Уравнение длиною в жизнь (СИ) - Медунова Мира "Клоденестра"

Он так и не смог ничего забыть. Вообще ничего. И в голове, и в сердце всё оставалось по-прежнему, как будто и не было этой кошмарной разлуки в пять лет. На самом деле он всегда это знал, но убедиться вот так – без шанса на самообман, было настоящей мукой. Его утешало только то, что, по крайней мере, Аксенов смог преодолеть себя, смог отпустить прошлое. Это означало, что его жертва была не напрасной. Но вот ему теперь предстоял не самый веселый период в жизни. И это приводило его чуть ли не в ярость.

«И почему я такой слабак? – раздраженно перелистывая лежащие на столе документы, грыз он сам себя. – Ну встретились, и что теперь? Ты мужик или кто? Возьми себя, наконец, в руки!»

Но сердце до сих пор не успокоилось. С той самой первой секунды, как он увидел Аксенова, оно билось неестественно быстро и никак не могло вернуться в норму. И как тут было не злиться?

Спустя минут десять в подсобку кто-то неторопливо вошел, и Мирослав, сидевший спиной к двери, хмуро спросил, уверенный в том, что это Паша:

- Что, свалили проклятые буржуи?

Только вот ответил ему совсем не Паша:

- Не знаю насчет проклятых буржуев, а я все еще здесь.

Мирослав изумленно обернулся. Это был Аксенов. Прислонившись к дверному косяку, он с усмешкой разглядывал его. С очень равнодушной усмешкой.

- В чем дело? – Мирослав отвернулся, уверенный в том, что после столь холодного взгляда ему точно не составит никакого труда скрыть свои истинные чувства. – Ты что-то ищешь?

- Да нет, - сказал Аксенов, неспешно проходя к окну и выглядывая на улицу: высокий и величественный, как какой-нибудь иностранный дипломат. – Значит, проклятые буржуи?

- Вынужден извиниться, - без особого раскаяния сказал Мир. – Неосторожно бросил.

- Это точно, - непонятно было: то ли Аксенов действительно серьезен, то ли просто притворяется. – Я сказал Павлу, что мне нужно в уборную, по пути увидел тебя и решил поговорить. Прояснить, так сказать, ситуацию.

Мирослав готов был возненавидеть себя в эту секунду. И почему так защемило в груди? Почему стало так больно и страшно? Почему он, взрослый и неглупый парень, чувствует себя столь беспомощным? Но его лицо не выразило ни малейшего волнения. Хоть какая-то польза от жизненного опыта – с годами ты учишься мастерски скрывать свои эмоции.

- А что прояснять-то? – спросил он с удивленным видом. – Что было, то прошло, разве нет?

- Ты так думаешь? – Аксенов вдруг пристально уставился на него, и Мирослав напрягся так, словно кто-то замахнулся на него кулаком. Но опять-таки – глаза остались совершенно непроницаемыми.

- Конечно. А ты нет?

Выдержав долгую паузу, Аксенов медленно подошел к столу и со вздохом сел на стул напротив него. Сказал задумчиво:

- Да, ты прав. Я рад, что ты так думаешь. Если вы согласитесь, и мы заключим контракт, нам придется часто пересекаться. А я бы не хотел, чтобы прошлое как-то влияло на наши отношения.

- Это был детский сад, - с усмешкой сказал Мирослав, стараясь не обращать внимания на оглушительный звон крови в висках. – Даже говорить не о чем.

Раздался характерный рингтон Zignala – видимо, в одной из рабочих групп кто-то с кем-то общался. Он не стал доставать телефон. Слишком много движений. Можно выдать свою нервозность. Лучше сидеть тихо и делать вид, будто его очень интересуют разложенные перед ним бумаги и следить, чтобы они не оказались верх тормашками.

- Как ты вообще? – спросил Аксенов, не отрывая от него пристального взгляда.

- Нормально, - он таки заставил себя посмотреть на него в ответ: максимально спокойно и учтиво. – Неплохо заработал за последние годы. Все хорошо. А ты как?

- Тоже ничего.

- Помогаешь отцу?

- Да. Именно, что помогаю. А вообще у меня своя работа, никак с ним не связанная.

- Да ну? И какая же?

- Я программист. Учился в Англии и, в принципе, деньгами вполне доволен. Но папаше не смог отказать. Впрочем, моему основному делу это никак не мешает.

