Единственный, кто сидел с абсолютно ровной спиной, была Агата. На бабушку она смотрела как-то странно — словно искоса. Торт же стоял перед ней не тронутым. Она пила одну воду, а еще то и дело поглядывала на часы.
И при этом ее лицо. Никак не мог вспомнить…
— Нет… не в этом дело, — ответил я на вопрос баронессы… — Тут нужны… особые способности.
— Физически Семен не так слаб, как кажется. Он, конечно, слаб, но…
И Амалия Тимофеевна откинулась на стул. На ней лица не было.
— Ладно, забудьте, Иван Петрович. Не обращайте внимания. Просто я… — и она часто заморгала, борясь с подступающими слезами. — Это я виновата. Нельзя было мне отпускать его в город. Там из него сделали то, чем он является. Просто очередной глупый мажорчик…
Всхлипнув, она ненадолго замолчала.
Я не привык жалеть людей, но отчего-то мне было ее жаль. Все же она пытается сделать своего внука сильным, чтобы это ничтожество не позорило их род каждым своим шагом и действием, но увы…
Позорин куда сильнее Зорина. Может, мне все же заняться им?..
Я хмыкнул. Еще чего не хватало. Если родная бабушка не может вбить в его тупую голову очевидное, то я тем более.
Остальные, казалось, вообще нас не слушают — все терли глаза, зевали во весь рот, уже не стесняясь, и изо всех сил старались не заснуть. Увы, тщетно, ибо головы клонились все ниже.
Зорина же придвинулась поближе ко мне. Она все больше пьянела, и ее глаза блестели как два изумруда. Сережки оказались совсем близко, и мне пришлось приложить немало усилий, чтобы не сорвать их у нее с мочек.
— Скажу откровенно, Иван Петрович, иногда я очень жалею, что Олаф убил Его. Нет, вру! — и она принялись шептать: — Я никогда не понимала, как такое вообще стало возможным, учитывая, насколько могущественным было это существо. Вот так взять и… покинуть нас.
Я вздохнул. Нет, эту правду ей точно знать не следует. Она умрет вместе со мной.
— Вы хотели бы, чтобы Он вернулся?
— А вы нет⁈ — и баронесса кивнула на учеников. которые едва сдерживались, чтобы не рухнуть в остатки торта лицом. — Скажите, что мы приобрели без него? Магию⁈ Ха! Она сделала людей только слабее, физически, морально да и интеллектуально с ней мы деградируем. И доказательство перед вами!
Она указала на «учеников».
— Пусть вы их готовите к борьбе с Изнанкой, но ясно же, что они не бойцы. Не воины и не аристократы с той точки зрения, с какой я еще помню старую гвардию. Мы были не просто богатыми наглецами, вооруженными Даром и шпагой, а теми, кто воевал за совесть и рисковал жизнью ради покоя Королевства. Наши предки вовсе привыкли решать вопросы руками, а не какими-то фокусами.
И она принялась вспоминать «славные» деньки. Даже своего любимого Эдуарда описала чуть ли не богатырем, который был готов умереть в схватке с бандитами, но не отдать свой обоз.
Мне ужасно хотелось заметить, что все это, мягко говоря, далеко от истины, ибо похоже, ее дедушка был лютый враль. Почти как Позорин, только его ложь, похоже, была иного рода.
Он, наверное, искренне хотел стать больше, чем он был со всем этим селедочным обозом. К тому же, рассказы о славных деяниях предков, явно распаляли в баронессе лучшие ее качества. Вели ее всю жизнь.
Я дал ей закончить.
— Увы, те дни давно позади… В Королевстве больше не осталось рыцарей…
Я хотел было рассмеяться, однако решил сдержаться. Ей, похоже, эти клоуны страшно нравились, да и какие-то полезные функции они выполняли. Не только лазали в мою Башню, но, похоже, реально кого-то защищали.
— А теперь, — сказала она, — нет ни рыцарей, ни Его.
— А как же Инквизиция?
На это она отмахнулась.
— От них больше вреда, чем пользы. Что могут эти наглые псы? Запугать кучку разжиревших аристократов и закрыть пару никчемных порталов? Если Изнанка решил обрушиться на нас изо всех сил, никакая Инквизиция не устоит. Нет, без рыцарей нам…
Плюх! — и мы все повернулись к Орлову. Он лежал лицом в своей грязной тарелке. Кажется, не выдержал этого томного вечера.
