По Кроуфорду - Ива Лана

Она на несколько секунд замолчала. Сделала паузу, будто ей нужно было вдохнуть и собраться с мыслями.

– Отец умер шесть лет назад. Пьяного закололи в подворотне его же собутыльники. Мать жива… формально. Сейчас это просто пустая оболочка – как призрак, который всё ещё бродит по дому, но души в нём нет. Никогда не было.

Она вздохнула. Снова сделала паузу, подбирая слова.

– Я сбежала в Америку, как только смогла. Поступила в обычный университет. Работала, где приходилось: официанткой, продавцом, даже в гостинице ночным портье. Бывало, так же, как и ты, спала всего по четыре часа и писала эссе за других, чтобы купить себе куртку.

На её губах появилась лёгкая, чуть горькая улыбка.

– А на третьем курсе увидела объявление о стажировке в ALPHA. Подумала: «Чёрт, а вдруг?» – и отправила заявку. Меня взяли. Через год Эмма, руководитель отдела моды, ушла в декрет и, на удивление, порекомендовала меня на своё место, хотя вокруг было полно более опытных кандидатов с громкими резюме. Сказала, что во мне есть стержень и тот самый волчий голод, который не купишь ни образованием, ни связями. Что у меня подходящий характер для их «кухни» – и наглости хватает, и выносливости. С Эриком, моим боссом, они тогда были на короткой ноге, и он согласился взять меня на испытательный срок. Было тяжело – безумно тяжело. Коллектив первое время меня вообще ни во что не ставил. Смотрели свысока, ждали, когда провалюсь. Но я перетерпела. Работала до изнеможения, училась на лету, ни на что не жаловалась. Помнила слова Эммы и не могла её подвести. Себя – тем более. Мне было плевать, кто и что про меня думает. У меня была цель, и я шла к ней – молча и стиснув зубы. Кстати, из декрета Эмма так и не вернулась, стала счастливой матерью двоих детей и домохозяйкой. А в офисе меня теперь все обожают и знают, что в случае чего я всегда выручу. Не имею привычки держать зла на придурков. Хотя надо бы. Иногда.

Она посмотрела на меня чуть вызывающе, будто намекая, кто именно придурок.

Я улыбнулся:

– Впечатляет. Амбиции уровня ракеты.

Она рассмеялась:

– Амбиции и упрямство – моё второе имя.

– Ты вытащила себя из трясины за волосы, как барон Мюнхгаузен, и говоришь мне, что у тебя «ничего интересного»?

Кейтлин фыркнула и едва заметно пожала плечами.

– Я не люблю об этом говорить, – сказала она чуть тише. – Это просто… фон.

– Это не фон, а твой путь. Твоя жизнь. Упрямство – отличное качество. Иногда именно оно помогает выжить в этом мире.

– Увы, не всем, – пробормотала она так тихо, что я еле услышал.

Развивать тему дальше Кейтлин не стала. Повесив на лицо улыбку, она чуть наклонила голову вбок, разглядывая меня с неподдельным интересом.

– Кстати, давно хотела узнать, как тебе удаётся держать всё под контролем? Эмоции, желания. Это врождённая сдержанность или тяжёлые годы тренировок?

И то, и другое.

– Работа оставила свой отпечаток. Если позволить эмоциям брать верх, всё развалится, и не только внутри тебя, но и вокруг. Больница – не место для истерик и срывов. Всё должно быть под контролем: и мысли, и чувства. Иначе это может стоить кому-то жизни.

– Никки говорила, что тебя приглашали на свадьбу с самого начала, но ты не согласился. Почему?

Чёрт. Так и знал, что это всплывёт.

– Просто… не люблю подобные мероприятия.

Внутри меня всё ещё тлели не самые приятные воспоминания, которые эти торжества всегда активно пробуждали.

– Тогда почему ты вдруг согласился на роль главного шафера?

Я вздохнул. Эта женщина расщепляла меня на атомы своими вопросами.

– Решил, что пора что-то менять в своей жизни. Выйти из зоны комфорта, развлечься. Ну и заодно выручить друга. Такой ответ устроит?

– Да, если это правда.

– Это правда.

