Невеста (СИ) - Вечная Ольга

Промаявшись пару минут у здания банка, решаю все же сделать крюк и выпить кофе.

Пока стою возле экспресс-окна ресторана быстрого питания, мимоходом продумываю, что приготовить на ужин. Хочется чего-то особенного. Ростик уже неделю на объекте, мы давно не виделись.

Получив заказ, я ищу место на парковке. Взгляд цепляется за мерседес, точно такой же, как достался мне в наследство от Адама. Непроизвольно, от скуки разглядываю машину.

Водитель — мужчина лет тридцати пяти. Темные волосы собраны в аккуратный пучок, небольшая ухоженная борода, прямой нос.

Боже… Сердце сжимается, и я, почти не осознавая своих действий, трогаюсь с места, чтобы поравняться.

Глава 2

Мерседес медленно катится к светофору, словно подкрадывается к стоп-линии. Точно так же делал Адам.

Сердце совсем замирает, на спине проступает холодный пот.

Красный мигает. Я понимаю, что вот-вот упущу шанс заглянуть в салон, и резко давлю на газ.

Зеленый свет!

Мерс срывается с места, и я, словно ополоумев, стартую за ним.

Нас разделяет не к месту вклинившийся «фокус», и это злит. В ушах гул, будто кровь забила барабанные перепонки. Как похож… Господи, как же похож. Нельзя потерять эту машину.

Впереди железнодорожные пути. Шлагбаум опускается, и Мерс снова неспешно катится. Едва тормозит. Я стискиваю руль, стоя за фордом.

Стук сердца отдается в ушах. Голова кружится. Приближается поезд.

От нетерпения нервно стучу ногой по педали. Оглядываюсь, пытаясь понять, безопасно ли будет прокатиться по обочине.

Поезд длинный.

Я не выдерживаю и выскакиваю на улицу. Подбегаю к водительской двери Мерса. Сердце колошматит. Грохот вагонов перекрывает все звуки.

Взгляд цепляется за мужской профиль, и на грани истерики я стучу в окно.

Мужчина растерянно поворачивает голову, рядом с ним — женщина с такими же огромными, удивленными глазами. Волна стыда накрывает с головой.

Не он.

Не он, разумеется. Потому что его больше нет. Жар ударяет в щеки. Мужчина опускает стекло, а у меня нет сил даже придумать байку.

— Простите, обозналась, — говорю я и возвращаюсь в свою машину.

Пару секунд я слушаю поезд.

Шлагбаум поднимается, и объект моей охоты спокойно едет дальше. В свою прекрасную жизнь, видимо. А я сворачиваю на первом же перекрестке и паркуюсь у какого-то гаража.

Вдох-выдох.

Пальцы болят — так сильно сжимала.

Я отрываю их от руля и разглядываю. Белые аж. Неприятно покалывает.

Закрываю глаза.

«Я думала, ты меня бросил».

«Ты с ума сошла?»

Голос Адама звучит в ушах так отчетливо, будто я слышу его наяву. Теперь болезненные покалывания по всему телу. Перед глазами темнеет.

Его больше нет. Нет. И никогда, боже, никогда не будет.

Я хватаю Ромкину толстовку и прижимаю ко рту. Сознательно затыкаю себя кляпом, стискиваю ткань зубами и кричу. Беззвучно кричу от боли и ужаса.

Его нет. Совсем нигде нет.

Я закатываюсь в немой истерике. Плечи опускаются под тяжестью нахлынувшего горя. Пополам сгибает, и я падаю на пассажирское сиденье, утыкаюсь лицом в детскую кофточку и глухо рыдаю, стараясь не всхлипывать. Не разбудить. Не напугать.

Горе — страшно. На него жутко смотреть, невыносимо рядом с ним находиться. Справляться? Справляться я, кажется, так и не научилась.

Почему ты ушел? Почему именно ты?!

Как горько. Как ужасно горько без тебя. Как же я без тебя, родной мой, хороший?.. На секунду подумала, что это ты. Что жив. И размотало опять.

А как не думать? Как мне не думать и не надеяться? Я, дура у тебя болезная, после всех доказательств продолжаю сомневаться.

Взрослая же. Мать двоих детей. Бизнесом занимаюсь.

Адам. Боже мой. Адам.

«Ты с ума сошла?» — Его голос эхом бьется в висках, разносится по нервным окончаниям.

