Миссия: соблазнить ректора (СИ) - Летова Ефимия

— Ну, я же учусь в ЗАЗЯЗ, как не знать, — вздохнула я. — Что бы вы там глубокомысленно ни твердили, на что бы так таинственно ни намекали, мне там нравится. И ректор Лестарис мне нравится, вы очень проницательны. Но никакой он не сластолюбец, мои чувства не взаимны, он бы и рад от меня избавиться, да не придумал пока что, как, — последнее я произнесла довольно грустно, поскольку понимала, что правды в этих словах куда больше, чем мне бы хотелось. — Все эти слухи — либо зависть и наговоры, либо какая-то личная месть. Речь идёт о том, что кто-то из Академии незаконно торгует рицинидом на каком-то подпольном рынке.

Верлад Грам сморщился так, что действительно на мгновение превратился в дряхлого старца.

— Не удивлён. Ничего хорошего ждать не приходится от заведения с таким вот… во главе.

Мне неприятно было продолжать слушать эти ничем не обоснованные обвинения. Дело, скорее всего, было в том, что в среде маститых учёных Миар, не успевший сделать блестящую научную карьеру ранее административной, считался обыкновенным выскочкой, неоперившимся птенцом, наглым и поверхностным, но слишком удачливым.

Других версий у меня не было.

Наверное, стоило бы подыграть старику, поныть и пожаловаться на ректора, но я, за последние месяцы возомнившая себя неплохой актисой и притворщицей, вдруг поняла, что… не могу. Не могу я наговаривать на Миара. Не так, как было с магической клятвой, конечно же. Просто ужасно не хочу врать.

— Верлад Лестарис обеспокоен этой ситуацией. Кто-то готовит яд в стенах ЗАЗЯЗ, я хотела сказать — Академии. У нас там растёт рициния, пусть и в особой охраняемой теплице, и я не понимаю, почему нужно рисковать вместо того, чтобы выкопать её к демонам и сжечь, — произнесла я вслух. — Вообще, на вашем месте я бы тоже не пошла преподавать, и дело вовсе не в Миаре и не в его учебном заведении. Преподаватели, адепты… все эти интриги и заговоры, быть винтиком общего механизма, не каждый выдержит. Мне проще — я студентка. Хотя мне, как я уже говорила, в Академии нравится, как дома, даже больше, чем дома. Возможно, потому, что дома-то у меня по сути нет и не было никогда.

— А родители?

— Увы, — магическая клятва не давала мне сказать большее. Впрочем, не уверена, что правда оказалась бы впечатляющее для хозяина. Родители умерли очень глупо: сломалась заслонка в каминной трубе, дело было зимой, топили вовсю, а окна не открывали.

— И у вас больше никого нет? — с неожиданным сочувствием поинтересовался верлад Грам.

— Есть тётя и двоюродная сестра, но они меня не любят. Есть дядя, но он довольно редко бывает в Асветоре. А вы? Родные вас навещают? Простите за бестактность, верлад…

— В отличие от вас, родных у меня полный набор. Два сына и дочь, четверо внуков. Иногда навещают, по праздникам, по расписанию. Но кроме Молли никто… как бы это сказать… никто не приезжал по велению сердца. А её больше нет.

— Что с ней случилось? — тихо спросила я.

— Дурацкая трагическая ошибка. У живого любопытства есть две стороны, лада. Я вышел на пенсию и стал активно экспериментировать, не славы ради — мне было скучно. Жена умерла, дети… детей я завёл поздно, да и они не слишком спешили радовать меня внуками. К тому же, как бы кощунственно это ни звучало, у нас с детьми не было некоей духовной общности, которую отнюдь не гарантирует кровное родство. А вот Молли… Она была моя девочка, вы понимаете, лада? Моя наследница. Ей было действительно интересно то, что я делаю, она была любознательна — и самонадеянна. Не самое плохое качество для учёного, но… Я виню себя и никогда не перестану винить, лада. Молли решила помочь мне и прибрать лабораторию, закрывала крышки, складывала всё на места. Голыми руками. Оцарапалась об один из треснутых тиглей — яд попал в кожу. Глупо.

— Глупее не придумаешь… — пробормотала я. — Верлад Грам, прошу вас, расскажите мне о рициниде! Я хочу найти того, кто им торгует.

— Я дал клятву никогда больше не заниматься ядами. После смерти внучки. Все эти яды — мраково наследие.

