Миссия: соблазнить ректора (СИ) - Летова Ефимия

— Пошли со мной! — неожиданно цепко парень — это действительно было существо мужского пола! — ухватил меня за плечо. — Пойдём-пойдём! Много… интересного, да-а! Тебя ждёт много интересного! Рас-с-скажу-у-у! Покажу-у-у!

— Никуда она не пойдёт! — Шаэль неожиданно хлёстко стукнула существо по рукам. — Мы третий алхимагический, слышишь, ты? А ну кыш отсюда!

Существо отпрянуло, будто получило удар электрическим током. Щурясь, улыбаясь, пошатываясь и что-то бормоча себе под нос, размахивая длинными и тонкими конечностями, будто гигантский кузнечик, перегревшийся на солнце, оно двинулось в сторону выхода.

— Это кто?! — в полном обалдении спросила я.

— Ядовар, — скривилась Шаэль. — Я ж тебе рассказывала, они ненормальные!

— Но чтобы настолько…

— Не. Этот, Стив, кажется, ещё тихий и спокойный. Давай, облачайся, если не хочешь умереть молодой и красивой.

Ещё пару дней назад, целуясь с Миаром Лестарисом под первым снегопадом, я думала о том, что умирать не так уж и страшно, и вообще, возможно, в моём случае это самый правильный вариант. Но от вопроса Шаэль, заданного совершенно серьёзным и спокойным тоном, неожиданно передумала.

Умирать всё-таки не хотелось.

— Это же просто теплица…

— Если бы «просто теплица». Здесь выращивают разные ядовитые растения, по большей части — смертельно ядовитые, — как ни в чём не бывало объяснила Ша. — Им создаются все условия для плодотворного роста, а потом ядовары приходят в этот смертельный храм и молятся каждому паршивому кусту. Я хотела сказать — изучают их от и до. Паслись бы тут днём и ночью, да кто ж им даст! Ходят слухи, что они выпрашивают у Лестариса пару коров — мол, понаблюдать, как наевшиеся опасных цветочков коровушки доятся потом ядовитым молоком!

— Я думала, самые страшные яды — алхимагические, — сказала я, моментально вспотев в слишком жарком облачении. От яда-то я, может, и не скончаюсь, а вот от перегрева…

— Ничего подобного! — с жаром, достойным родной дочери верлады Алазии, возразила подруга. — Среди растительных ядов находятся просто жуткие, есть даже совершенно неизлечимые. Против них просто не придумано противоядий! Правда, я в этом не большой спец. Собственно, наша задача маленькая: вырвать всё непомеченное, подкрасить ограждения, подровнять тропинку, разложить подкормку… По мне так, ядовары сами должны следить за своим храмом, но ты же видела — они безнадёжны. И ничего, ты слышишь — ничего не трогай!

— И не собиралась.

— Вот именно! — верлада Алазия вошла вслед за нами. С важным видом открыла стеклянную дверь, совершив какие-то манипуляции с задвижкой. — Прошу, лады. Эли, имей в виду — ты несёшь ответственность за подругу. Не дай пресветлый…

Шаэль сердито мотнула головой.

Я сделала шаг вперёд — и остановилась на пороге, не сдержав восхищённого вздоха. В нос ударил дивный тяжёлый цветочный аромат.

Все академические насаждения, виденные мною ранее, просто кричали о своём учебном предназначении: унифицированные ровные ряды, безликие однотипные посадки. «Особая теплица» же напоминала сад безумного садовника, влюблённого в своих зелёных, багряных и бурых подопечных.

Стеклянный потолок, высокий, примерно на уровне третьего этажа свободно пропускал солнечный свет, над головой у меня покачивались подвешенные к пересекающим потолок балкам засаженные цветами ящики на цепочках, по толстому упругому слою земли под ногами разбегались выложенные каменными плиточками узкие тропинки. В мягких переливах зелёного, сиреневого и розового света, как в комнате у верлада Лестариса, причудливые лианы, испещрённые крупными цветками, извилистые стволы и стебли создавали нереальную, сказочную атмосферу. Сказать по правде, о ядовитых растениях и опасности здесь думалось в последнюю очередь. Я заприметила пару низких деревянных скамеечек — может, врут про жуткую опасность, а на самом деле избранные преподаватели просто приходят сюда отдыхать от академической суеты? Если бы не слишком уж сырой и влажный воздух, в «особой теплице» было бы идеальное место для отдыха, чудом сотворённый уголок тропиков в наших холодных и суровых краях.

