Зимний сон (СИ) - "Leya Li"

И вот они увидели Мэн Яо, в одиночку играющего Песнь очищения сердца для Минцзюэ. Они уже слышали ее в исполнении Сичэня и Гуанъяо одновременно, а теперь все находящиеся в сопереживании и разбирающиеся в музыке услышали, как один маленький участок Яо сыграл не так.

Душа Не Минцзюэ сделала акцент на этой музыке и раз за разом прокручивала встречи Сичэня и Гуанъяо с главой Не. Бывало так, что они вновь играли эту мелодию вдвоем и в эти дни Яо исполнял Песню как положено. Никто из них не был дураком и сразу стало понятно, что именно этот участок мелодии спровоцировал ускорение искажения ци Чифэн-цзюня. Он и сам понял, что после игры Яо чувствует себя хуже, чем после исполнения Сичэнем, но сбрасывал это на то, что его просто раздражает само присутствие Цзинь Гуанъяо.

Однажды он заговорил об этом с Мэн Яо.

– Яо, я больше не нуждаюсь в том, чтобы ты играл для меня Песнь очищения сердца. Я решил, что буду самостоятельно навещать Сичэня для того, чтобы он лично исполнял эту мелодию для меня. Ты сам прекрасно понимаешь, что я с трудом переношу твое присутствие и ты попусту тратишь время, играя для меня эту музыку. От твоего труда нет толку, поэтому больше не посещай Нечистую Юдоль.

– Как пожелает старший брат. Но раз я уже приехал, то позволь мне на протяжении трех дней играть ее тебе по вечерам, иначе мне будет стыдно перед Сичэнем за ненадлежащее исполнении братского долга, – со своей обычной улыбкой произнес Яо. Чифэн-цзюня дико тошнило от этой улыбочки. Он ненавидел ее всем сердцем.

– Не прикрывайся именем Сичэня. Я не понимаю, какие цели ты преследуешь, делая это, но не вздумай впутывать его в свои грязные дела. Три вечера, и чтобы я тебя больше не видел на пороге моего дома, – резко ответил Не Минцзюэ, а Яо с трудом скрыл довольную ухмылку. Глава Не этого намека на ядовитую улыбку не заметил, зато присутствующие в сопереживание очень хорошо рассмотрели ее. Вроде бы они смотрели на всё глазами Главы Не, но словно подмечали больше, чем он сам осознавал. Видел, но в то же время не замечал.

А потом они почувствовали, что такое искажение ци. Узнали, какие ощущения раз за разом испытывали главы клана Не, в итоге умирая от этого. Казалось, что по духовным каналам течет не энергия, а расплавленное пламя, выжигающее всё внутри. Словно изнутри выгорало само тело, а сознание туманилось от боли. Вспышки гнева и галлюцинации – это лишь малая часть этого, своего рода, недуга. Смерть приносит именно выгорание, которое провоцирует неконтролируемый гнев – он подобен искре, от которой загорается огромное пламя костра. Если его не потушить, то оно сжигает всё на своем пути и тело умирает от болевого шока.

«Хуайсан, наперекор всем отказавшийся от использования сабли, оказался самым мудрым из всех. Жизнь дороже любых традиций, тем более таких опасных», – подумали некоторые из сопереживающих.

Четыре.

В этот раз они не видели окружающего мира, но отчетливо слышали все звуки и голоса людей, находящихся около мертвого тела.

– Яо, зачем тебе его труп? – спросил юный, почти мальчишеский голос.

– Просто выполняй то, что тебе приказывают, – резко и грубо ответил Мэн Яо. Вэй Ин узнал и первый голос, пусть он немного отличался от того, что он слышал в сопереживания Мо Сюаньюя, но это однозначно был Сюэ Ян.

– Ага, уже выполняю. Ну ладно ты тело к рукам прибрал… не знаю, что у тебя там за извращения в голове возникли, но зачем сюда душу возвращать? – не унимался мальчишка. – Ну сделал бы из него обычного лютого мертвеца, зачем так утруждаться, – тихо добавил он.

– Тебе не понять… никому никогда не понять… Он будет подчиняться мне, будет выполнять все, абсолютно все мои приказы… будет осознавать в полной мере весь ужас своих поступков, но не сможет противиться… Подобное возможно только при наличии души и сохранившейся памяти… – немного нервно произнес Гуанъяо.

– Сильно ж ты его ненавидишь… Не могу понять только причины такой твоей ненависти и этой странной одержимости… – себе под нос пробормотал Сюэ Ян, но Мэн Яо его услышал.

