Рюрикович 3 (СИ) - Калинин Алексей

Ведарей поблизости для оценки и придания цветной идентификации не было, поэтому стоило проверить — что такое открылось рядом с деревней? Может быть получится собрать немного сущностей для дальнейшей перепродажи Толстяку.

К сожалению, купец Рябов так и не заплатил нам за вылазку. Возможно, он забыл, а может быть и вовсе решил не платить. Я не стал ему напоминать об этом. Как только пройдёт горе, то вид живых детей напомнит ему о том, кто их спас.

И кто не смог спасти его жену…

Но, извращенцы наказаны сполна. Кто о них будет плакать? Возможно, родные и близкие, но это уже их забота. Приспешники Жгута знали, чем им грозит карьерный рост…

Для поддержания алиби я зарегистрировался в местной гостинице. Даже успел поспать до наступления сумерек. После же выскользнул никем незамеченный и вызвал такси.

Молчаливый таксист довез меня до нужного места и высадил за три километра до Омута. Дальше я решил пройтись пешком, чтобы не пугать водителя и не подвергать его жизнь риску.

Пришлось углубиться в леса по непроглядной тьме. Мои навыки ведаря и подсказки Тычимбы помогали двигаться почти бесшумно. Я постепенно приближался к тому месту, где открылся Омут.

Темнота окутывала землю, словно тяжёлый бархатный покров, скрывая под собой тайны ночи. Луна изредка выныривала из плотной ткани, отбрасывала слабый серебристый свет и придавала пейзажу зловещий оттенок. Ветви деревьев, словно длинные пальцы, тянулись ко мне, шепча что-то на ветру.

Я подходил всё ближе и ближе. Тычимба уже успел донести, что Омут пока что не начал выпускать тварей. Пока что он находился в состоянии относительного покоя. Правда, располагался портал сейчас не вертикально, а горизонтально. Словно небольшой пруд неожиданно образовался на полянке.

И к этому пруду я подходил всё ближе и ближе.

Внезапно тишину нарушило глухое рычание, исходящее откуда-то из глубины. Земля начала дрожать, и почва под ногами затряслась, как будто что-то огромное пробуждалось под ней. Из-подо мха поднялся столб дыма, завиваясь спиралью вверх, пока не достиг высоты деревьев. Дым становился всё гуще и чернее, поглощая свет луны и делая ночь ещё более мрачной.

Омут активизировался… Но…

Раздался оглушительный треск, и земля раскололась, открывая зияющую пропасть. Из этой бездны вырвалась струя пламени, озарившая окрестности кроваво-красным светом. Огонь, казалось, жил собственной жизнью, извиваясь и танцуя в воздухе, словно пытался вырваться наружу.

В центре пламени начал формироваться новый портал — тёмная дыра, пульсирующая и вибрирующая, словно живое существо. По краям портала пробегали молнии, высекающие искры и оставляя за собой дымные следы. Портал расширялся, становясь всё больше и больше, пока не превратился в огромную чёрную дыру, ведущую в неизведанные глубины.

Изнутри портала доносились звуки — приглушённые крики, стоны и смех, которые наполняли воздух ужасом. Ветер, проходивший через портал, приносил запах серы и пепла, заставляя волосы вставать дыбом. Вокруг портала начали появляться тени — искажённые фигуры, похожие на людей, но лишённые лиц и формы, словно созданные из тумана и тьмы.

Портал продолжал расти, затягивая в себя всё больше пространства, и казалось, что ничто не сможет остановить его расширение. Вся природа вокруг замерла в ожидании, чувствуя приближающуюся угрозу…

— Твою же ма-а-а-ать, — простонал я.

М-да, вот и срубил бабла по-лёгкому… А тут Двойной Омут нарисовался…

Глава 27

Москва, кабинет Владимира Васильевича. За два дня до открытия Двойного Омута.

Митрополит вошел в кабинет царя скромно, как и подобает духовной персоне. Он быстро взглядом скользнул по обстановке, словно запечатлев в памяти пути к отступлению. От не ускользнуло от пристального царского взгляда.

В центре кабинета возвышался массивный дубовый стол, который, кажется, пережил несколько войн и пару революций. На столе лежала стопка бумаг, среди которых затесались древние свитки, современные документы и даже пара старинных карт, одна из которых подозрительно напоминала карту сокровищ.

