Восхитительная ложь (ЛП) - Мейред Шона

Бесхребетная киска, сообщающая его светлости все подробности.

Ладно, я знал, что он видел ее вчера, особенно когда заметил, как сильно она отвлекла мое внимание от нашего спарринга, но в свою защиту скажу, что я рассчитывал на то, что он не знал, кто она такая. Если бы я хоть на секунду подумал, что он узнает ее, я бы потребовал, чтобы он держал свой крысиный рот на замке.

Засовывая руки в карманы черных джинсов, я раскачиваюсь на подошвах ботинок.

— Каким бы интересным ни было прибытие принцессы, это, похоже, проблема твоя, старик.

— Проблема моя? Позволь мне объяснить это тебе, Роуэн, потому что твой толстый череп, похоже, не понимает, насколько это дерьмовое шоу. — Он обходит стол, останавливаясь всего в сантиметрах от моего лица. — Если Сирша Райан придет в синдикат в поисках своего законного места во главе стола, они отдадут его ей. Она Райан… наследница трона Киллибегса.

Краем глаза я замечаю, как Лоркан переминается на месте.

В чем, черт возьми, его проблема? Он ведет себя мрачнее Эминема. Что ж, я полагаю, этого и следовало ожидать, когда упускаешь из виду самую большую угрозу своего босса.

Габриэль широко разводит руки, требуя моего внимания, указывая жестами на все вокруг себя.

— Если это произойдет, все это, все, что мы построили, исчезнет.

— Мы могли бы попросить мальчиков присмотреть за ней, убедиться, что она знает свое место, — вмешивается Кевин, отчего мне хочется оторвать ему голову и засунуть ее в задний проход его сына.

Мой отец смотрит на часы, а затем изрыгает проклятие.

— Черт. Мне нужно идти. Через час должна быть отгрузка. Кевин, пойдем со мной. Лоркан, — обращается он. — Сформулируй план сдерживания этого, прежде чем мне придется принимать решительные меры.

— Да, босс.

Они направляются к двери, и как только рука Габриэля ложится на ручку, он поворачивается, чтобы поймать мой взгляд своим убийственным взглядом.

— Хоть раз сделай, как просит Лоркан. Понятно?

Я одариваю его своей лучшей фальшивой улыбкой.

— Я справлюсь, папочка.

Как только они уходят, я обхожу стол, плюхаюсь в отцовское кресло и закидываю ноги на стол.

— Итак, босс, чувак. Каков план? Трахнуть Сиршу, чтобы она подчинилась? Ты же знаешь, я был бы не против привязать ее милую задницу к моей кровати и заставить ее забыть собственное имя, не говоря уже о королевстве, которое она вот-вот унаследует.

Челюсть Лоркана сводит от моего грубого языка, но эй, что я могу сказать? Мне нравится проникать ему под кожу.

— Сирша Райан… — выплевывает Лоркан. Ее имя слетает с его языка, когда он наклоняется вперед, его пустые глаза впиваются в мою кожу. — …она запрещена.

Пересекая комнату, он кладет ладони плашмя на массивный дубовый стол между нами.

— Держи ее поближе. Но ни при каких гребаных обстоятельствах ты ее не трахаешь. Райан нет места в постели Королей. Понял?

Айдон и Доннак приветствуют его движением подбородков, но я молчу, не желая давать адвокату дьявола обещание, которое отказываюсь выполнять.

— Роуэн? — спрашивает он, его глаза полны убийства, когда он смотрит прямо сквозь меня.

— Извини, босс. Но трахать Сиршу Райан — это именно то, что я намерен сделать.

Глава девятая

СИРША

После того, как Лиам оставил меня, я неохотно поплелась обратно в свою комнату, где провела остаток раннего утра, ворочаясь с боку на бок, борясь со сном и нежелательными видениями, которые он мог принести.

Наконец, утреннее солнце отражается в моем окне, освещая комнату своим теплым оранжевым сиянием. Все еще испытывая беспокойство, я встаю с кровати и направляюсь к своей спортивной сумке.

Может быть, если я займусь распаковкой тех немногих вещей, которые мне удалось взять с собой, а их не так уж много — несколько чистых пар нижнего белья, две пары леггинсов и две потрепанные старые футболки, — я смогу выкинуть из головы.

