Я еще царь. Книга XXX (СИ) - Дрейк Сириус

— Это что⁈ — охнул он, освещая стены. — Эй, это что за…?

Но тут зажигалка в его руках неожиданно потухла. Ругаясь, командир принялся зажигать ее, но все без толку. Он оказался в полной темноте.

Дальше наблюдать было не интересно. Они просто шатались по этому подвалу как слепые котята. Как ни странно, но все маги остались наверху и о чем-то спрашивали Бердышева. На жалобные крики забытых в подвале солдат, они никак не реагировали.

Их разговор я не успел подслушать, так как мне поступил звонок из Широковского поместья.

А у этих что? Тоже обыск⁈

— Слушаю.

Через минуту я понял одно — беда не приходит одна. В Широково случился прорыв, и мне очень желательно защищать свой участок стены. Правда, там есть Угольки, но все же они не панацея.

Не успел я выключить телефон, как на него же поступил второй звонок, и на этот раз с Сахалина.

Звонил Эль. Он не стал стесняться с вводными:

— Капец, Миша! Метеориты! Много метеоритов!

— Хорошо, я понял, поднимай тревогу, — вздохнул я и отключился. — Проклятье…

Сжав подлокотники до хруста, я вздохнул. Лора снова предупредила меня насчет расхода энергии, но мне было совсем не до этого.

Итак, мы приплыли. Я застрял во владениях Пушкина, а меня разыскивают по всей стране. Мое поместье переворачивают вверх дном, в Широково прорыв, а на Сахалин упал очередной метеоритный дождь.

Что делать? Ну… Видать, снова придется превозмогать.

— Бегите, глупцы! — рявкнул Толстой и повернулся к Петру Первому.

Подхватив Асю, Федор с Онегиным принялись оттаскивать ее подальше от места готовящейся схватки, а царь с широкой улыбкой пошел прямо на них.

Толстой же пригладил усы и направился ему навстречу. От их поступи все в Кремле подпрыгивало. Онегин с Федором замерли — эти двое были поистине титанической мощи.

— Уступи, старик, — говорил Петр, приближаясь к этому мощному магу. — Твое время давно позади…

— Это я-то старик?.. — хмыкнул Толстой. — Я хотя бы не моложусь, как некоторые.

На лице Петра появилось мимолетное удивление, а затем он обиженно фыркнул и остановился.

— У вас есть лишь одна попытка, Лев Николаевич. Дальше я не буду сдерживаться.

Толстой даже не сбился с шагу. Хрустнув кулаками, он рванул к врагу, но тут Петр выставил вперед ладонь. Вспышка энергии была такой силы, что стены покрылись легкой трещиной. Федора с Онегиным и Дункан отбросило в стену.

Петр даже не шелохнулся — вокруг него бушевали волны энергии. Толстой тоже не двинулся, его борода развевалась, словно пламя.

— Неплохо… — улыбнулся Петр. — А если так?

И он сжал руку в кулак. На этот раз затрещали стены, а с потолка начали сыпаться камни. Федору пришлось прикрыть свою дочь собой.

Толстой же сделал еще один шаг. Затем второй. Его рубаха начала расползаться по швам, а мышцы только еще сильнее набухать.

Он шагал.

— Ох, Лев Николаевич, а вы упорный малый! — хохотнул Петр. — А как же непротивление злу насилием?

— Сейчас узнаешь, что такое насилие… — прошипел Толстой и вспыхнувшая волна силы, сорвала у него остатки рубашки. Бугристые мышцы аж затрещали от натуга.

Еще шаг, и Толстой вытянул руку — до шеи Петра Первого оставалось всего ничего.

— Хорошо, хорошо… — говорил Петр, пока Толстой тянулся. — А если…

— НЕТ! — и тут со спины Толстого показался Федор. Одним прыжком, он врезался в бок Льва Николаевича, и оттолкнул его. Гигант пошатнулся, и этого мимолетного замешательства хватило.

Толстой успел сжать кулак, но шея Петра теперь была недосягаема. Со смехом царь скользнул в сторону, а затем мощным энергетическим ударом поразил Толстого в грудь.

Охнув, Толстой поставил блок, но силой удара отбросила к стене.

— Что ты наделал⁈ — и схватив Федора, он отшвырнул его от себя, как тряпичную куклу.

Петр же смотрел на них со снисходительной улыбкой. Его руки пылали от едва сдерживаемой силой.

— Убить что ли вас?.. — задумался царь, но тут со спины показался Онегин.

