Магический источник (СИ) - Криптонов Василий

Я честно прислушался к себе.

— Ну… Такое. Спать охота.

— Видимо, это оно и есть.

— Да мне постоянно спать охота.

— Вы невыносимы, Александр Николаевич.

— Так что, не кормить её больше сегодня?

— Я бы настоятельно не советовал.

Глубокомысленно кивнув, я вышел из кабинета, вернулся в столовую и сказал фамильярке:

— Усё.

— Усё? — озадачилась она.

— Оно самое. Хватит есть. Будем с тобой бороться за навязанные недостижимые стандарты женской стройности.

— Как прикажешь, хозяин.

— Но сам-то я пожру.

— Поступай как считаешь нужным, хозяин.

Ноль процентов осужденья, сто процентов пониманья. Фамильярка стремительно зарабатывала у меня очки.

Жизнь в академии чародейства и волшебства на Пятницкой шла своим чередом. Студенты радовались тому, что вернулся живым и невредимым Степан Аляльев. Слух, что он провёл две наполненных развратом ночи с какой-то неназываемой дамой расползлись быстро и создали Стёпе вайб романтического героя-соблазнителя. Его котировки стремительно выросли в глазах прекрасного пола, чему Стёпа почему-то был не рад. Девушек он как-то начал сторониться, даже пугался, когда они с ним заговаривали.

Анна Савельевна Кунгурцева привела сведущих людей к пленённому иллюзорным фавном дереву. Дерево весь день выкапывали, а потом транспортировали в ботанический сад академии. Там, заново прикопав могучие корни, вколотили табличку, на которой увековечили заслуги Анны Савельевны, внёсшей большой вклад в развитие магической ботаники.

Пончик заключался в том, что дерево не только само по себе было редким и интересным экземпляром. Оно ещё и служило для производства множества магических снадобий, которые без добываемых из него компонентов работали хуже, либо вовсе не работали. В общем, Анна Савельевна поимела как уважение, так и деньги. К вящему зубовному скрежету коллег-«мужчин».

Обо всём этом она рассказала мне сама, этим же вечером, переходящим в ночь.

— Я вами горжусь, Анна Савельевна. Вы так прекрасно повели дела.

— Ах, что за чушь, Александр Николаевич! Главная заслуга — ваша. Не понимаю, почему вы отказались от почестей.

— Лежать с вами под одеялом — величайшая почесть для меня. Могу ли я просить от жизни чего-то большего?

— Право же, если бы захотели, вы бы добились от жизни гораздо большего. Чем я вас привлекаю?

— Любовь — это иррациональное чувство, Анна Савельевна.

— Что вы такое говорите…

— Ну, вот знаете, я имел многочисленные разговоры с людьми, которые любят собак, но не любят кошек. И они объясняют свою любовь так: собаки, мол, понимают команды, собаки понимают, что когда им указывают пальцем, надо смотреть не на палец, а туда, куда он указывает… Но когда я спрашивал: «То есть, если бы был кот, понимающий палец и команды — вы бы любили кота?» — они отвечали отрицательно. Тогда я спрашивал: «А если твой пёс вдруг станет вместо направления смотреть на палец — ты его усыпишь?» — и вновь получал яростное отрицание. Глупость это всё. Чушь, как вы любите говорить. Когда мы любим — мы просто любим, а обоснования навинчиваем уже постфактум, они не стоят ничего.

— Это весьма интересно и похоже на правду. Но позвольте я оденусь. Вы не соблаговолите отвернуться?

— Только если вы настаиваете. В противном же случае я с огромным удовольствием сделался бы свидетелем этого процесса.

— Вы меня смущаете, Александр Николаевич.

— Но неужели чувство смущения до такой степени вам отвратительно?

— Вовсе нет… Что ж, смотрите!

— Смотрю. Первый, он же последний раз.

— Почему последний?

— Замрите, пожалуйста, на миг в этом положении. Свет так падает на ваше лицо, создавая такую выразительную игру теней. Если бы я был живописцем, я бы запечатлел ваш портрет.

— Вы как будто бы прощаетесь со мной. И избегаете высказать свою мысль.

— Я действительно пришёл попрощаться, Анна Савельевна. Видите ли, обстоятельства сложились таким образом, что я не могу более преподавать в академии, равно как и жить в Белодолске.