— … Не обойтись, — закончила Амалия Тимофеевна и, оглядев еле державшихся на стульях аристократов, сказала. — Ладно, молодые люди. Кажется, детское время и впрямь кончилось. Можете расходиться по комнатам, а то мое старческое, брюзжание, похоже…
Плюх! — и в тарелку шлепнулась Державина. Ее бокал с вином разлился и окрасил скатерть в кроваво-алый цвет. Ее соседи посмотрели на нее так, словно лежать лицом в торте, это само собой разумеющееся.
Едва слезши со стульев, они начали расходиться, а затем… падать.
Один за другим. Кто-то растянулся на столе. Кто-то упал прямо на пол. А Амадей — он рухнул у самого порога. Рэд тоже шлепнулся под свой стульчик.
Сидеть остались трое. Я, недоумевающая баронесса, а еще ее молчаливая внучка Агата, сидевшая перед так и не начатым куском торта.
— Бабушка… — улыбнулась она. — Кажется, твои россказни страшно утомили наших гостей…
И приложив ладошку ко рту, она захихикала.
Тут я и узнал ее. Мы и вправду пересеклись и совсем ненадолго — у уничтоженной усадьбы Омарова. Кажется, Артур вытащил ее из торта, всю в ленточках и в креме.
Да точно, она и была той самой «подарочной девушкой». Той, что преподнесли на юбилей Омарову.
Заскрипел стул, и Агата взяла тарелку. Перешагивая через лежащих тут и там аристократов, она пошагала к Амалии Тимофеевне. Та молча смотрела на нее, не двинув даже бровью.
— Ешь, бабушка, — сказала Агата, поставив перед ней тарелку с тортом. — Это твой кусок. Съешь все до конца, иначе…
Повсюду открылись двери, и в помещение вошли горничные. Было их ровно пятнадцать, и у всех в руках было оружие. Я оглядел их стройные ряды и узнал пятерых — тех самых, что когда-то безжалостно расправились с родом Омаровых. Возглавляла их все та же одноглазая девчонка. У нее в руке был тяжелый топор.
— … Всех этих юных, красивых, молодых людей убьют у тебя на глазах.
Баронесса хотела ответить, но тут у нее в кармане зазвенел телефон.
— Ответь бабушка. Это он, — и личико Агаты стало каменным. — Коллекционер. И ему нужны мы, Зорины. Все до одного.
— Почему? — спросила баронесса, вытаскивая телефон. — Почему, Агата?
— Ответь, — сказала внучка. — Он скажет. А ты…
Она посмотрела на меня.
— Лучше не вмешивайся. Ты здесь лишний, Обухов. Сиди на месте и уйдешь с миром.
Я огляделся — а эти милашки явно были не согласны. Одноглазая вообще смотрела на меня волком. Видать, не забыла нашей стычки. Остальные были рассержены не меньше.
Баронесса молча сидела в трубкой у уха. Я уловил фразу:
— … Кровью добытое богатство. Сколько родовых войн ты развязала? Сколько жизней забрала?..
Но та слушала Коллекционера без страха. Наконец оборвала его словесное недержание:
— Если думаешь, что я просто так будут сидеть и есть этот сраный тор…
Щелк! — и у нее в шее появился дротик. Охнув, она посмотрела на другой край стола — там сидела та мелкая любительница хлопать шарики. У нее во рту была духовая трубка.
— Плохая тетя! Много войн развязала!
Амалия вскочила в тот же миг — и тут же получила еще один дротик, уже от одноглазой горничной. Еще шаг, и у нее в руке сверкнул кинжал, но очередной дротик поразил ее в бедро. В руках у всех горничных появились трубки, и они все разом плюнули в баронессу по дротику.
Последним в нее плюнула ее внучка Агата. Задрожав, баронесса упала на колено. В ней было два десятка дротиков, но она еще держалась.
— За что, внучка?..
А та с улыбкой подошла к ней. Нагнулась и проговорила:
— Бабушка. Все эти твои тренировки… Охота, войны… Испытания… Бедный-бедный Сема… За что ты его так?
— За что⁈ За что? — и баронесса скрипнула зубами. — Ах ты, мелкая…
— Неужели непонятно, что рыцари давно мертвы?
Амалия рванула к ней так быстро, что глаз едва различил это движение. И оно было хлестким.
На щеке Агаты вспыхнул след пощечины.
— Дура…
И баронесса рухнула на пол.
