Ядовитые мальчики (ЛП) - Тейлор-Лэйн К. Л.

Именно тогда действие «Молли» появляется снова, не то чтобы оно когда-либо на самом деле уходило, но мои губы изгибаются в нежеланной улыбке, как будто я гребаный чеширский кот, и я жалею, что не могу просто откусить их.

В этот момент мне почти хочется биться головой о кафельную плитку до тех пор, пока из ушей не пойдет кровь, и я даже не уверена почему. Я даже не уверена почему, но мой кайф становится проклятием, когда с моих губ срывается смешок, челюсть ноет и тяжелеет, и вот тогда он, наконец, смотрит на меня.

— Ты гребаное дерьмо. — выплевывает он в мою сторону, ярость и сарказм, злоба сквозит в каждом слове.

Вот тогда я вздрагиваю.

— Ты гребаная шлюха-наркоманка. Не можешь прожить и одной ночи без гребаных таблеток. В тот момент я мог бы быть кем угодно, вонзиться в тебя, и тебе было бы все равно, не так ли? Просто хочешь, чтобы член засунули так глубоко в тебя, чтобы тебе не нужно было думать.

— Линкс, нет, пожалуйста, я не… Прости, пожалуйста, прости. — моя нижняя губа дрожит, даже когда моя кожа болит от потребности, чтобы он прикоснулся ко мне. — Пожалуйста, Линкс, все не так, я не… я думала…

— Да. — издевательски фыркает он, какой-то сдавленный мрачный смешок срывается с его красивых губ. — Я действительно не думаю, что ты на самом деле это делаешь.

— Что делаю?

— Подумай. —

шипит он, запуская руку в свои влажные, обесцвеченные светлые волосы, открывая больше своего гладкого лица, этой сочной оливково-загорелой кожи. — Ты вообще не пользуешься своей гребаной головой, если бы ты это делала, ты бы сейчас не была, блядь, под кайфом, голая, в гребаной студенческой душевой с парнем, с которым ты только что, блядь, познакомилась.

Я моргаю. Это правда, мы только что встретились, но есть нечто большее. Здесь. Между нами. Мы нечто большее. Он так сказал. Это сказал Линкс. Он сказал мне…

Я не понимаю.

Я не понимаю, что происходит.

Кровь разливается по моим венам, и мои дрожащие губы растягиваются в еще одной улыбке, которой я не хочу. Не могу остановиться. Все мое тело на пределе, отчего мое раскалывающееся сердце колотится в безумном ритме.

Мои конечности болят, но тело онемело, и когда сперма стекает по внутренней стороне моих сжатых бедер, мне кажется, я сейчас описаюсь от осознания того, что у нас только что был незащищенный секс. Снова. И я не готова к такой ответственности.

Просто какая-то шлюха-наркоманка.

— Мы покончили с тобой, Поппи. Все. Мы покончили.

Мир начинает рушиться вокруг меня, разбиваясь, кружась и распадаясь на части.

— О боже мой. — шепчу я, слова срываются с моего языка, как будто я хочу, чтобы земля поглотила меня, черт возьми. — О боже мой.

Я знала, что это произойдет. Я знала, что они собираются сделать это со мной. Так почему, черт возьми, это так больно?

Потому что я их впустила.

От стыда мои щеки заливает жаром.

Я опускаю взгляд, ненавижу себя, блядь, и собираюсь пописать, и я снова смеюсь, со слезами на глазах, я, блядь, смеюсь, из-за «Молли», стыда, ненависти к себе.

Боже, я чертовски ненавижу себя.

Линкс уходит. Он просто уходит, отступает назад, не глядя на меня, выходит из душа, качая головой, оставляя занавеску открытой, когда поворачивается ко мне спиной, и ванная не пуста. Камера светит мне в гребаное лицо, смех наполняет гулкое пространство, пар высасывается из кабинки в холодильную камеру. Но я даже не могу протянуть руку, чтобы задернуть занавеску. Ошарашенно наблюдаю, как Линкс проходит мимо небольшой группы людей и выходит за дверь, ни разу не оглянувшись.

Когда он, наконец, уходит, мои конечности, кажется, снова начинают работать, и я задергиваю занавеску. Мой мозг словно охвачен огнем. Слезы текут по моим щекам, в ушах звенит, боль пронзает щеку, голову, челюсть, и я сжимаю зубы, скрипя коренными зубами, и все еще не могу стереть с лица вызванную наркотиками улыбку, даже когда мои слезы стекают в канализацию.

