит старик, повернувшись к нему и Ван Си — теряется в пронзительной синеве глаз этого нищего. Непростой старик, ой не простой, думает он. Со стороны — обычный нищий, но у Ван Си глаз наметан, потому и обращается он к нему со всем уважением и вежеством, ибо времена непростые, а ежели кого перепутаешь и не по рангу обратишься, то кто потом бедного хозяина придорожного ресторанчика от неприятностей спасет? Никто. Так что лучше не только на одежду смотреть… хотя и с лохмотьями старика что-то неладное творится. Третьего дня дожди шли, все кто на торговом тракте оказался — с ног до головы перепачканы в липкой грязи из луж… если только не в паланкине или в карете ехали. Даже у всадников ноги по колено в грязи… а у этого старика его лохмотья может и грязные, но сухие. Да и грязные ли они? Скорее — выкрашены в серо-грязный цвет. И запах… Ван Си не чувствует запаха от странного нищего старика в лохмотьях. Вообще. Он чувствует запах готовящейся острой свинины на углях из кухни своего ресторана, чувствует легкий, едва уловимый аромат пачулей и хвои от проходящей мимо Лао Тань, которая спешит на кухню за новой порцией блюд для почтенных гостей, улавливает тяжелый дух перегара от охранников каравана что за соседним столом пьют крепкий байцзю. Если вдохнуть полной грудью, сосредотачиваясь на обонянии, то можно даже уловить аромат свежеструганного дерева — вчера плотник наконец починил пару потрескавшихся балясин в перилах крыльца.

Но от самого нищего ничем не пахло. А ведь должно было пахнуть. Еще как должно было. Потому Ван Си и не стал спорить со странным стариком, а молча поднялся и поклонился.

— Один момент, уважаемый. — сказал он: — я позову к вам Цао Годзю, нашего повара. Что ему передать, кто к нему пришел?