- Ты сделал отличный выбор. Думаю, с твоими мозгами учить языки программирования было не так уж и сложно.

- Представь себе, даже с моими мозгами это было довольно утомительно, - Аксенов еле заметно усмехнулся. – Но я справился и теперь могу жить, не сидя на шее у родителей.

Zignal снова издал привычную трель. Мирослав снова не стал реагировать.

- Как тебе мессенджер? – неожиданно спросил Илья.

- Очень крутой, удобный, - не без удивления ответил Мир. – В последнее время только им и пользуюсь.

- Понятно, - странное самодовольство промелькнуло в глазах Аксенова, но тут же бесследно исчезло. Откинувшись на спинку стула, он задумчиво пробормотал. – Встреча с тобой навеяла воспоминания… Боже, каким чокнутым я был пять лет назад! Даже поверить не могу.

«Ты был не чокнутым! – едва не выпалил Мирослав. – Ты был охуенным. Да, может, иногда и перегибал, но все равно был лучшим. Это сейчас ты взрослый, спокойный и абсолютно ко мне равнодушный. А тогда ты был просто офигенным». Но, само собой, он ничего не сказал, только подумал с досадой: «Когда же ты, наконец, уберешься отсюда?!» Поддерживать эту милую беседу с каждой секундой становилось для него все труднее и мучительнее. А Илья тем временем невозмутимо промолвил:

- А теперь вот жениться собираюсь…

Мирослав чуть не ударил ногой по стенке стола. Проклятье! Почему так больно? Почему ему хочется орать от отчаяния? Ведь не происходит ничего, к чему бы он не был готов. Ничего, чего бы он сам не хотел. «Еще немного, и я сорвусь», - осознал он с внезапной ясностью, но совершенно безмятежно посмотрел на Аксенова:

- На Анне Дель-Мар?

- Да, - ответил тот, внимательно вглядываясь в его лицо. – Она красавица, не правда ли?

- Не то слово. Я в жизни не видел никого красивее ее, - хоть тут ему не надо было врать. – Я уже могу тебя поздравить?

- Еще нет, - внезапно помрачнев, сказал Аксенов. – Но скоро у тебя будет такая возможность. Ладно, я, пожалуй, пойду. Рад, что мы с тобой вот так поговорили. Жду звонка на следующей неделе, - он встал и как-то уж очень быстро направился к двери. – До скорого.

- Счастливо, - Мирослав даже не удивился столь поспешному уходу, главное, что этот уход вообще состоялся, и он обрел возможность хоть немного успокоиться.

День пролетел очень быстро, и, как ни странно, он почти не думал об Аксенове, но, вернувшись домой поздно вечером и едва только ступив на порог, он согнулся пополам от острой боли, пронзившей внезапно его живот. Ощущение было такое, словно кто-то накручивает его кишки на край тупого лезвия. Так мерзко он не чувствовал себя никогда в жизни. Ему казалось, что из него сейчас вырвется литра три, не меньше, но стоило ему добраться до туалета, как таинственный приступ начал стихать, только невыносимая слабость охватила все тело, вызывая болезненную дрожь в кончиках пальцев.

Он не спрашивал себя, что это было. Он прекрасно знал ответ на этот вопрос. И уже не видел смысла презирать себя за слабость, обвинять в никчемности, корить за то, что за целых пять лет он так и не смог ничего отпустить. В этом не было ни малейшей пользы. Стоило, наконец, смириться с тем, что Аксенов по-прежнему был самым дорогим для него человеком в мире, и что он зависел от него так же, как и тогда, пять лет назад, хоть и давным-давно не имел на это никаких прав.

Ненавидеть себя не было никакого смысла. Гораздо логичнее было спросить: насколько меня хватит? Но этот вопрос в чем-то был даже еще страшнее.

Кое-как добравшись до спальни, Мирослав, не раздеваясь, повалился на кровать и почти мгновенно уснул. Этой ночью, впервые за последние два года, Аксенов ни разу ему не приснился.

========== Уравнение №19 ==========

По сути, обсуждать тут было нечего. Они не могли упустить шанс заключить договор с компанией, репутация которой была настолько безукоризненной, тем более что условия им предложили более чем справедливые и адекватные. Будь Мирослав один, он, может, и рискнул бы отказаться, но вредить из-за своих личных проблем Паше он не имел никакого права. Так что решение они приняли единогласно.