Барон Дубов 12 (СИ) - Капелькин Михаил

— А я не ночевал в своей комнате! — не выдержал он напора собственной тайны.

— Отчислили, всё-таки? — сочувственно спросил я.

— Что? Нет! Никуда меня не отчислили. Просто я ночевал в другой комнате… — Он заговорщицки подмигнул.

Я в ответ только головой покачал и продолжил мастерить бутерброды с ещё горячим ростбифом.

— Такой молодой, а уже Альцгеймер… — покачала головой графиня Вдовина. Она сидела в кресле и тренировала духовные руки. Я, не напрягаясь, видел, как она создаёт их и развеивает обратно. Снова создаёт и так далее. — Скоро не только будешь комнатой ошибаться, но и академией…

— Да блин, с девушкой я ночевал! С девушкой! — вспыхнул Алексей.

Но вместо одобрения, своей реакцией он вызвал настоящую лавину подколок.

— А эта девушка в курсе была, что ты у неё ночуешь?

— А она вообще живая?

— Реальная?

— Она сейчас здесь, с нами в этой комнате?

— Ты держал её в заложниках, и у неё развился Стокгольмский синдром?

— Зачем ты называешь правую руку своей девушкой?

— А может, он левую называет, откуда ты знаешь?

Этот фонтан красноречия продолжался ещё долго. За это время Алексей успел пройти пять стадий принятия подколок от этих проблемных женщин. От отрицания до депрессии и, собственно, самого принятия. А я за это время испортил пару бутербродов и чуть не умер от смеха. Но потом меня отвлекли.

— Я готова… — робко дёрнула меня за рукав академской рубашки Мита. — Готова снова попробовать. Обещаю, в этот раз всё обязательно получится. И мы окажемся не в моём прошлом, а… тоже в моём прошлом, но там, где надо. Я… уверена.

— Но сперва перекусим, — кивнул я.

Прекрасноликие и прекраснофигурные гиены отстали от Алексея, и мы смогли откушать бутербродов. Ничего особенного: просто немного овощей, сыра, нежного ростбифа и пара капелек соуса по моему собственному рецепту. И я никому не расскажу, что это за рецепт с секретным ингредиентом. И нет, секретный ингредиент — это не какая-то там абстрактная любовь.

— М-м-м… — застонала княжна, надкусив два ломтика свежего хлеба с начинкой между ними.

— Вот это я понимаю бутерброд… Бутербродище! — воскликнула Агнес, очень широко открывая рот и откусывая сразу половину.

— Ладно, — хлопнул я в ладоши, когда все поели. — Слушать меня внимательно. У меня для вас важная задача. Мы с Митой попробуем узнать с помощью этого артефакта, — в моей руке появился свёрток ткани, — зачем она так нужна Врагу. На всякий случай будьте начеку. Если что-то случится, то выбивайте шар из наших рук. Ну, Мита, начнём?

Я обернулся, оглядел комнату, под журнальный столик на всякий случай заглянул. Инопланетянка как сквозь землю провалилась. А её бутерброд так и остался лежать нетронутым на барной стойке.

На восток от академии

Полчаса спустя

Мита сама не поняла, как оказалась на спине Альфачика, несущегося сквозь заснеженный лес на склонах гор. Просто вдруг испугалась собственного решения попробовать ещё раз. Ей очень живо представилось, как она видит гибель своих родителей. А это были именно её родители в том видении. А той девочкой была она сама. Что случилось дальше после начала нашествия Саранчи, она не знала. Или, точнее, не помнила.

И боялась вспомнить.

Боялась убедиться, что прошли уже сотни или даже тысячи лет с тех событий. Что её мир мёртв. Вместо благоухающей голубой травы выжженные пустоши, каменный шарик в чёрной пустоте космоса. Что её родители мертвы так давно, что их кости, если они вообще оставались, давно истлели.

А больше всего Мита испугалась всего одной мысли, мелькнувшей на задворках сознания.

Что это она убила своих родителей, став частью Роя.

Снова подумав об этом, она уткнулась лицом в тёплую и мягкую шёрстку Лютоволка. Ногами она обнимала его туловище и чувствовала, как мышцы зверя ходят ходуном под шкурой. Как гигантские поршни машины, не знающей усталости.

