Нарушенные клятвы (ЛП) - Фарнсуорт Ш. У.

Ник садится на корточки, чтобы оказаться одного роста с Лео. Он протягивает руку, которую мой сын нерешительно пожимает.

— Привет, Лео. Мне очень приятно с тобой познакомиться.

— Это твой самолет? — Спрашивает Лео, глядя на махину, затеняющего это взаимодействие. Вблизи он еще больше.

— Да.

— Ты умеешь им управлять?

— Да.

Я искоса бросаю взгляд на Ника, не уверенная, что он лжет. Но его лицо по-прежнему ничего не выражает, его невозможно прочесть.

— За нами еще кто-то гонится?

Мои губы сжимаются в тонкую линию. Чувствительность Григория и Виктора распространилась только на то, чтобы не дать Лео увидеть мертвые тела, по-видимому. Всю дорогу сюда они обсуждали людей, напавших на нас. И немногое проходит мимо острых ушей моего сына.

— Эти люди никогда больше не приблизятся к тебе, Лео. — На лице Ника нет никаких эмоций, но его тон полон искренности, когда он выпрямляется.

Виктор говорит что-то по-русски позади меня, и Ник отвечает еще одним потоком слов, которых я не понимаю.

— Нам нужно лететь, — говорит он мне, затем смотрит на Лео. — Ты раньше летал на самолете, Лео?

— Нет.

— Иди на изучи все, прежде чем мы взлетим.

Лео смотрит на меня, и я киваю. Он взбегает по трапу и поднимается на борт самолета.

— Куда мы летим, Ник?

— Ко мне домой. В Россию.

Россия.

Такое чувство, что земля ушла из-под ног.

— Россия? Это… далеко.

— У меня нет времени сейчас все объяснять, Лайла. Нам нужно улетать.

Ник поворачивается и поднимается по лестнице.

И я следую за ним.

ГЛАВА 10

НИК

Я не могу перестать пялиться на него.

Каждый раз, когда я говорю себе, что нагляделся досыта, и заставляю себя сосредоточиться на чем-то другом, мой взгляд устремляется обратно к Лео.

Каждый раз, когда я вижу его, у меня такое чувство, будто меня снова ударили в живот.

Алекс не преувеличивал, когда сказал, что мальчик похож на меня. У меня на столе есть фотография, на которой я запечатлен с отцом и двумя братьями во время охоты много-много лет назад, — одна из бесконечных попыток моего отца закалить своего отпрыска. Мне было десять или одиннадцать лет. Мы вернулись домой с кучей туш животных, но единственным памятным подарком, который я сохранил, была редкая фотография, на которой мы вчетвером улыбаемся вместе.

Смотреть на Лео — все равно что смотреть на себя на фотографии в рамке.

Но помимо физического сходства, он ведет себя как я.

Несомненно, это был самый бурный и ужасающий день в его жизни, и все же на его лице застыло сосредоточенное выражение, когда он разглядывал вооруженных людей и роскошный кожаный салон частного самолета. Его спина напряжена, подбородок вздернут, пока он вертит в руках маленькую игрушку, которую вытащил из кармана куртки. Фигурка в ковбойской шляпе.

Возможно, я мало что знаю о детях, но я почти уверен, что это не типичная реакция на травму.

Без подготовки, не зная, в каком мире он родился, мой сын вынослив. В его жилах течет кровь Морозовых. Моя кровь. Гордость расцветает в моей груди, в тысячу раз сильнее, чем когда-либо, когда кому-либо из моих мужчин удается добиться успеха.

Время от времени Лео смотрит на меня. Я стараюсь, чтобы наши взгляды не встретились, и прикрываю пистолет пиджаком. Я не хочу пугать его, и я пытаюсь уважать решение Лайлы не разглашать нашу тайну.

Для такого вдумчивого ребенка я удивлен, что он не заметил сходства.

Он единственный на борту самолета, кто этого не сделал. Мужчины, которых я взял с собой в эту поездку, весь полет обменивались многозначительными взглядами. Никто из них не осмеливается произнести ни слова, но очевидно, о чем они думают.

Когда мы пересекаем Атлантику, все мои наполовину сформировавшиеся идеи о том, чтобы объявить всем, что Лайла и Лео находятся под моей защитой в качестве одолжения другу, и спрятать их в безопасном доме, улетучиваются. Их связь со мной слишком очевидна, и это наполняет меня в равной степени гордостью и паникой.

