Перекресток (ЛП) - Перри Девни

Я несколько раз сильно погладил себя, а она смотрела на меня широко раскрытыми и немигающими глазами. Не то чтобы она не видела меня раньше, но мне чертовски нравилось это опасение в ее взгляде. Я был большим, но она могла справиться со мной.

Одним шагом я сократил расстояние между нами. Затем взял ее за руку и поднес к своему члену, чтобы она почувствовала, как сильно я хочу ее.

Наши взгляды встретились, когда она крепче сжала мою плоть, ее ладонь была мягкой, и в тоже время твердой. Наше дыхание смешалось. Наши груди вздымались от бешено бьющихся сердец.

Время исчезло.

Годы, разделявшие нас, растаяли. Ошибки и сожаления превратились в пепел.

Целое столетие не смогло бы погасить этот огонь. Только не с Индией.

Я поднял руку к ее виску, убирая выбившуюся прядь с ее лица. Она подалась навстречу прикосновению и, повернувшись, поцеловала внутреннюю сторону моего запястья.

Это был нежный поцелуй.

Он был слишком нежным. И значил слишком много.

Мы не собирались идти по этому пути сегодня вечером. Я не мог, пока не мог. Поэтому я прижался губами к ее губам в страстном поцелуе.

Индия ответила на мою настойчивость тем же, прикусив мою нижнюю губу, когда я повалил нас на кровать.

Я опустился в колыбель ее бедер, расположившись у ее входа, и одним толчком проник глубоко.

— О, боже, — воскликнула она, когда ее тело прижалось к моему.

Я резко втянул воздух, стиснув зубы, когда наслаждение разлилось по моим венам. Я был глубоко. Так глубоко.

— Двигайся. Боже, Уэст. Двигайся.

Долгое мгновение я наслаждался ее тугим, влажным теплом, затем вышел из нее, прежде чем сделать еще один толчок, проникая до самого основания.

— Да. — Индия схватила меня за плечи, удерживая, пока я задавал быстрый темп, входя и выходя длинными, обдуманными толчками.

— Ты чертовски хорошо ощущаешься. — Я завладел ее ртом, целуя ее, пока мы поднимались все выше и выше.

Этого было недостаточно. Я двигался быстрее, жестче, запоминая ощущение ее киски и то, как ее внутренние стенки сжимаются вокруг моего члена.

Она покачивалась в такт моим движениям, именно так, как мне нравилось. Так, как я ее учил.

Это было идеально. Это было эротично. Это было чертово блаженство.

Этого было недостаточно. Этого никогда не было достаточно.

— Уэст. — Ее дыхание участилось у моего уха, когда ее ногти впились глубже, оставляя полумесяцы на моей коже.

— Давай, Инди.

Она взорвалась криком, извиваясь подо мной. Толчок за толчком, и она разбилась вдребезги.

Жар пронесся по моим венам, мои конечности задрожали. По спине пробежал огонь, становясь все жарче и жарче, пока я не смог сдерживаться.

— Индия, — прорычал я ее имя, изливаясь в нее, пока каждый мой мускул напрягался и дрожал.

Перед глазами у меня замелькали белые пятна. Мое сердцебиение заглушало все остальные звуки. И я позволил себе утонуть в волнах моего освобождения, катаясь и кувыркаясь, пока, наконец, не вынырнул, чтобы глотнуть воздуха.

Черт, это было хорошо. Так чертовски хорошо. Это всегда было хорошо.

Я рухнул на нее сверху, наши тела были скользкими от пота. Мне потребовалось усилие, чтобы отстраниться и перекатиться на спину. Я потянулся к ней, собираясь прижать ее к своей груди и держать так всю ночь.

Но в тот момент, когда ее дыхание пришло в норму, Индия соскочила с кровати и бросилась собирать свою одежду.

Ну вот, черт возьми. Значит, так оно и будет. Это было для нас не в новинку, так почему же это меня так разозлило? Ей действительно нужно было так спешить, чтобы покинуть мою комнату? Она даже не потрудилась одеться.

Не говоря ни слова, она направилась к двери, все еще голая, прижимая рубашку, джинсы и туфли к сердцу.

— Инди. — Я остановил ее, прежде чем она успела исчезнуть. — Почему ты плакала?