Ветер свистел в ушах, а зимний воздух холодил спину, одетую в тонкую куртку поверх рубашки. Спереди шёл жар от Альфачика.

Когда все отвлеклись на перекус, Мита ускользнула совершенно незаметно. Она вдруг научилась чувствовать, куда направлены взгляды других людей, в том числе Дубова. Потому и вышла никем не замеченной. Куда идти не знала, просто хотела убежать. Вышла за ворота, углубилась в лес и вдруг увидела Альфачика. Зверь не задавал вопросов, а она не хотела отвечать. Он словно учуял её мысли, позволил забраться на себя и буквально воспарил над землёй, мгновенно набрав огромную скорость.

— Ау-у-у! — позвал Миту Лютоволк.

Девушка оторвала голову от загривка и ахнула. Зверь взобрался на гребень горного хребта и бежал дальше, спускаясь с одной острой вершины и забираясь на другую по одному ему заметному траверсу. Встречный поток воздуха был такой сильный, что у Миты дух захватывало. Позабыв обо всём, она наслаждалась красотой этого пути. Справа небо уже потемнело, а слева, на его багровом крае, солнце медленно пряталось за зубцы горных вершин.

— А-а-а!!! — закричала девушка, и ветер подхватил её эхо.

— Ау-у-у!!! — вторил Лютоволк.

— Быстрее, Альфачик! — в восторге кричала Мита. — Быстрее! Ещё быстрее!

— Ау-у-у! — взвыл тот и, пригнув голову, ускорился, взметая лапами снег.

Мита словно очутилась между прошлым и будущим, в волшебном нигде, где не существовало больше ничего. Словно у гор была их собственная магия, и она заколдовала девушку.

Дубов как-то рассказывал ей о том, что такое походы. Он любил их. И она, кажется, тоже.

Неизвестно, сколько они так скакали. В конце концов Альфачик утомился, замедлил шаг и спустился в небольшую долину, укрытую снегом. Он скрипел под лапами зверя, а в остальном стояла полная тишина.

Мита вдруг грустно вздохнула. От себя не убежишь, сколько ни беги. Она успела полюбить этот мир, друзей, которые вдруг у неё появились. Когда они были у неё в последний раз? Она не помнила. Но расставаться с ними не хотела.

Её мир погиб давным-давно. И этот тоже погибнет, если она не вспомнит, что случилось с ней и её семьёй. Ключ к спасению лежит в глубинах её памяти, она в этом уверена. А то будущее… о котором говорил ещё Дубов несколько часов назад. Про подруг, про царевича. Она тоже видела его, когда в первый раз встретилась с бароном и вцепилась ему в лицо.

Их разумы тогда вошли в контакт, и она увидела то, о чём он сегодня рассказал. Боль гибнущих людей, ярость Саранчи, и лишь потом светлые образы. Только в отличие от рассказа Дубова, она видела там ещё и себя. Среди его друзей. И царевич там был. Только сейчас она поняла, что действительно увидела варианты возможного будущего. И второй вариант она может сделать единственным возможным.

Альфачик пронёс её сквозь сосновый лес и взобрался на горный склон. В снегу темнела пещера. К ней не вело никаких следов. Лютоволк прошёл мимо неё, поведя носом, а затем печально встряхнул головой и пошёл дальше. Через несколько метров ниже по склону оказался выступ, по форме напоминающий длинный язык. На нём, свесив ноги в пустоту над лесом, сидел человек.

Уже стемнело. Мита не видела, кто это, зато видела большие округлые плечи, меховую жилетку и маленькую шапку между острых кончиков ушей. От взгляда на эту фигуру в груди девушки выросла стальная уверенность, что у неё всё получится. Настолько прочная, что она шутя спрыгнула с Альфачика и подошла к фигуре. Альфачик прошёл часть пути вместе с ней, но, не доходя пару метров, просто лёг в снег, вытянув морду в сторону фигуры.

— Я готова, — сказала Мита. — Теперь точно готова. И… прости, что сбежала.

Дубов повернулся и, чавкая бутербродом, произнёс:

— Ага, только перекуфим фнасяла. А то саманался я са фами фегать.

И протянул ей второй бутерброд. Мита взяла в руки ещё тёплые ломти хлеба, в нос ударил запах печёной говядины. Вдруг она ощутила такое облегчение, что не выдержала и засмеялась.