За мгновения до... (СИ) - Мальцева Виктория Валентиновна

В моём мобильном 7 пропущенных вызовов от Дамиена, восемь текстовых сообщений и пять голосовых. Но я их не слушаю и не читаю.

Вечером слышу, как он тихонько зовёт меня из-за запертой в комнату двери, просит «просто поговорить», но я не отвечаю. И он уходит, не пытаясь её выломать или спрыгнуть со своего балкона на мой.

Утром выхожу из дома пораньше, а после занятий, где его и вовсе не было, еду ночевать к Либби. Дни проходят один за другим, Дамиен больше не звонит и не пишет, как и не появляется в школе. Мелании тоже нет, и это удерживает меня от любых телодвижений.

А сердце болит. Глупое-преглупое сердце буквально воет от тоски по человеку, едва не убившему другого человека. По мужчине, предавшему меня, променявшему то большое и ни на что не похожее, что родилось между нами на… я даже не знаю, на что. Мои глаза видели, как он целовал свою бывшую, обнимал её, и пережить это очень трудно. Больно. Обидно.

 «Я никогда не видел, чтобы он смотрел так на женщину, насколько красивой бы она ни была. Никогда ещё с таким рвением он не защищал своего».

«Я впервые вижу его таким…».

Слова Кристиана каждую секунду в моих ушах, мыслях. Любовь превращает нас в наивных глупцов, не просто готовых поверить в сладкую ложь, а иногда и жаждущих её. 

На пятые сутки моя истерзанная душа готова была верить во что угодно. Дамиен как будто знал об этом. И именно в тот день они появились в школе оба.

Глава 38. Важное

Увидев Дамиена в классе по английскому, я забыла, как дышать, моё сердце буквально выпрыгнуло и поскакало к нему по школьному паркету.

Сердце, но не я!

Гордая, оскорблённая предательством Ева заняла свободное место в другом конце кабинета.

Думаю, мы оба старались не смотреть друг на друга, но иногда нарушали собственные правила, случайно и настолько остро сталкиваясь взглядами, что они сразу же отскакивали друг от друга, как теннисные мячики.

За те несколько коротких мгновений, что я смотрела на Дамиена, мне показалось, он похудел и даже осунулся. Словно часть его волшебного лоска слетела, оставив неидеальную поверхность на всеобщее обозрение. Выводы, которые напрашивались из замеченных перемен, наполняли моё измученное сердце надеждой – он тоже страдает! Наверное.

Во время ланча Дамиен не сел рядом со мной, занял своё старое место. И Кристиан, и Мелания, и Рон, как ни в чём не бывало, сидели там же, перебрасываясь только им одним понятными шуточками, смеясь беззаботным смехом, словно ничего не изменилось, ровным счётом ничего не произошло: не было ни меня, ни наших с Дамиеном… эм… отношений, ни драки, ни моего с Крисом разговора.

Когда Мелания, собираясь уходить к подругам, поцеловала родинку на щеке своего бывшего, очевидное, наконец, пробилось в моё упирающееся сознание.

Выдержка дала сбой. Выдержка затрещала по швам, наполнив глаза жгучими слезами. Окно, школьный двор и ребята, метающие мяч в баскетбольное кольцо, расплылись акварелью.

- Ты что? Плачешь? – замечает внимательная Либби. – Да брось! Я же тебе говорила, Дамиен – несерьёзный парень. Вернее, его серьёзности хватает только на Мымру. Но знаешь, насколько классным бы он не был, я бы не прощала ему измены так, как это делает она!

Мисс «очевидность» оказывается последней каплей в моей доверху наполненной чаше огорчений: вскакиваю с места, закинув поднос с остатками почти нетронутой еды в бак, и срываюсь в туалет – единственное место, где можно уединиться.

Но в коридоре, на полпути к цели, некто хватает меня за руку. Думаю, я знала, кто это, ещё до того, как обернулась.

- Нам нужно поговорить, ведь нужно же! Давай поговорим, Ева! – выдыхает в непозволительной близости.

Странный шёпот. Такой, какой бывает, когда голоса нет. Когда простужены связки. Или когда единственное, что удерживает тебя от рыданий – отсутствие голоса.

Он тянет руки, чтобы обнять, а меня шарахает в сторону. Невидимая, непреодолимая сила не позволяет его рукам даже прикоснуться.