Я мысленно выдохнул – наконец-то сказал вслух то, что давно сидело внутри. Я правда устал от бесконечной рутины. Каждый день одна и та же картина: операционная, стресс, решения на вес золота и никаких передышек. В такие моменты казалось, что я превратился в машину, запрограммированную только на работу. Вот и решил: хватит. Пусть эта свадьба станет моим маленьким побегом, шансом почувствовать, что живу не только ради обязанностей. Хочу на пару дней отойти от всего, просто побыть… собой, без масок и напряжения.

– По этой же причине ты сказал мне те слова на дне рождения Рассела? Просто чтобы «развлечься»?

– Кейтлин…

– Хватит называть меня так, – не выдержала она. – Твой язык прекрасно знает сокращённый вариант моего имени, мы выяснили это вчера. Какое право ты имел оскорблять меня при всех? При детях?

Атмосфера за столом изменилась так резко, будто кто-то выключил свет и открыл окно в разгар бури. До этого момента всё было почти идиллично: звон бокалов, рассеянный смех, ленивые разговоры о пустяках, тихий джаз на фоне.

После её слов между нами повисла напряжённая тишина. Я не шелохнулся. Мой взгляд застыл на ней, пытаясь пробраться глубже – в те места, что она привыкла прятать за маской.

– Это тот вопрос, который ты хотела задать?

– Он вытекает из этого.

– Сначала задай свой вопрос.

Она усмехнулась:

– Ты прав. Давай, наконец, покончим с этим.

Я сглотнул – отчего-то её усмешка мне не понравилась.

Она продолжила:

– Мы знакомы два года, Джеймс. И ты нравишься мне, но ты это и так прекрасно знаешь. Почему ты упорно игнорируешь меня, если очевидно, что я тоже тебе небезразлична? Почему ты ведёшь себя так именно со мной? Я сделала что-то плохое? Обидела тебя чем-то?

Я поморщился и взглянул на неё. На Кейт. На женщину, которая два года не даёт мне покоя, которая сводит меня с ума каждый раз, когда рядом. И не потому, что она плохая. А потому что всё слишком похоже.

– Нет, не обидела, просто… ты напоминаешь мне её.

Слова прозвучали глухо. Почти как приговор. Кейт не сразу поняла. Или поняла, но хотела, чтобы я сказал вслух.

– Кого?

– Айрис. Мою… бывшую жену. – Я провёл рукой по лицу и продолжил дальше: – В ту ночь, в клубе, когда я впервые увидел тебя, когда вы с Ханной танцевали… я видел не тебя, Кейт. Я видел Айрис. – Я с горечью усмехнулся. – Всё – твой голос, смех, даже твои глаза – будто кто-то взял её и перерисовал другим стилем, резче, ярче, но с тем же характером. Тогда прошло чуть больше года после развода, и я… я тогда ещё не отпустил её. И, если честно, до конца не отпустил и сейчас. Из-за тебя.

Кейтлин молчала. А я говорил дальше, без прикрас, не отрывая взгляда от её побледневшего лица:

– Ты, как и она, заставляешь меня чувствовать. Ты сбиваешь меня с курса. Не даёшь мне дышать спокойно, потому что стоит тебе заговорить – и я снова в прошлом. Не с тобой – с ней. И каждый раз, когда я смотрю на тебя, всё возвращается. Воспоминания. Ошибки. Последние месяцы, когда мы с ней жили как чужие. Развод. И я ненавижу себя за то, что ты расплачиваешься за всё это. Потому что ты не она. И не должна быть ею. Но мой мозг отказывается это принимать.

Я откинулся на спинку стула и опустил взгляд, не в силах больше выдержать выражение лица Кейтлин.

– Я не могу тебя оттолкнуть, потому что ты притягиваешь меня, как грёбаный магнит. Но и быть с тобой я не могу. Потому что ты триггер. Ты – боль, к которой я, как мазохист, возвращаюсь, чтобы снова и снова убедиться: она всё ещё жива во мне. Это никуда не годится, Кейт. Ты не заслуживаешь того, чтобы я… кто-то любил тебя за чужое лицо. Я не заслуживаю тебя. Потому что слишком слаб, чтобы разлюбить прошлое и полюбить тебя по-настоящему. Поэтому я отталкивал тебя. Чтобы ты… не питала надежд.

Я замолчал, чувствуя себя так, словно только что признался в предательстве. Но в каком-то смысле так и было.

Моё сердце бешено колотилось. Стук отдавался где-то в горле, в висках, даже в кончиках пальцев. В ушах стоял звон – мерзкий, назойливый, как будто в голову кто-то сунул включённую сирену.