Глава 23

ФЛИНН

Прошло двадцать восемь часов и шестнадцать минут.

Вот сколько времени прошло с тех пор, как я видел ее в последний раз, когда она была в моих руках. В моем кабинете, в моем кресле, я понюхал ее кожу и не нашел никаких ее следов, что было… более чем немного разочаровывающим. Мне нравится, что это мой последний сеанс сегодня, надеюсь, она подольше закрепится в моих чувствах. Вижу этот светло-сиреневый взгляд перед своим мысленным взором гораздо дольше, чем требуется для того, чтобы он появился в моей собственной руке.

Четыре часа дня.

Снегопад не прекращается, только становится гуще, выпадает больше осадков, почти на месяц раньше обычного. Сейчас все еще январь, а в феврале у нас обычно выпадает снег, если он вообще выпадает. Но мне это нравится: днем темнее, небо затянуто серым, это делает мой тускло освещенный офис еще уютнее.

В моем кабинете темно, как я и люблю. Только высокая отдельно стоящая лампа в углу за моей спиной излучает тусклый оранжевый свет. От этого становится теплее. На мой взгляд. И люди всегда раскрывают свои самые темные секреты, когда чувствуют себя непринужденно. Вот так вы получаете материалы для шантажа.

Осталось сорок две минуты.

Может, и меньше.

Поппи Фостер — Кэррингтон — примерная. Она, вероятно, придет пораньше.

Я надеюсь.

Должен признать, увидев ее всю мокрую, голую и в синяках, с глазами размером с блюдца, со следами того, что ее только что трахнули, я взял свой член в руки еще до шести утра.

Дважды.

Вот почему я взломал все серверы и мобильные телефоны в радиусе четырехсот миль, чтобы стереть с лица планеты все свидетельства ее великолепно оттраханного тела, ну, кроме копии, которую я сохранил для себя…

Жаль, что я не могу стереть эту картинку из голов всех тех ублюдков, которые были свидетелями этого лично. Хотя… Возможно, я смогу проломить им головы до тех пор, пока воспоминание не выскользнет у них из ушей приятным потоком малинового цвета.

Мой член снова пульсирует, в моих мыслях насилие и секс. Я поднимаю руку, проверяю время на своих золотых часах.

Тридцать четыре минуты.

Христос.

Член болит, я сильно сжимаю его через штаны, стискивая зубы и втягивая воздух через нос. Я никогда раньше не дрочил так много раз за один день, ну, вообще-то, может быть, в тот раз, когда я… нет, я думаю, это тоже превосходит это.

Неосознанно мой стул отодвигается назад, я достаю член, уже пульсирующий в моей ладони, и едва успеваю вовремя задрать рубашку и отодвинуть ее в сторону, сжимая белый египетский хлопок зубами, чтобы струи спермы не брызнули на ткань.

Липкий, влажный жар ударяет по моему прессу, остаток моего оргазма растекается по тугому сгибу моего кулака, стекая по пальцам, в то время как мой член продолжает пульсировать. Я откидываю голову назад, глаза зажмурены, дыхание тяжело вырывается из моего открытого рта. И я представляю, как кончаю на губы Поппи. Ее подбородок, шею, грудь.

Предполагается, что теперь мы превратим ее жизнь в ад. Это одно из моих любимых развлечений. Но обычно я использую манипулирование, поимку разума и физическое насилие. Хотя во мне рост шесть футов четыре дюйма, вес чуть больше двухсот восьмидесяти фунтов, а в ней, ну, в общем, нет, так что применение физического насилия кажется немного излишним, я мог бы просто щелкнуть ее по лбу, и она, скорее всего, опрокинулась бы.

При этих словах у меня вырывается смешок.

Я бы на самом деле нахожу это немного забавным.

Но мое сердце вытворяет странную штуку в груди, оно как бы стучит сильнее, немного быстрее, хотя я и не дергаю членом, но представляю, как Поппи падает навзничь. Она ударяется головой о дерево, кровь растекается лужицей вокруг ее ореола густых, темных, с золотыми локонами волос, и у меня немного сжимается горло. Но затем, так же быстро, я представляю, как рисую ее кровью, хлынувшей из ее головы, трахаю ее в киску, слизываю ее с ее лица, и мое сердце снова начинает биться нормально.