– Ответь мне, зачем ты вырезал весь клан Чан, да еще так с таким извращенным садизмом и целых десять дней наслаждался, пытая их? – спросил Яо.

– Их глава меня обидел, – не задумываясь, ответил Сюэ Ян.

– Ты только что сам ответил на свой вопрос, – со смешком произнес Мэн Яо.

– Ооо… – протянул мальчишка. – Готово. Талисманы призыва души размещены на теле. Можно приступать к ритуалу. А если он не захочет вернуться?

– Такого не может быть, – отрезал Цзинь Гуанъяо.

Пять.

Смотря на мир глазами лютого мертвеца, которого Яо сделал из Не Минцзюэ, сопереживающие в полной мере не только видели весь окружающий мир, но и ощущали гнев и ненависть, клокочущие в его душе, чувствовали темную ци, клубящуюся в его холодном теле. В этот момент Чифэн-цзюнь стоял в темной просторной нише, скрытой от всех гобеленом и сквозь небольшую щель наблюдал за Советом кланов в Башни Кои и непосредственно за своим младшим братом – Хуайсаном, ставшем теперь главой ордена вместо него. Совет еще не начался и главы тихонько переговаривались между собой, ожидая прибытия остальных участников. А-Сан был печален и с грустью в глазах обозревал собравшихся. Он ни к кому не подходил, а лишь теребил свой веер и периодически вздыхал. Он встрепенулся лишь тогда, когда в зал вошел Сичэнь. В глазах Хуайсана промелькнула хоть какая-то радость и он поспешил подойти и поприветствовать главу Лань.

– Ну как, приятно смотреть на то, что ты больше никогда не сможешь сделать, – услышали они наполненный ядом голос Мэн Яо. – Это же твои любимые братики, но ты никогда… Слышишь меня, никогда более не сможешь ни с кем из них ни поговорить, ни обнять… А теперь смотри, что я сейчас сделаю.

Гуанъяо ушел, но через время он появился в зале, войдя с центрального хода. Тут же к нему подбежал Хуайсан и почти плача начал обнимать. А-Сана обратно на его место увел Сичэнь, а после сам вежливо поприветствовал Яо. Цзинь Гуанъяо, разговаривая с Лань Хуанем, аккуратно прикасался то к его предплечьям, будто бы невзначай, то к плечу, тоже словно случайно, но все эти действия были хорошо видны неподвижно стоящему в нише Не Минцзюэ. Его душа кипела от гнева и ненависти. Как эта мразь может прикасаться к А-Сану и Сичэню, самым светлым и чистым людям в его, Минцзюэ, жизни. Эта тварь может находиться рядом с его родными, улыбаться своей лживой улыбкой и с легкостью, пользуясь их доверием, навредить им. Чифэн-цзюнь всей своей живой душой желал уничтожить Мэн Яо, стереть его в порошок, в ничто, чтобы даже и капли крови не осталось.

Когда наступил вечер и совет завершился, Мэн Яо вновь вернулся к Не Минцзюэ.

– Ну как, тебе понравилось то, что ты увидел? Я уверен, очень и очень понравилось, а сейчас настало время для самого интересного, – радостным голосом произнес Яо. Сквозь щель было видно, что А-Сан о чем-то разговаривает с Сичэнем. – Приказываю убить своего младшего брата Хуайсана, – весело проговорил Гуанъяо.

Тело Минцзюэ дернулось, подчиняясь приказу его создателя, но душа противилась выполнению этого распоряжения.

Душа Чифэн-цзюня кричала и билась об оковы, удерживающие ее в этом теле, а само мертвое тело начало дрожать, разрываясь от того, что ему следовало непременно выполнить полученный приказ и того, что имеющаяся в нем душа запрещала это делать.

Мэн Яо напрягся, он не ожидал такой реакции и даже порадовался, что поставил здесь полог тишины. Тело Не Минцзюэ стало выгибаться, словно ломаясь, руки с когтями вцепились в волосы, и вдруг он упал на колени и закричал. В этом крике было столько ненависти и гнева, что Яо содрогнулся от темной ци, излучаемой сейчас лютым мертвецом. Он почувствовал, как все наложенные ими с Сюэ Яном заклинания контроля начинают разрушаться и не придумал ничего лучше, как активировать два талисмана перемещения, отправляя лютого мертвеца и себя в тайную комнату.

– Сюэ Ян, быстрее, сковывающие талисманы! Используй все, что есть! – закричал Гуанъяо, едва они очутились в комнатке.