Коснувшись его шеи, маг тут же со стоном отдернул руку, будто его ужалили. Петр повернулся.

— Думал залезть ко мне в голову, Женя? Зря…

Этот удар был едва различим глазу. И мощи он был такой, что раздался грохот, а затем пол помещения начал проседать.

Петр скакнул в нишу в стене, спасаясь от падения, а остальные этого сделать не успели.

— Проклятье! — рявкнул Толстой и, перехватив Федора, бросил его к Дункан. — Вытаскивай ее, идиот!

Сам же спрыгнул к Онегину, который неудачно упал под обрушившийся пол. Того не завалило каким-то чудом. Схватив руку Толстого, он поднялся. Рядом приземлился и Федор, держа на руках свою дочь. Ей это совсем не нравилось, но иного варианта у нее не было.

— Все живы? — спросил тяжело дышащий Толстой, а затем посмотрел наверх — в дыру, из которой они только что свалились.

На краю стоял ухмыляющийся Петр Первый. В его руках была папка. В следующий миг царь бросил ее Толстому. А затем молча удалился.

Поймав ее, Толстой посмотрел на Дункан.

— Глупая ты, девочка, — процедил он и сунул папку ей в руки. — Розог бы тебе… Но у тебя есть отец.

Дункан тут же покраснела. Федор же отчего-то заулыбался.

— Потом поболтаете в семейном кругу, — сказал Онегин. — Надо уходить.

Покинув Кремль, они выбрались в тот же самый переулок, где их остался ждать Антон. Как ни странно, но никакой погони за ними опять не было. Машина стояла на месте, а вот Есенин…

Он лежал на заднем сидении, свернувшись калачиком. Лицо выражало крайнюю степень спокойствия.

— Уснул⁈ — охнул Толстой, залезая в автомобиль. Он немедленно просел, кузов громко скрипнул по асфальту. — А ну, просыпайся, балда!

И одним молодецким тычком он прервал богатырский сон Антона. Подскочив, тот больно влетел головой в потолок.

— Что? — почесал он ушибленное место. — Где Виолетта⁈ Где Кузнецов?

— Какой к черту Кузнецов⁈ — засопел Федор, помогая Айседоре сесть в салон их просторного автомобиля. — Помоги, лежебока!

Кое-как усадив Дункан, они расселись, и Онегин завел мотор. Где-то совсем рядом выли сирены. Они поспешили убраться.

— Дали ему простую задачу — сидеть и бдить, а он… — и Толстой, сидящий на переднем сидении, махнул рукой. — Приедем, сделаешь двести отжиманий.

— Но… — заикнулся Антон, но Толстой оборвал его:

— Двести пятьдесят. И на тебе будет сидеть эта милая особа.

— А я то чего⁈ — нахмурилась Айседора.

— Ты теперь не ходячая. Пару дней уж точно. Так что… — и Толстой с широкой улыбкой повернулся к ним. — Будешь помогать мне вправлять этому дурачку мозги. Так, а теперь…

И он перевел глаза на Федора. Взгляд у Толстого был настолько суров, что им можно было разбивать камни. Федор же встретил его взгляд, и даже не поежился.

Толстой проговорил ледяным тоном:

— Потрудись объясниться, молодой человек. И желательно коротко. Зачем ты помешал мне?

— Если бы ты ударил его, вся его сила вырвалась бы наружу, — проговорил Федор. — Не заметил, как потолок начал трескаться? Моя дочь бы погибла под обломками!

Толстой покачал головой.

— А так треснул не потолок, а пол.

— Это ты виноват! — зашипел Федор. — Не смей подвергать мою дочь опасности!

Толстой ухмыльнулся.

— Она всю жизнь живет в опасности. А ты не знал? Эх… А ты куда смотрел, горе-отец? Чего ждал? Я же велел вам уходить!

— Там была охрана… — попытался оправдаться Онегин, но Толстой махнул на них рукой. Как маленькие.

Они молчали довольно долго. Вскоре Толстой спросил:

— Непонятно одно, — сказал он, посмотрев на своих товарищей в зеркало заднего вида. — Почему Петр нас отпустил? И почему отдал это?

И он кивнул на папку, которую Айседора всю дорогу прижимала к груди.

Никто не нашелся с ответом.

— Ну что, нашли своего Кузнецова? — спросил Андреев, осматривая грязные и затянутые паутиной лица бойцов, которые только-только вылезли из подвала. Ползали они там добрые полчаса, а итог — полный ноль.