На стенах висели портреты царственных предков. Все с грозными взглядами, словно проверяли — достоин ли царь их высокого звания. И у всех глаза нарисованы так, что портреты будут смотреть на посетителя в любом месте кабинета. Митрополит поёжился, когда тоже попал в перекрестье взглядов суровых предков царя.

— Проходите, Ваше Высокопреосвященство, присаживайтесь, — царь вышел из-за стола и приблизился к митрополиту. — Как ваше здоровье? Как себя чувствуете? Как добрались?

Митрополит протянул руку для традиционного поцелуя, но вздрогнул, когда царь просто пожал её в ответ, а не прикоснулся губами как раньше. Может, поэтому духовная особа и не приняла приглашение присесть, а осталась стоять — своеобразный ответ на царский демарш.

Впрочем, митрополит быстро справился с собой и смиренно улыбнулся в ответ:

— Здоровье моё поддерживается молитвами паствы, так что жаловаться — грех. Чувствую себя так, как и положено чувствовать в моём преклонном возрасте. Скакать кузнечиком уже не буду, но вот улиточкой безгрешной проползти ещё могу. Мне передали, что Ваше Величество хотело видеть меня?

— Да, Ваше Высокопреосвященство, хотел, — кивнул царь и показал на кресло возле стола. — Присаживайтесь. Вам чаю, кофе?

— Да пожалуй ничего не надо, — с улыбкой ответил митрополит. — Я только недавно скоромной пищи поел, так что сейчас и напит, и нает… Может, перейдём сразу к делу, Ваше царское Величество?

Царь сдержал ухмылку. Похоже, что-то заподозрил Даниил, раз отказывается от принятия из царских рук напитков. Осторожничает, засранец!

— Можем и перейти, — Владимир Васильевич показал на бумаги, которые лежали у него на столе. — Вот, копался в архивных записях, ковырялся в преданиях и сказаниях дел прошедших веков и вот до чего докопался, Ваше Высокопреосвященство… Оказывается, царь-батюшка и главный разбойник Руси Кудеяр бок о бок проживают.

Ни одной эмоции не проскользнуло по лицу митрополита. Сморщенный пергамент кожи не шелохнулся, маска продолжала выказывать предельное внимание.

Царь ещё немного подождал, а потом продолжил:

— Вот, примерно за четыреста лет до сего времени появился благородный разбойник Кудеяр, который грабил богатых и передавал их добро бедным. Может, это и покажется благородным поступком, но только скрывался Кудеяр со своей шайкой у тех самых людишек, кого благодетельствовал, а те не выдавали его царской охране. В общем, забирал себе большую часть, а крохами оделял бедноту. За это его любили, песни слагали, полагали борцом с несправедливо нажитым…

— Любит наш народ всякое дерьмо, — вздохнул митрополит. — Ему кажется, что если втихаря против царя испражнится, то и в один ряд сам себя с царем поставит. Рабское мышление, чего уж говорить… Вроде как испачкал грязью и доволен, что может напакостить так… Вот и приходится мне и моим сподвижникам показывать, что любая власть от Бога, что раз поставлен над тобой человек важный, то и поставлен он Богом. А уж поставлен наказанием или же благодатью — то только одному Всевышнему и ведомо…

— А ещё я тут нашел только одно изображение Кудеяра. Нарисовано оно было от руки, может быть и при жизни. Но других больше не было. Вроде как человек есть, а изображений его нет. Порой говорили, что это вовсе и не человек, а злой дух, который к богатым суров, а к бедноте справедлив, — Владимир Васильевич извлек на свет старую бумагу, с которой на митрополита взглянуло хмурое лицо бородача.

Пожелтевшая от времени бумага смогла передать звериный блеск глаз. Худое скуластое лицо имело какой-то хищный оттенок, словно художник застал Кудеяра в момент оборачивания в волка. Если обладателя такого лица увидишь на улице, то посторонишься, чтобы ненароком не задеть даже краем рукава.

— Какая отвратительная рожа, — проговорил митрополит, покачивая головой. — Но зачем вы мне его показываете, Ваше Величество?