Искупление варвара (ЛП) - Диксон Руби

Ему.

Тому, кто пугает меня больше, чем все остальные. Тому, который набросился на меня в тот момент, когда я подошла к упавшему существу. Тому, кто обхватил меня своими руками и поверг в слепую панику. Я смутно помню, как ударила его ногой в челюсть, но я также помню, что он прижал меня к себе и держал мое лицо, чтобы другие могли порезать меня, и я ненавидела каждый момент этого.

Я также помню его голос, мягкий и успокаивающий, как будто он пытался утешить меня. Однако это не вяжется с моими воспоминаниями, поэтому я отбрасываю это и обвиняюще смотрю на него снизу вверх.

— Ты, — бормочет он, отбрасывая одеяло и присаживаясь на корточки рядом со мной. Он выглядит задумчивым, а затем медленная, голодная улыбка расплывается по его лицу, когда он наблюдает за мной. Его рука прижимается к сердцу, и я слышу, как его вошь жужжит в такт с моей, их шум заглушает мои чувства.

Я наблюдаю за ним, не зная, что он собирается делать сейчас. Швырнет меня на снег и овладеет мной силой? Не имеет значения, что другие находятся поблизости — я не знаю этих людей и на что они способны. Я точно знаю, что им наплевать на наготу, потому что я видела много голубых обнаженных тел — и человеческих женщин тоже — за те несколько дней, что мы пробыли в их деревне.

— Моя пара. Я должен был догадаться, — говорит он тихим голосом, его глаза блестят. — Такой маленький боец.

Мне сейчас не хочется драться. Я хочу снова забраться под одеяло и спрятаться от всего мира. Я хочу, чтобы все это оказалось дурным сном. Вместо этого я думаю о его больших руках, когда он схватил меня раньше, и меня переполняет чистый, неумолимый страх. Этот человек прикоснется ко мне, и это будет больно. Разве может быть по-другому? Совсем недавно он так грубо обращался со мной, и я вытягиваю одну грязную руку, ища синяки, потому что мне все еще больно. Конечно же, на моей руке, там, где он схватил меня, остались отпечатки пальцев. Я смотрю сверху вниз на них и на него с укором.

Он видит их, и выражение его лица — не что иное, как ужас. И это… удивляет меня. Я ожидала услышать что-нибудь вроде «Я же говорил тебе не убегать», или «Вот что случается, когда ты плохо себя ведешь», или «Привыкай к этому, сука». Я, конечно, не ожидаю, что он побледнеет, его горло будет работать так, как будто ему трудно глотать.

— Это от меня? — спрашивает он.

Я просто свирепо смотрю на него. Он что, думает, я волшебным образом причиняю себе боль, пока сплю?

Бек проводит рукой по лицу, жесткие линии его рта становятся еще более глубокими.

— Мне… стыдно. Прости меня. — Он протягивает руку, беря меня за локоть. — Дай мне посмотреть на это.

Я отшатываюсь, мой желудок скручивается при мысли о том, что я позволю ему прикоснуться ко мне. Прикосновения — это нехорошо. Они ведут к другим вещам. Я видела, как это случалось слишком много раз раньше.

— Что ты делаешь? — кричит кто-то, и я понимаю, что это Лиз.

Бек поворачивается к ней, и в этот момент я протягиваю руку и забираю свои одеяла обратно. Он оглядывается на меня с удивлением на лице, и наши глаза встречаются. На мгновение мне кажется, что я тону в его ярко-голубых глазах. Я там в ловушке, и моя вошь жужжит и поет у меня в груди еще громче, заставляя мои соски покалывать и болеть под толстой кожей моей туники. Кажется, он задерживает дыхание, и воздух вокруг нас словно наэлектризован.

И боже, я до смешного мокрая, мой пульс бьется так сильно, что кажется, будто моя вошь тоже заставляет его петь.

Ботинки Лиз хрустят по снегу, когда она приближается, и она хмуро смотрит на Бека, который все еще стоит на коленях слишком близко ко мне.

— Ты не должен… — ее голос затихает, а глаза расширяются. — О, ты, должно быть, издеваешься надо мной. Вы двое нашли отклик? — Она переводит испуганный взгляд с меня на Бека и обратно, а затем снова на меня.

Бек выпрямляется, его тело становится высоким и сильным, восхитительным и пугающим одновременно. Его хвост раздраженно подергивается, когда он встает.