У меня нет плана. С тех пор как я ответил на звонок Алекса прошлой ночью, весь мой мир перевернулся, основательно и навсегда.

Два события, на которые я потратил большую часть прошедшего года — моя вражда с Дмитрием и договоренность с Павлом — только что стали бесконечно более сложными.

Но я не могу сейчас беспокоиться о том, чтобы выследить своего кузена или нетерпеливого будущего тестя. Моим главным приоритетом должна быть безопасность Лайлы и Лео. Все остальное второстепенно.

И самое безопасное место — это моя частная резиденция. Она защищена, как банковское хранилище, и имеет планировку крепости. Испытываю смесь облегчения и страха, когда осознаю решение, которое принял, как только позвонил, чтобы самолет доставили в Филадельфию, а затем обратно в Россию.

Они будут рядом со мной. Я знаю, почему испытываю ужас. Облегчение объяснить сложнее.

Мне нравится мое личное пространство. Нравится моя приватность.

И я на самом деле не люблю детей.

Кроме… моего.

Я бросаю взгляд на Лайлу. В отличие от Лео, она ни на что и ни на кого не смотрит по сторонам. Ее взгляд устремлен в окно, на пушистые облака, над которыми мы парим. Тревога прослеживается в чертах ее лица и отражается в том, как она обхватывает себя руками, словно физически держит себя в руках.

Я потратил месяцы, вычеркивая Лайлу Питерсон из своей памяти. Годы смирения с тем, что больше никогда ее не увижу. Тот факт, что она сейчас сидит не более чем в двадцати футах от меня, — полная чушь.

Как только колеса коснулись взлетно-посадочной полосы в Москве, я начинаю отдавать приказы. Весь груз погружен в бронетехнику, которая уже ждет.

Еще несколько моих людей ждут снаружи самолета, когда я выхожу на зимний воздух, глубоко вдыхая. Здесь пахнет домом, но я никогда не чувствовал себя здесь не в своей тарелке.

Лео и Лайла спускаются по лестнице последними. Я сосредотачиваюсь на Лайле, а не на нашем сыне, пытаясь притвориться, что он просто ребенок. Не мой ребенок. Точно так же, как он думает, что я ничего не значу. По крайней мере, для него.

— Виктор отвезет вас, — говорю я ей, кивая в сторону ряда припаркованных внедорожников.

Моя машина первая. Когда я дома, я предпочитаю вести машину сам.

Мне нужна секунда, чтобы подумать, немного времени на обдумывание. Минута на планирование. Впервые в своей жизни я понятия не имею, что делать.

Я поворачиваюсь и направляюсь к шеренге машин, останавливаясь только для того, чтобы рассказать Виктору о плане. Он кивает в ответ на указание, по его лицу пробегает тень опасения. Без моих указаний он знает, что я ему доверяю. Знает, что я привез их к себе домой, значит, если что-нибудь случится во время поездки, пытки, которым, как он видел, я подвергаю других, не будут выглядеть такими жестокими.

Машина заведена и ждет. Я забираюсь внутрь и нажимаю на акселератор. Дорогой двигатель рвется вперед, разгоняя машину по взлетно-посадочной полосе с той же скоростью, что и самолет, на котором я только что летел. Цементный участок пуст, что позволяет мне разогнаться еще больше.

Все остальные, кто находится рядом с частным терминалом, обходят эту часть аэропорта стороной. Фамилия Морозов имеет вес в Штатах. Здесь она всегда сопровождается страхом в голосе.

Несмотря на мою склонность к вождению в одиночку, у меня возникло искушение поехать в одной машине с Лео и Лайлой, именно поэтому я этого не сделал.

Сегодняшний день будет иметь далеко идущие последствия. И каждое решение, которое я продолжаю принимать, все глубже погружает моего сына в жизнь, которую я бы для него не выбрал. У моих врагов повсюду шпионы. Тот факт, что я попросил, чтобы как можно больше людей ждали нас здесь, чтобы сопроводить домой после того, что должно было стать обычной, быстрой поездкой, не останется незамеченным или не сообщенным.

Иногда все обстоит именно так, как кажется. Все вокруг меня — друзья или враги — воспримут все, что я сделал сегодня, как знак, что женщина и мальчик в машине позади моей что-то значат для меня.