Нарушенные клятвы (ЛП) - Фарнсуорт Ш. У.

И я могу убедить себя, что в интересах Лео было воспользовался возможностью запросить ответы на вопросы, которые должны были остаться в прошлом. Но я хотела получить ответы на эти вопросы для себя, а не только для своего сына.

И вот я в России, проезжаю мимо острых шпилей и радужных куполов. Не в своей тарелке.

В машине с нами только Виктор. Я смотрю на его профиль, пока он с легкостью лавирует в потоке машин, развивая скорость, которая, по ощущениям, превышает предельную.

Я хочу засыпать Виктора вопросами, но не хочу рисковать разбудить Лео. Или позволить ему подслушать то, о чем я думаю.

Велика вероятность, что Виктор все равно не ответил бы мне. Я видела, как он смотрел на Ника в самолете — как и все остальные мужчины. Это было похоже на то, как верующие почитают божество, с оттенком благоговения и уважения.

В какую бы незаконную деятельность ни был вовлечен Ник, она влечет верность, выходящую далеко за рамки обычных отношений начальника и подчиненного. Он часть чего-то большого. Чего-то опасного. Кое-что, во что я теперь вовлечена… Из-за вечеринки братства.

Итак, я молчу всю дорогу, которая длится почти час. Мы оставляем городскую суету позади и петляем по бесконечному лабиринту дорог, обсаженных деревьями, которые стоят, как призрачные часовые. На земле лежит дюйм снега, намерзшего и исписаного серыми пятнами.

К тому времени, как машина замедляет ход, я борюсь со слипающимися веками. Из-за долгого перелета и разницы во времени мы потеряли целый день.

Быстро сгущаются сумерки, окутывая пейзаж тенями, которые становятся темнее и длиннее с каждой минутой. Борьба за то, чтобы не заснуть, превращается в войну, но я полна решимости оставаться в сознании. Мое тело израсходовало весь адреналин и тревогу, оставив после себя только истощение. Я устала бояться — и просто устала.

Когда мы останавливаемся, то оказываемся перед богато украшенными воротами, вырезанными из темного металла. Они целенаправленно внушают уважение и невероятно устрашают. Если бы у ада были врата, я бы представила их именно так. Черный металл прорезает резкую черту на фоне темнеющего неба. Они возвышаются над нами, как предупреждение о приближении. Мужчины, стоящие с автоматами в руках, являются еще одним сильным сдерживающим фактором.

Виктор минуту разговаривает с одним из них. Он вылезает из машины на время обсуждения, но я предполагаю, что все равно не смогла бы понять ни слова из этого.

Язык — это не тот барьер, с которым я сталкивалась раньше. Внезапно вокруг меня рушится стена. Подчеркивая, что, поднявшись на борт этого самолета, я передала полный контроль Нику. Я смогу понять только то, чем он решит поделиться со мной.

Ворота со скрипом медленно открываются, Виктор забирается обратно внутрь, и машина ползет вперед. По длинной, извилистой подъездной дорожке. Мы поворачиваем за угол, и внезапно я вижу пункт нашего назначения. Кажется, что внутри горят все лампы до единой, освещая весь огромный особняк.

Я оценила, что он занимает площадь, равную площади многоквартирного дома, в котором жили мы с Лео. Живу, — напоминаю я себе.

Если я забуду, кто я есть — чего я хочу, — я не справлюсь с этим. Я должна помнить, что это временно. Что серьезность на лице Ника, когда он сказал мне, что мы с Лео в опасности, быстро исчезнет, и жизнь вернется в нормальное русло.

Виктор останавливает машину перед зданием. Называть это домом неправильно. Это дворец. Жилой комплекс. Два крыла примыкают к массивному входу, простираясь достаточно далеко в каждую сторону. Невозможно охватить все сооружение сразу.

Та же машина, на которой умчался Ник, припаркована у деревянных дверей, обозначающих вход в особняк. Высокая темная фигура прислоняется к черному бамперу, золотые тени танцуют на его бесстрастном лице. Пламя исчезает, затем снова вспыхивает.

Это странное ощущение — знать о ком-то мелкие детали, но не знать важных фактов. Я знаю, что Ник носит с собой серебряную зажигалку. Я даже помню, каким шершавым казался металл под моими пальцами, покрытый царапинами и возрастом.