— Она моя пара. Наши кхаи сделали выбор.

Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, что в его голосе звучит гордость. Если это так, то я подозреваю, что даже мой слой грязи не защитит меня от его внимания. По какой-то причине эта мысль заставляет меня крепче сжать бедра.

Лиз выгибает бровь, глядя на него, а затем смотрит на меня сверху вниз.

— Да, но она не выглядит в восторге от этого.

— Она будет такой, — говорит он с полной уверенностью.

— Это так? — Она наклоняет голову в мою сторону. — Элли, ты в восторге?

Я не смотрю на Бека. Я просто слегка качаю головой, вцепившись в свое одеяло.

— Думаешь, ты будешь в восторге в ближайшие пять минут?

Я снова качаю головой.

— На следующий день?

По-прежнему нет.

— Хорошо, тогда я вмешиваюсь. — Она бесстрашно встает между нами, как будто Бек не такой огромный, громоздкий и пугающий, и кладет руку ему на грудь. — Ты уходишь. Я посижу с Элли и буду охранять ее, пока мы не вернемся в деревню.

Бек хмурится.

— Она моя пара. Мы резонируем. Ты…

— Тебе нужно поговорить с вождем, мистер Нарушитель правил. Пока Элли боится тебя, ты не будешь дышать с ней одним воздухом. Понимаешь? — Она упирает руки в бока. — Или мне привиделась та часть, где ты схватил ее, развернул и заставил принять свой кхай?

Его лицо на мгновение становится мрачным, а затем застывает во что-то похожее на хмурый взгляд.

— Ей нужен был кхай.

— Да, ну, есть другие способы сделать это, чем тот, который применил ты. Вы с Рáхошем, должно быть, пользовались одной методичкой или что-то в этом роде.

Где-то рядом с костром раздается звук, похожий на фырканье Рáхоша.

Я должна что-то сказать. Хоть что-то. Взять на себя ответственность за свою собственную жизнь. Сказать Лиз, чего я хочу. Сказать Беку, чтобы он уходил и оставил меня в покое. Но слова застревают у меня в горле, и я не могу выдавить из себя ни слова.

Остальные люди отходят от костра, и я замечаю, что у Саммер, Кейт, Брук и Гейл теперь ярко-голубые светящиеся глаза. Мои, должно быть, тоже светятся, хотя мое зрение осталось таким же. Все до единого они хмуро смотрят на Бека, проходя мимо, и садятся на снег рядом со мной. Они сидят близко, но не слишком близко, чтобы я запаниковала. Это проявление солидарности и сестринства со стороны женщин, с которыми я никогда не разговаривала, и узел в моем горле, кажется, внезапно становится огромным.

Когда-нибудь я скажу им спасибо. А пока я просто прижимаю кулак к груди и желаю, чтобы моя вошь перестала так безжалостно жужжать.

БЕК

Конечно, Эл-ли должна быть моей, — размышляю я, когда мы возвращаемся в деревню. Мое сердце полно радости. Я даже не возражаю против того, что другие люди идут с Элли впереди группы, а я иду сзади, без компании, кроме Рáхоша. Это прекрасно — они не смогут разлучить нас навсегда. Резонанс этого не допустит.

Другие охотники бросают на меня завистливые взгляды; никто не нашел отклика, кроме меня и Эл-ли. Им придется подождать, пока резонанс выберет их позже, если он вообще выберет.

Резонанс.

От одной мысли об этом мой кхай начинает медленную, размеренную песню. Наконец-то это произошло, и моя женщина… она само совершенство.

Что ж, от нее так плохо пахнет, что у меня слезятся глаза, когда я нахожусь рядом с ней, и она не говорит, но я знаю, что Эл-ли — та пара, которую я так долго ждал. Даже когда ей очень страшно, она не плачет. Она храбрая. Умная.

Моя. Эта мысль наполняет меня гордостью. Со временем, возможно, она научится получать удовольствие от резонанса. На данный момент меня больше беспокоит то, что она так боится меня. Неужели она никогда не сможет заговорить? Или она предпочитает этого не делать? Кто-нибудь из других людей знает про это? Я фокусирую свой взгляд на той, которую зовут Чейл, которая взяла на себя материнскую роль по отношению к другим женщинам. Даже сейчас она гладит розовую по плечам, подбадривая ее.