Возмутился тогда после боя, что решила, будто бросил меня. Не сдержал свое слово, хотя обещал защитить и из беды вытащить. Он так искренне тогда возмутился, к груди прижал. Крепко прижал. Избитый был, агрессивный, а больно не сделал. Просто согрел. В бои эти полез, чтобы меня спасти. А я ведь, когда арестовывали, подумала, что он от меня отказался. Привыкла, что все меня бросают, предают, уходят. Вот и Адам тоже. А он: «С ума сошла?» И я поверила. Поверила, что он всегда будет. Будет в этом отеле, будет в моей жизни, такой сложный и такой понятный одновременно. Я ему поверила тогда.

«Да как ты мог, Адам?! — тихо вою я в кофточку нашего сынишки. — Как ты мог уйти, когда у тебя была я? Твоя девочка, глупая и беззащитная. Почему ты не предвидел угрозу?»

Писк позади резко приводит в чувства. Обрушивает на меня реальность.

В ушах шумит, в груди больно.

Я так сильно плакала, что не сразу могу теперь остановиться.

Рома проснулся — узнаю по интонациям.

Он мой старшенький.

Я стараюсь дышать размеренно.

Сейчас, малыш, сейчас мама будет. Сейчас мама включится. Еще пару секунд, маленький.

Аж знобит, надо же. Глазам поверила, показалось, что это Адам. Я поспешно размазываю по лицу соленые слезы.

Мама уже почти с тобой.

Кожу неприятно стягивает, но это ерунда. Беру бутылку с водой, пью.

Рома болтает на своем, куксится, чуть не будит брата. Дотянулся до погремушки и швырнул в него, вот засранец мелкий.

Меня снова и снова пронзает отголосками ужаса. Это уже не стрелы отчаяния, а так, зубочистки тоски. Потеря была полтора года назад. Я живу.

Вот и живи. Есть для кого.

Ромка начинает плакать.

Руки дрожат. На мгновение совершенно теряюсь, не понимая, что мне делать. Затем плескаю на ладонь воду, немного пролив на сиденье, и умываюсь.

Вдох-выдох. Я улыбаюсь и оборачиваюсь:

— А кто у нас проснулся? Что это за солнышко, что за лучик света? Это что за мальчик сладкий? А это мамин лучик, это мамин мальчик!

Увидев меня, Рома тут же успокаивается и улыбается в ответ. Добродушно и искренне, точь-в-точь как Адам на том единственном детском фото. Только более уверенно, что ли. От моих мальчиков никто не отказывался, я как только после кесарева в себя пришла, сразу к ним поползла. Чтобы не думали, будто мамка бросила.

Эта улыбка греет, как солнце, ей-богу. Только сердце болит еще, стучит быстро.

Надо держаться. Жить. Сука, жить надо, растить парней.

Все, собралась!

Я хлопаю в ладони, разогреваю их — и по лицу.

— Массаж, видишь? Массаж мама делает.

Сын повторяет, я наклоняюсь к нему между сиденьями и чмокаю в лоб.

Давно такого не было. Уже месяцев шесть, как я не «узнавала» Адама на улицах в разных концах региона. Не гналась за незнакомыми мужчинами.

Рома сладко потягивается, и я целую его в ручку, в пухлые щечки по очереди. Жадно вдыхаю запах. Продолжая при этом тихо болтать и успокаивать.

— Ты проголодался? Сейчас пообедаем, малыш. Сейчас мама тебя накормит… Ага, и брата все же растолкал. Доброе утро, Яр, он тебя разбудил, да? Как обычно все. Когда уже он съедет в свою комнату, да, малыш?

Руки трясутся. Черт, в таком состоянии я расплескаю смесь. Надо успокоиться.

Это был не он, разумеется.

Он не придет.

Никогда не придет.

Ты сама по себе раз и навсегда. Он обещал, но обманул.

Боже. Боже мой. Пуля в лоб, Адам. Что ты думал в тот момент?

Я торопливо вытираю глаза, снова целую детей и возвращаюсь за руль. Включаю их любимый плейлист. Пою сама.

Пою-ю! Весело и счастливо. Хохочут ребятки.

— Сейчас пообедаем! Юху-у! — восклицаю я радостно. — Сейчас до квартиры доберемся и пообедаем! В банк уже потом поскачем. Дела подождут, обед должен быть по расписанию.

Осторожно выжимаю газ и сосредотачиваю взгляд на дороге. Слезы крупными каплями скатываются по щекам и падают на колени. Снова и снова. Но мир перед глазами остается четким.

Я плачу тихо. Беззвучно, чтобы никто не заметил. Сыновьям такое видеть не нужно, а на улице и узнать могут. У Адама было много недоброжелателей, не доставим им радости.