Но я не знаю, почему Ник исчез из моей жизни, не сказав ни слова. Или масштаб того, во что именно он сейчас вовлечен, что требует, чтобы на него работала небольшая, хорошо вооруженная армия.

Когда я впервые встретила Ника, я обратила внимание на его харизму, на то, как легко привлекает одно его присутствие. Это никогда не исчезало. И это особенно очевидно сейчас, на фоне каменного особняка, ухоженной территории и темнеющего неба.

Меня беспокоит, насколько хорошо я его когда-то знала. Могу ли я вообще доверять этой его версии, которая кажется такой непринужденной в этих обстоятельствах. Которого, похоже, не беспокоит угроза насилия и наше присутствие здесь.

Мерцание снова исчезает, когда Виктор паркует машину. Я сразу открываю дверь, намереваясь потребовать ответов. Чем скорее я узнаю, в чем дело, тем легче мне будет найти какое-то решение.

Холодный воздух бьет мне в лицо. Я почему-то забыла, каким пронизывающим был ветер во время короткой прогулки от самолета до ожидающей машины. Ни таможни, ни выдачи багажа. Когда мы приземлились, не было даже работников аэропорта. Только орда мужчин в черной одежде и со стоическими выражениями лиц. Незаконно ли въезжать в страну таким образом? Вероятно. Эта мысль вызывает во мне новый всплеск беспокойства.

Я привыкла чувствовать себя одинокой. А не чувствовать себя беспомощной. Это эмоция, которую я исключила из своей системы координат и никогда не хотела снова с ней сталкиваться.

Я обхватываю себя руками, чтобы защититься от холода, чувствуя, как телефон в кармане давит на живот. Это должно было успокаивать, но больше не успокаивает.

В лучшем случае, моего устаревшего аккумулятора хватает на пару часов автономной работы. Я уверена, что он уже разрядился. Даже если он заряжен и в готическом замке передо мной есть Wi-Fi, я понятия не имею, с кем мне связаться и что сказать. Я всегда гордилась своей независимостью и самодостаточностью.

И одно дело, если бы рисковала только я.

Но я не хочу рисковать безопасностью Лео.

Ник шагает ко мне, его длинные ноги быстро сокращают расстояние между нами. Я открываю рот, чтобы заговорить, но он опережает меня.

— Где Лео?

Все в этот момент кажется нереальным, включая то, как Ник задает мне этот вопрос. Слышать, как он произносит имя нашего сына.

— Он заснул. — Это все, что я успеваю сказать, прежде чем Ник обходит машину и открывает дверцу.

Несколько секунд спустя он уже идет к входной двери, которая распахивается ему навстречу, а затем поднимает спящего Лео, прижая его к плечу.

Минуту я слишком ошеломлена, чтобы пошевелиться. Я всегда была матерью-одиночкой. Каждое решение, когда дело касалось Лео, ложилось исключительно на мои плечи. И в считанные часы Ник полностью завладел нами. Ворвался в нашу жизнь без спроса.

Я думала, у него будут опасения по поводу воспитания. Что он будет избегать Лео или вести себя неуверенно рядом с ним. У меня было восемь месяцев, чтобы привыкнуть к мысли о том, что я мать, и я все еще чувствовала себя неподготовленной.

Ник узнал, что он отец, менее сорока восьми часов назад. И все же он ведет себя так, словно носил Лео на руках тысячу раз до этого.

Его уверенность не утешает. Это заставляет меня чувствовать себя еще более не в своей тарелке, когда я следую за Ником внутрь. Мои ноги отяжелели, а в груди пустота, когда мы проходим через высокий вестибюль. Персонал в форме снует вокруг, но никто не останавливается, чтобы поприветствовать нас. Глаза у всех опущены. Как будто они… напуганы.

Мое сердцебиение учащается, когда я смотрю, как высокая фигура Ника движется к лестнице. Никто не произносит ни слова. Все молча расступаются с его пути.

Я сглатываю, ускоряю шаг и спешу наверх вслед за ним. Мое внимание сосредоточено на спине Ника и ни на чем другом, я обращаюсь к старым воспоминаниям, чтобы подавить панику внутри меня.