Локки 5. Потомок бога (СИ) - Решетов Евгений Валерьевич "Данте"

Он принялся ненавязчиво нахваливать продукцию, журча словно горный ручей, попутно вставляя имена известных воинов, носящих купленные в этом магазине доспехи.

Я с наигранно восторженной улыбкой слушал его, идя за ним в примерочную комнату, куда младший сотрудник припёр приглянувшийся мне доспех из толстой кожи, со стальными клёпками, тиснёным драконом на нагруднике и с россыпью камней-артефактов. Последние делали доспехи крепче, легче и даже могли охладить их, ежели того потребует ситуация.

Мужчина, не переставая ворковать, вместе со своим помощником ловко помог мне напялить доспех, приладив его к моей фигуре с помощью специальных ремешков.

— Идеально, — покрутил головой смертный, дёрнул себя за бородку и показал мне согнутые кольцом указательный и большой пальцы. — В этих доспехах вы точно станете грозой хаоситов, господин Громов.

Я хмыкнул, рассматривая своё отражение в зеркалах, висящих по кругу в примерочной. Они вдруг напомнили мне увиденное через разрыв в академии — волосатые руки, душащие то ли Громова-младшего, то ли меня в его теле.

Что же касается доспехов, они и вправду оказались хороши. Вот только смертный заломил за них слишком высокую цену, кидая на своего помощника хитрые взгляды. Ну и конечно же, мне не понравилось его поведение, хотя денег у меня было как у Фенрира шерсти.

Надо бы проучить алчного смертного, а заодно протестировать новый атрибут Апофиса, который ему достался от Маммоны. Он назывался «искушение». Интересно, сумеет ли дракончик как-то помочь мне?

Я мысленно его позвал и почти сразу получил ответ, после чего мне не составило труда объяснить ему свою затею. Тот быстро согласился и уже через миг любопытная чёрная морда слегка высунулась из-за шторы, прикрывающей вход в примерочную.

— Ну что, господин, будете брать? — улыбнулся мне во все тридцать два зуба смертный с бородкой.

— Цену бы надо снизить, — проговорил я, глянув на мужчину.

Тот раскрыл рот, а потом вдруг захлопнул его, задумчиво нахмурился и затих, словно мысленно боролся со своей алчностью.

— Да, можно и снизить, — не очень уверенно сказал он и облизал губы.

Младший удивлённо воззрился на своего наставника, словно тот только что согласился отдать мне почку.

Я улыбнулся и назвал свою цену. Мужчина, поколебавшись, согласился, мучительно хлопая глазами, будто с трудом переступил через себя.

Младший совсем удивился, даже рот открыл и почесал затылок.

А уже через десять минут, оплатив свою покупку, я пошёл к выходу, услышав ехидный шёпот младшего, адресованный мужчине:

— Цена точно была завышена?

— Не твоего ума дело, — огрызнулся тот, уже освободившись от влияния Апофиса. — Иди лучше пыль протри, а то грязное всё.

Я бросил взгляд через плечо и увидел, что смертный зло дёргает себя за бородку, разочарованный тем, что каким-то невероятным образом мне удалось убедить его продать доспехи гораздо дешевле.

Глава 18

На улице я быстро поймал такси, и пока шофер укладывал в багажник мой доспех, скрытый плотным чёрным мешком с лейблом магазина, мне не составило труда мысленно связаться с Апофисом, продолжающим находиться в здании. Я полюбопытствовал, чем же дракончик искусил продавца. А тот ответил, что надавил на его алчность, мол, начал подталкивать смертного к мысли, что столь грозный воин, как Громов, сделает магазину хорошую рекламу, если будет сражаться в их доспехах. Вот мужчина и согласился на понижение цены.

Я поблагодарил Апофиса, отметив, что он проделал ювелирную работу. Человек даже не понял, что кто-то вмешался в ход его мыслей.

Дракончик тоже был доволен собой и в хорошем настроении вернулся восвояси.

— Можно ехать, господин, — проговорил таксист, наконец-то запихав доспехи в багажник.

— Так поехали, — бросил я и уселся на заднее сиденье.

Водитель шустро погнал автомобиль по улочкам города, быстро превращающегося в военный лагерь. Многие государственные учреждения были отданы под нужды военных. Там они спали, складировали оружие, боеприпасы и продовольствие.