— О Господи. Что случилось? Вы совершили преступление?

— Я призвал фамильяра…

— Четвёртого ранга? Ах, что за чушь! Ну да, это весьма необычно. И я понимаю ваше нежелание афишировать это. Но ведь вы имеете влияние на Татьяну. Что до меня — я навек сохраню вашу тайну.

— Клянётесь?

— Клянусь, если это требуется, Александр Николаевич.

— Нерушимой магической клятвой?

— Таких клятв я не знаю.

— И мне они неведомы. Только сейчас придумал.

— Поцелуйте меня, Александр Николаевич. И не говорите больше таких страшных вещей. Не надо никуда уходить. Вы — мой луч света в тёмном царстве академии. Желаете чаю?

— Нет, спасибо. Я пойду домой, если не возражаете. Увидимся с вами завтра, в академии.

— Я буду с нетерпением ждать нашей встречи.

— И я…

— Покойной ночи, Александр Николаевич.

— Сладких снов, Анна Савельевна. До завтра.

Я вышел из домика Кунгурцевой посвистывая и помахивая портфелем. Жизнь была прекрасна. Дождь, поливавший весь день, к ночи утих. И пусть обходить лужи в темноте было весьма непросто, я не унывал и являл собой пример человека, абсолютно довольного своим существованием во времени и пространстве.

Однако если человек счастлив, кто-то обязательно вылезет, чтобы испортить ему настроение. Вот и на меня из тёмной подворотни вылезла мрачная тень в полуквартале от дома Соровских. Чиркнула спичкой и с ехидцей сказала:

— Прогуливаетесь, Александр Николаевич?

— И вам доброго вечера, Порфирий Петрович.

— Прошу прощения-с, забылся. Здравствуйте, разумеется. — Следователь затянулся папиросой, сверкнув на меня хитрыми глазами.

— А вы всё курите, как я посмотрю?

— Что же с того?

— Вредная для здоровья привычка. Сердце разрывается, глядя на то, как человек высасывает собственную погибель из дурно пахнущих и абсолютно бесполезных трубочек…

— Мне чудится угроза в ваших словах.

— Помилосердствуйте. Разве же я могу угрожать вам смертью от курения? Будь в моей власти такая сила, я бы вряд ли преподавал магию мельчайших частиц в Белодолске. Сидел бы, как минимум, в Москве. Имеете ли вы до меня какое-то дело, или же наша встреча — случайность?

— В случайности я не верю, Александр Николаевич. Всё, что с нами происходит, являет собой цепочку событий, связь между которыми иногда неочевидна, однако существует.

— Как специалист в магии мельчайших частиц, полностью с вами согласен. Однако те события, связь между которыми разглядеть не представляется возможным, я предпочитаю называть случайными. Термин устоявшийся, смысл понятный. Не вижу резона плодить сущности и усложнять речь.

— Приятно, бесконечно приятно поговорить с умным человеком!

— И это абсолютно взаимно.

— Точно так же приятно мне было общение с моим дорогим другом, Вадимом Игоревичем.

— Нет ли каких сведений о нём?

— Увы. Двое людей были посланы в вашу родную деревню — и ни один не вернулся.

— Это странно.

— И не говорите, Александр Николаевич. А откуда же вы идёте сейчас?

— Вы полагаете, что я иду из своей деревни?..

— Я задал вопрос.

— Что ж, человек чести не станет отвечать на такой вопрос, Порфирий Петрович. Где я был — там меня больше нет. В одном могу вас заверить: я ни словом, ни делом, ни даже мыслью не способствовал исчезновению кого бы то ни было. Кстати говоря, вы слышали, господин Аляльев нашёлся, живой и здоровый.

— Слышал, разумеется, и даже имел с ним беседу. Любопытное совпадение, ему честь тоже запрещает рассказать, где он находился.

— Вы вновь видите связь между мной и исчезновением господина Аляльева?

— Предполагаю её возможность. Но, как вы верно изволили сказать, когда закономерность трудно определить, её можно условно назвать случайностью. Случайным совпадением.

— Что ж, если это всё, то позвольте откланяться. Я бы предпочёл лечь пораньше, завтра рабочий день.