Она с трудом сглотнула.

— Я не плакала.

Ну конечно. Цепи, которые она носила на своем сердце, должно быть были такими тяжелыми. Неужели ей не надоело носить их все это чертово время?

Я уставился в потолок, когда из гостиной донесся шорох ее одежды. Когда хлопнула сетчатая дверь. Когда снаружи затих шум ее машины.

Я долго смотрел в потолок после того, как она ушла, прислушиваясь к отголоскам ее стонов.

Но и они тоже исчезли.

Глава 13

Индия

16 лет

— Я скучал по этому месту. Прошло слишком много времени. — Папа пил кофе за обеденным столом в Шале «Беартус». — Приятно снова оказаться здесь, не так ли?

— Да, наверное. — Я присела на корточки, чтобы завязать шнурки на ботинках. Будь это любая другая неделя этим летом я чувствовала себя лучше.

— Я знаю, ты хотела поехать со своими друзьями. Мне жаль.

Я пожала плечами.

На этой неделе вся моя футбольная команда была в лагере. И вместо того, чтобы остаться с ними, я уехала в Монтану, потому что, когда папа позвонил, чтобы забронировать Шале в последнюю минуту, это была единственная свободная неделя.

Мама хотела Шале. Папа хотел Монтану. А я хотела футбол.

Двое против одного.

То, что я была здесь с родителями, делало их счастливыми.

В последнее время нам не хватало счастья, поэтому я пропустила лагерь с друзьями.

— Грант? — позвала мама из ванной. — Ты принял свои таблетки?

— Еще нет. Хотел сначала выпить кофе.

— Я принесу их.

Папа вздохнул.

— Хорошо.

Мама была безжалостным диктатором его графика приема лекарств. Когда она говорила, что ему пора принимать таблетки, так оно и было. Папа знал, что лучше не спорить.

Пока он наполнял стакан водой из кухонного крана, я закончила завязывать шнурки на ботинках и встала, одергивая шорты для бега.

— Я пойду, пока не стало слишком жарко.

— Хочешь компанию? — спросил он.

Прежде чем я успела сказать «да», мама вышла из ванной с горстью таблеток.

— Ни в коем случае, — сказала она. — Тебе нельзя бегать с Индией.

— Доктор сказал, что я должен поддерживать форму.

— Он сказал, что тебе нужно больше заниматься спортом. Это не означает, что ты должен пробежать пять миль со своей шестнадцатилетней дочерью по возвышенностям Монтаны.

Папа нахмурился и взял таблетки из ее рук, затем проглотил их, запив глотком воды.

— Да. Наверное, ты права.

— В любом случае, я, наверное, пробегу сегодня десять миль, — сказала я. — Тренер сказал, что, поскольку я не в лагере, я должна поработать над выносливостью.

— Десять миль. — Папа съежился. — Да, ты сама по себе.

— Будь осторожна, — сказала мама. — Где ты будешь бегать?

— Просто пробегу пять миль по гравийной дороге и обратно.

— Не делай никаких крюков.

— Никаких крюков. Обещаю. — Я подошла и поцеловала маму в щеку, затем обняла папу, прежде чем надеть на уши спортивные наушники.

Засунув телефон в повязку на руке, я вышла из Шале, включила свой плейлист для бега и побежала вниз по лестнице, направляясь прямо к дороге, которая вилась прочь от ранчо.

Мои мышцы затекли от вчерашнего многочасового путешествия, поэтому я стартовала легким шагом, привыкая к ощущению гравия под ногами.

Воздух был прохладным. На первой миле мои руки покрылись гусиной кожей. На второй я почувствовала, что мое тело разогрелось, а на висках выступили капельки пота. На третьей я бежала со скоростью семь минут на милю, изо всех сил преодолевая жжение в легких. После третьей мили стало легче.

Но когда я финишировала на четвертой миле, привкус крови во рту никуда не делся. Огонь в легких, казалось, стал только сильнее. Это из-за высоты? Из-за сухого воздуха?

Или комок застрял у меня в горле потому, что в последнее время мне всегда хотелось плакать?

Папа сказал мне не плакать. Он сказал, что мне будет только тяжелее, если мы будем грустить.

Но мне было грустно. Мне было чертовски грустно.