- Я не хочу тебя видеть…- выдавливаю.

- Знаю. Может быть, захочешь снова, когда поговорим?

Его руки опущены в прямом смысле, но выглядит он так, будто и в переносном тоже. Я не смотрю на него, не хочу видеть выражение его лица, но уже одно то, что он здесь, опровергает версию игр. И это каким-то чудесным образом медленно наполняет моё существо вибрациями стекающихся обратно, растерянных за последнюю неделю сил.

Я начинаю дышать. Жить.

- Сегодня после школы в нашем кафе?

Молчу. Собственное дикое, сумасшедшее желание чувствовать его или хотя бы просто видеть никак не вяжется с благоразумием и памятью, свирепо машущей перед глазами «отпечатком».

Что же ты сделал, Дамиен? Что же ты натворил…

- Только один раз поговорим, Ева… - совершает ещё попытку, проглотив нечто большое и болезненное.

И его срывающийся голос, действительно потерявшее вес тело, заставляют меня ответить:

- Ладно… Сегодня в нашем кафе.

Это ненормально, но я, кажется, на расстоянии слышу его сердце. Оно не бьётся, оно выбивается. Из сил.

- Я заберу тебя?

- Нет, я сама.

- Хорошо, - отвечает и тут же словно с усилием отрывает себя от места, на котором стоит, и уходит, ни разу не обернувшись.

А я сползаю по стенке, потому что туалет мне больше не нужен. Мне нужны силы, очень-очень много нечеловеческих сил. Потому что перестать чувствовать его невозможно, как и умирать от желания видеть, слышать, дышать одним с ним воздухом.

Pink Floyd - Wish You Were Here

В кафе Дамиен сидит у окна и смотрит на мелькающие разноцветные авто. А я – на него. Долго, не отрываясь от стены и не решаясь подойти.

Он действительно похудел, причём так, словно вообще не ел с того дня, как мы в последний раз виделись. А было это в то самое утро, той чёртовой субботы, то есть уже больше недели назад. Дамиен выглядит безмерно уставшим, замученным, и под глазами у него залегли тёмные круги: похоже, в последнюю неделю мы почти не спали оба.

И я бы простояла вот так, облокотившись на кирпичную стену кафе, ещё вечность, если бы Дамиен случайно меня не заметил. Наши глаза встретились и начали говорить ещё до того, как он подошёл и снова безуспешно попытался обнять. До того, как мы сказали друг другу «Привет». До того, как наши мысли и признания нашли подходящие слова.

Я не знаю, куда девать руки, и прячу их под столом. Дамиен кладёт свои на деревянную столешницу ладонями вниз и смотрит на меня, не отрываясь, но официант отвлекает, предлагая сделать заказ.

Когда уходит, я уже заняла себя салфеткой. Поднимаю глаза, жду, когда же, наконец, начнётся этот изнуряющий разговор, и обнаруживаю, что Дамиен смотрит на мои руки. Не просто смотрит – одержимо. Как не совсем здоровый человек.

Внезапно его кисть начинает двигаться к моей. И я бы свою отдёрнула, спрятала, если бы не гипнотизирующая медлительность и почти чувственность его пальцев, неуверенно, но неумолимо ползущих по стёртому, покрытому царапинами лаку столешницы. Они в миллиметре от моих, тянутся, чтобы коснуться, но в последний момент замирают.

- Знаешь, что тяжелее всего?

- Что?

- Не иметь права прикоснуться.

В этот момент наши взгляды отрываются от рук, символизирующих души, чтобы соединиться, и я вижу то, чего никогда ещё в Дамиене не видела – океан отчаяния и сожалений. Его глаза красные от недосыпа и усталости, но в них… боль! В них, чёрт возьми, столько боли!

Мне тяжело это видеть, не хватает сил, растраченных на свою собственную схватку, и я растворяю реальность солёной водой, размазываю акварелью, пока Дамиен, не подозревая сам, добивает мою выдержку:

- Так сильно хотеть обнять, что, кажется, без этого не выживешь, и понимать, что не можешь!

Один раз моргнуть – и по щеке живо бежит горячее, зато видно теперь лучше. Глаза каре-зелёные видно, сморщенный лоб, сжатые почти в паралитическом приступе, те самые, до изнеможения сексуальные губы.