А ещё на улицах цокали копытами вереницы лошадей, которых вели в сторону Стены. Ведь в Пустоши, буквально в двадцати километрах от Стены, уже не работали сложные механизмы вроде автомобилей, потому и нужны были лошади. Думаю, их немало поляжет на полях сражений.

Пока же такси привезло меня к забору, опоясывающему владения Громова-старшего.

Я выбрался из машины, взял из багажника свои покупки и утопил кнопку дверного замка. Калитка открылась практически сразу, выпустив пару слуг. Они цапнули доспехи и потащили их в особняк. А я налегке пошёл за ними по брусчатой дорожке, подметив, что двор стал ещё более ухоженным.

На крыльце же меня поджидал Громов-старший. Его седая борода была всклокочена, а лицо с резкими морщинами и ниточками шрамом оказалось мрачным.

— Чего такая физиономия? — спросил я, взойдя по мраморным ступеням крыльца. — Запор мучает или не рад видеть внука?

Смертный тревожно покосился на прошмыгнувших в особняк слуг. Не успели ли они услышать мои слова? И Громов, видимо, решил, что не успели, поскольку его тревога ушла.

Однако он всё-таки сердито проворчал, шутливо погрозив мне пальцем:

— Нельзя так, нельзя так разговаривать с дедом.

— Ладно, дед, рассказывай, что тут да как у вас, и с чего у тебя физиономия такая мрачная.

— Пойдём, — приглашающе махнул он мне рукой, поправил пояс домашнего халата и повёл меня в особняк.

Тот тоже изменился в лучшую сторону. Старые обои сменились новыми, кое-где появился свежий паркет, а стены гостиной теперь украшали портреты членов семейства Громовых. Они взирали на нас под мерное тиканье напольных часов с кукушкой.

— Всю жизнь их берег, — кивнул на портреты мужчина, стоя подле камина, — надеялся, что однажды вот так повешу их в новом родовом гнезде.

— Мечты сбываются. Ну, если я им помогаю, — усмехнулся я и уселся на софу, попирающую гнутыми ножками ковёр. Тот занимал чуть ли не весь пол гостиной с винтажной мебелью.

— Родоначальник, Игнат Громов по прозвищу Гордый, — указал смертный на портрет, висящий выше остальных.

На нём был изображён лысоватый мужчина в меховой шубе с глазами навыкате и щекастым лицом.

— Похож на жабу в мехах, — выдал я своё ценное мнение и услышал недовольное пыхтение Громова. — А чего? Я человек простой, что вижу, то и говорю. Вот ты похож на сластолюбца из борделя, а я — на странствующего бога-философа.

Мужчина неожиданно помрачнел ещё больше. Повесил голову и тяжело выдавил:

— Выходит, ты уже знаешь, раз назвал меня сластолюбцем из борделя. Кто хоть сказал?

— Что знаю? — навострил я уши. — Нет, я много чего знаю, но мог уже и забыть. Освежи мою память.

Громов резко плюхнулся в кресло, да так, что чуть тапки не слетели, а потом закинул ногу на ногу и удручённо проговорил:

— Ты же знаешь, что у меня были отношения с…

— Да, да, со служанкой, чью грудь из Петрограда было видно. Кстати, что-то я её не заметил, пока по дому шёл.

— Ушла она, — печально вздохнул мужчина и глянул в окно. За ним беззаботно щебетали птички, усевшись на ветку яблони. — Я, значится, купил ящик винишка, решил попробовать бутылочку. Отметить кое-чего. Да так нализался, что… это… ну, в общем, с другой служанкой того. А эта дура сразу всё растрезвонила другим. Ну вот и сказочке конец. Ушла моя любимая, оставив после себя парочку пощёчин и несколько царапин от ногтей.

— А-а-а, вот чего ты такой мрачный. Всё-таки не в запоре дело.

— Я ей и так и сяк пытался всё объяснить, а она только глазами зло зыркала и проклинала меня. Может, ты чего посоветуешь? — с надеждой взглянул на меня смертный. — Осуждать-то всяк горазд. Вон Лидия из храма не вылезает, всё молится за меня. А посоветовать ничего не может, кроме как с извинениями и подарками к любви моей идти. А та, повторюсь, ни в какую.

— Попробуй извиниться перед ней в Прощёное воскресенье.