Когда я расстегиваю молнию, мое внимание отвлекается от моей задачи на старую деревянную шкатулку, стоящую сверху. Я не открывала её со времен мотеля, не желая вновь переживать травму, которую приносит её существование. Глупо, я знаю, особенно когда я знаю, что в ней содержатся некоторые ответы, которые мне нужны.

Полагаю, сейчас такое же подходящее время, как и любое другое.

Моя потребность в чем-нибудь, в чем угодно, чтобы объяснить, как я здесь оказалась, растет, и я отношу коробку к маленькому туалетному столику у окна. Как только я сажусь, я провожу пальцами по детализированной крышке.

В форме треугольника три маленьких герба окружают один большой. Тот, что вверху, идентичен гербу, который я видела вчера на входе в поместье Деверо, а два герба внизу я никогда раньше не видела. Больший герб в центре привлекает меня. Два льва стоят по обе стороны, держа герб, демонстрируя три золотые головы грифона с надписью "Malo Mori quam foedari", начертанной внизу.

Потянувшись за телефоном, я открываю поиск в Google и ввожу цитату. Появляются страницы с переводами, но особенно бросается в глаза один, с подписью: "Фамильный герб и девиз Райан".

При нажатии на сайт появляется изображение, идентичное основному изображению на крышке. Я просматриваю текст, пока не нахожу цитату, которую ищу. Наконец, я вижу это внизу страницы.

Девиз семьи Райан (англицизированный как Ryan) и латинская фраза "Malo Mori quam foedari" переводятся как "Я скорее умру, чем буду опозорен".

Похоже, мои предки были странным сборищем.

Закончив на этом свои исследования, я кладу телефон на туалетный столик и осторожно снимаю крышку со шкатулки. Пыльный аромат щекочет мои ноздри, напоминая мне о старом книжном магазине в моем родном городе.

Вдыхая это, я теряюсь в ностальгическом мире, созданном напечатанными словами. Затем, на короткое мгновение, я закрываю глаза, и мой разум возвращается к более простым временам, когда меня больше всего беспокоило, что моя мама готовила на ужин.

Однако реальность просачивается внутрь, оставляя меня тосковать по моменту, к которому я не могу вернуться. Это, какой бы ни была эта хуйня, теперь моя жизнь. Я просто молюсь, чтобы у меня хватило сил противостоять всему, что связано с правдой, от которой моя мать защитила меня.

Еще раз глубоко вздохнув, я копаюсь в прошлом своей матери и вытаскиваю стопку старых рукописных заметок и фотографий. Большинство из них не имеют для меня никакого значения: безымянные лица, неизвестные места и случайные цифры, нацарапанные без всякого смысла. Одна вырванная страница, пожелтевшая от времени, выделяется среди остальных.

Айна,

Такое дикое сердце, как твое, должно быть свободным.

Освободись от всех уз, к которым тебя привязывала твоя фамилия.

Мне нужно, чтобы ты знала, независимо от того, как далеко тебе придется убежать, чтобы уберечь ее, моя любовь всегда последует за тобой.

Позаботься о нашей девочке и обязательно говори ей каждый день, как сильно ее папа любит ее.

Навеки твой, всегда моя, защищающий тебя издалека.

Одинокая слеза скатывается по моей щеке, когда я несколько раз перечитываю записку, пытаясь найти хоть какой-нибудь намек на человека, стоящего за этими словами. Человек, которого я знаю без сомнения, — это мой отец.

Все свое детство я расспрашивала свою мать, умоляя ее сказать мне, кому принадлежала вторая половина моей ДНК, но она всегда отшивала меня. Непреднамеренно заставляя меня поверить, что он не хотел видеть меня в своей жизни. Я всегда думала, что он бросил нас, не желая иметь ничего общего с той жизнью, которую он создал с моей мамой.

Год за годом я ждала у двери в свой день рождения, надеясь, что незнакомый мужчина придет и назовет меня своим ребенком. Жалкие капризы нежного сердца; я знаю.

Когда я достигла подросткового возраста, я сдалась, решив поверить, что он никогда не заботился о нас, и кем бы он ни был, он не заслуживал места в моей жизни.