Шаэль тяжело опустила на тропинку два металлических ведёрка, прикрытых крышками, бросила две пухлых кисти, грабли и деревянную лопатку. Я инстинктивно отступила назад, попала ногой на край тропинки, потеряла равновесие и, чтобы не упасть, сделала ещё шаг назад. В ту же секунду Шаэль ухватила меня за ворот и дёрнула на себя.

— Сказала же ничего не трогать! Стой и не шевелись! У тебя за спиной рициния.

Я резко обернулась и уставилась на небольшой куст, растущий прямо из земли и огороженный чисто символическим заборчиком высотой с ладонь. Непримечательный и абсолютно безопасный на вид куст. Широкие густо-зелёные листья, напоминающие восьмилучные звёзды, цветы или плоды в виде колючих оранжевых шариков…

— Не веришь? — подруга вздохнула. — Я не спец, мне не особо интересно было в это вникать, но рициния жутко опасная, у неё ядовито всё, от корней до семечек. За ней в кадке степной молочайник, видишь, такой, с мясистыми листьями и толстыми стеблями? Его белый сок вызывает кровавую рвоту и диарею, просто выжигает изнутри внутренности. Правее ложный крапивник, ну, тот, с сиреневыми пышными соцветиями. Рядом белая змееголовка, невзрачная на вид дрянь, её сок приводит к тяжелейшим отравлениям, рвоте и — характерный признак — сильной дрожи по всему телу. Вон тот красавец с фиолетовыми вытянутыми цветками сложной формы — вроде бы чернокорень, яд содержится в клубнях, вызывает паралич, мышечные судороги и остановку сердца…

Я поёжилась. Неожиданно стало не хватать воздуха.

— Вот так просто? И никаких секретных знаний?

— Ну, почему же, — усмехнулась Ша. — Мало кому придёт в голову пожевать клубень чернокорня или стебель молочайника. Яд надо добыть, сохранить и далее, по обстоятельствам. Как правило, в малых дозах яды бывают даже полезными, целебными. Дозу, время, интенсивность воздействия надо точно просчитать. Попробовать усилить или ослабить, смешать со всем, чем только можно, а самое главное — отыскать противоядие. Работы тьма. Но это чужая работа, а наша с тобой — вот! — Шаэль кивнула на ведёрки. — Ты доброволец, тебе и выбирать.

— Краска или навоз? Какой сложный выбор!

— Не навоз, а алхимагическое удобрение, — подруга шмыгнула носом. — Честно говоря, мне здесь не нравится. И мамаша об этом прекрасно знает! Давай закончим поскорее, пожалуйста! Начнём вот отсюда…

Следующие часа четыре мы усердно трудились, облазив на коленях почти всю «особую теплицу». Красили, подкладывали удобрение, выщипывали специальными металлическими щипчиками сорняки, невесть каким образом прорвавшиеся в эту восхитительную — с точки зрения растений — обитель.

— Давай под рицинией я сама покопаюсь, отдохни, — великодушно предложила я. Шаэль с её плотной комплекцией под маской попросту задыхалась, пот стекал по её круглым щечкам. Подруга молча кивнула и села на одну из скамеечек. Очень хотелось пить, но проносить питьевую воду в теплицу было нельзя.

Вооружившись маленькими граблями и пинцетом для сорняков — очень полезная штука! — я быстро провела граблями по земле и вдруг почувствовала, что грабли зацепились за что-то. Я аккуратно раздвинула ладонями рыхлую жирную почву — и стала аккуратно отцеплять зацепившийся за зубчики грабель корешок. Действовать в толстых перчатках было неудобно.

На мгновение мелькнула предательская мысль прихватить его с собой. Прихватить, подсушить, измельчить — и подсыпать Эстею в чай напоследок. Сказать по правде, вовсе не моральные терзания меня останавливали, нет — скорее, технические сложности. Вряд ли Эстей будет пить со мной чай.

Я высвободила корешок, намереваясь бросить его обратно в землю, и вдруг увидела, как что-то блеснуло в пальцах. Приблизила ладонь к глазам, сдула землю — и с недоумением уставилась на серое металлическое колечко с крошечным крючком.

Серёжка. Женская серёжка. Очень простая, недорогая, скорее всего — из серебра. Во всяком случае, представить, что эту вещицу надевала холёная Алазия, было никак не возможно.