Скуф. Маг на отдыхе 5 (СИ) - Злобин Максим

— Спокойно, Ксюша, спокойно…

— Да как спокойно-то⁈

— Спокойно, говорю.

— Ты посмотри… посмотри на мои руки! — Шестакова протянула дрожащие корявки прямо под нос Фонвизиной. — Ты посмотри, как их тряхомудит! Я же в книге расписаться не смогу! Мне что⁈ В Родословной крестик напротив фамилии проставить⁈

— Всё ты сможешь, — Сиятельство погладила Шаму по колену. — Всё будет хорошо. И ещё, Ксюш, пожалуйста: во-первых, на сегодня забудь слово «тряхомудит» и не вздумай ляпнуть его на приёме. А, во-вторых, дыши, Ксюша, дыши.

— Да я дышу, дышу! — показательно широко раздувая ноздри, начала фильтровать воздух Шестакова и смотреть в окошко. — Дышу, блин, дышу!

Ожидаемо, что чем ближе наступал час Икс, тем больше будущая баронесса переживала. И нервный срыв в поезде — он пускай и первый, но далеко не последний, в этом я практически уверен.

Есть причина, а значит, есть и следствие.

И это нормально. В поведении Шамы не было чего-то такого из ряда вон. Молодая девчонка готовится впервые предстать перед высшим обществом, получить свои пять минут славы, которые до кучи перевернут жизнь её и всех её потомков. Как тут не нервничать-то?

Если бы она сейчас сохраняла показушное равнодушие — вот это было бы куда более тревожным звоночком, а так…

— Так, — вмешался я. — Барышни-кадеты, а не выпить ли нам в дороге по бокальчику игристого? Вагон-ресторан должен быть в двух шагах.

Идея напоить Шестакову перед встречей с Его Величеством была бы плоха при любом раскладе, в котором с нами не присутствовала бы Её Рыжее Сиятельство. Фонвизина не даст захмелеть больше необходимого; работа у неё такая.

Зато седативный эффект от алкоголя Шама точно получит — это раз. И два — приобщится к аристократическим привычкам. Пригубить вина до обеда в красивом платье, в красивом вагоне, среди разномастной знати, переброситься с кем-нибудь парой ни к чему не обязывающих фраз и получить несколько комплиментов…

Надо-надо, пусть привыкает. Раз попробует красивой жизни — не избыточного потребления, а именно что, подчёркиваю, красивой жизни — и потом за уши не оттащишь.

— Пошли, — я встал с кресла и поманил альтушек за собой. — Пошли-пошли.

Наш вагон в составе был последним. Думается мне, для того, чтобы никому даже в голову не взбрело шастать через нас туда-сюда. В заднюю его часть мы до сих даже не заглядывали, но предполагаю, что там расположена комнатка для багажа и спальные места для тех, кто едет далеко и долго. Передняя же часть представляла собой комфортабельную гостиную.

Мягкая мебель, ковры на полу, богатые люстры на жёсткой сцепке, плазма, барная стойка — все дела. Не мог не заметить, что прямо посередь небольшого пустого пространства, на потолке были дырки под четыре болта, и точно такие же дырки — я уверен — есть на полу.

Аж улыбка на лицо выползла.

Ставлю сто против одного, что когда-то здесь был шест. Не тот, что пожарный, а тот, что пилон. В пути бывает скучно, и развлечься стриптизом — почему бы и нет? Но поскольку вагон предназначался для будущей баронессы, его предусмотрительно скрутили, чтобы не шокировать юное трепетное создание.

Сквозь чистенькие тамбуры — минималистичные, но не без орлов, гербов и прочих символов Империи — через два вагона-купе для знати, и вот, мы с девчонками попали в ресторан. Аккуратный звон посуды, тихие разговоры, фортепианная партия из динамиков, всё же для живого рояля места было маловато.

Люди уже вовсю отдыхали; многие воспринимали этот день ровно так же, как и мы сами.

Народу, как я и предполагал, было много. В дальнем конце вагона даже очередь образовалась, компания молодых людей сверлила недовольным взглядом тех, кто урвал себе столик.

Но для нас одно местечко всё-таки придержали. Ожидали, что Шестакова и её «плюс шесть» решат освежиться в дороге.

— Шампанского, — я даже не стал брать у официанта листочек с меню. — Самого лучшего. А ещё ведёрко со льдом, фрукты, сыр и оливки.