— Это благое решение, верлад. Только… я тоже не хочу, чтобы кто-то умер из-за этого, а мы оба понимаем, для чего покупаются такие вещи — уж не крыс травить. Да, признаю, у меня имеется свой корыстный интерес, мне не хотелось бы, чтобы у верлада Лестариса были проблемы, — между делом я подумала, что Миару давно пора бы вернуться — и раз он не возвращается, то всё произошедшее было спланировано им заранее. Он хотел оставить нас с Грамом одних.

Глупость? Неужели он действительно рассчитывал на обаяние и милую мордашку юной спутницы? На похотливого Остера верлад Грам действительно не похож, так ли действенная обычная старческая сентиментальность?

Или всё ещё проще — и сложнее одновременно, и он рассчитывал на что-то более материальное, например — на мой странный отпирательный дар. Я подумала об этом просто потому, что других вариантов не могло быть — что ещё у меня есть такого, что отличало бы меня от других? Но сработает ли дар с человеком?

Не знаю. Не думала и ни разу не пробовала

Но попробовать я могу. Осторожно, вплетая свой мысленный посыл-просьбу в каждое произнесённое слово.

— Мне не хотелось бы проблем, — мягко повторила я. — И не хотелось бы смертей. Вы, вероятно, не слышали, но в Академии два года назад погибла якобы от простуды совсем юная девушка, такая же, как ваша внучка. Возможно, ещё одна случайная жертва. Честно говоря, тогда никто и не думал о рициниде, никто не думал об убийстве, но сейчас…

Гранд-верлад молчал.

— И мне действительно странно, почему это растение не уничтожают, — тихо закончила я. — Да, рецепт известен немногим, но кому-то же известен!

— Задайте этот вопрос своему ректору, — зло хмыкнул Грам. — Меня интересует другой вопрос — почему ко мне пришли вы, а не кто-то из официальных органов?

— У меня тоже нет на него ответа, — сказала я. — Лишь предположение. Потому что для кого-то наверху приоритетнее убрать с тёплого местечка выскочку из обычного феррского рода без политических связей и амбиций, без желания служить власти в нужном ключе, убрать и поставить на это самое место нужного человека. Что очень удобно совместить с определённым скандалом. Пока всё только готовится, прикрывать лавочку с торговлей ядом не выгодно, вот и всё.

— Рициния действительно необычное растение, — верлад Грам уставился на свою чашку. — Вы и любознательны, и неглупы, как моя Молли, лада, не думал, что ещё остались… такие вот девочки.

— Вы лучше о рицинии.

— Видите ли, с одной стороны, слухи об её опасности действительно преувеличены. Можно спокойно посадить это симпатичное деревце в своём саду и десятилетиями жить рядом, не испытывая каких-либо неудобств и в каком-то смысле не подвергая свою жизнь опасности. Дерево — оно и есть дерево.

— А мне говорили, что у неё ядовито абсолютно всё…

— Это так, но концентрация яда и характер его воздействия на организм существеннно отличаются в зависимости от ряда факторов. Скажем, корни ядовиты, но кто же будет в здравом уме жевать корни дерева? Если же вы нарежете их ломтиками, под воздействием кислорода яд довольно быстро потеряет свои опасные свойства. То же касается стеблей и листьев.

— Тогда… цветы? — предположила я.

— Ещё варианты? — казалось, старику даже нравился наш разговор. Возможно, от преподавательской деятельности он всё-таки отказывался зря: ему явно не хватало возможности поговорить, подискутировать с кем-то вроде меня, с кем-то молодым и неопытным, слушающим его с открытым ртом.

— Семена или плоды.

— Именно. Семена рицинии называются бобами, появляются они дважды в год в небольшом количестве. При надлежащей обработке из них-то и можно приготовить совершенно потрясающий по своим свойствам уникальный яд.

— Расскажите мне подробно, пожалуйста, — попросила я, вкладывая в эту просьбу весь свой открывающий дар.

— Да зачем вам это нужно?!

— Уж точно не для того, чтобы кого-нибудь отравить, — я вздохнула. — Да и вряд ли у меня получилось бы что-то изготовить. На самом деле в ЗАЗЯЗ я учусь всего несколько месяцев, и мои знания и умения стремятся к нулю. Но я хочу попытаться вычислить ядовара, а для этого мне нужна информация о необходимых ингредиентах, верлад. Где-то же негодяй их брал эти два года.