Пускай и голодно немного, обойдёмся закусками. Не сомневаюсь в профессионализме вагонных поваров, но по сравнению с тем, что ждёт нас на приёме, я выбираю второе. Приехать сытыми будет просто-напросто глупо.

— Сию минуту.

Вышколенная девушка с тугим официальным пучком волос чуть поклонилась, по этикету сделала несколько шагов назад, лишь потом развернулась и исчезла в дверях кухни.

Ведёрко с игристым появилось за нашим столом уже через минуту. Я вежливо отказался от помощи официанта и сам взорвал бутылку. Жаль, что вагон-ресторан — не место для сабража и нельзя покуражиться; всё-таки здесь тесновато. А то ведь прилетит горлышко кому-нибудь в лоб, и что потом делать?

Так что я сам открыл, сам разлил и сам тостовал за Её Благородие Ксению Константиновну Шестакову.

Посидели, выпили, дождались закусок.

Шаманка, кажется, расслабилась. Всё-таки не настолько она дикая, чтобы истерить на глазах у высшего общества, и пантомима с «тряхомудием» рук была предназначена только для своих и только тогда, когда можно чуточку переиграть.

Это, во-первых. А, во-вторых, Ксюша начала ловить на себе взгляды с соседних столиков. Отчасти одобрительные, местами восхищённые, ну а со стороны молодых аристократов так и вовсе плотоядные.

Ксения Константиновна ведь и без того хороша собой — юная, статная, всё при ней. А татуировки и розовые волосы среди знати большая редкость, так что этот образ сделает юную баронессу лишь более желанной.

Неформально?

А и чёрт с ним, времена-то меняются.

Невольно вспоминается шутейка. Как там? «Посмотрю на твои татуировки, когда ты состаришься», «нет, не посмотришь».

— Василий Иванович, — на ухо шепнула мне Фонвизина. — Можно вас на минуту?

— Можно, почему бы и нет.

Зачем?

Никаких предположений на этот счёт не имею.

Но раз девушка просит…

Вышли в тамбур. Само собой, тамбур вагона-ресторана имперского поезда разительно отличался от тамбура пригородных электричек.

Несколько компактных кресел по парочкам друг напротив друга, фикусы в кадках и проход дальше, в специальную курительную комнату. Место как раз для того, чтобы оторваться от ужина и переговорить тет-а-тет.

— Слушаю, — улыбнулся я, как только мы с Фонвизиной присели.

— Кхм-кхм, — рыжая прокашлялась в кулачок. — Я просто хочу сказать это сейчас. Не потом. Что бы вы не думали, что это какой-то сиюминутный порыв. Что во мне говорит торжественность момента или, того хуже, алкоголь…

Вступление, признаться, интересное.

— Василий Иванович, я хотела сказать, что очень благодарна за то, что вы сделали. Искренне и по-человечески.

— Да я же…

— Нет-нет, вы не понимаете, — перебила Оля; видно, репетировала речь в голове и сейчас боялась что-то забыть. — Я сейчас не про группу «Альта», не про артефакт и не про все те злоключения… я говорю конкретно про программу освоения трещин и про то, что я в ней участвую.

Ещё интересней.

Раньше Фонвизина об этом даже не заикалась.

— Видите ли, я пуще всего остального боялась, что мне уготована пресная жизнь, — слабо улыбнулась рыжая. — Что сейчас мы отучимся, получим корочки, станем «новой элитой», засядем по поместьям, и на этом всё, конец. Бессмысленно доживать свой век среди бессмысленных дел, будучи при этом бессмысленным приложением к мужу, — Фонвизина хмыкнула. — Матушка, она ведь буквально одержима идеей выгодно выдать меня замуж…

Помню-помню.

Что-то такое мы уже проходили.

— И совсем другое дело стать первопроходцем иных миров, — продолжила Оля. — В этом есть смысл. В этом есть жизнь. Пускай и прозвучит пафосно, но в этом есть что-то настоящее, чего бы мне не хватало при всех иных раскладах. Мне ведь, получается, доверено историю вершить. И это не мышиная возня о том, под каким флагом будет жить и кому будет платить налоги тот или иной кусочек суши, а… а…

Мне кажется, что Фонвизина сейчас нервничает хлеще шаманки; аж заученные слова из головы вылетели.

— Я понял, — кивнул я.