За мгновения до... (СИ) - Мальцева Виктория Валентиновна

Я помню, как они целовали меня – так же чувственно, как и выглядят. Они не лгут, не обманывают, дают то, что обещали.

- Ева, я скажу тебе сегодня нечто очень важное, - предупреждает.

Глава 39. Те самые слова

Я киваю, потому что спазм в горле не позволяет говорить, но и Дамиену его слова даются нелегко.

- Ева, - выдыхает, и его ладонь накрывает, наконец, мою руку.

Я чувствую её тепло. Оно такое знакомое… почти родное. Ни один мой атом не желает её скинуть, и я не посмею убрать.

- Я люблю тебя, Ева!

- Я тоже тебя люблю… - вырывается.

Я не собиралась говорить этого, не собиралась. Как и рыдать обильными горячими слезами, так же неотрывно глядя в его глаза, как и он в мои.

Через мгновение после моего незапланированного признания его руки уже на моих щеках, губы на моих губах.

Я тоже никогда ещё не видела Дамиена таким. Он не плакал, нет, слёз не было, но его трясло от эмоций и, как оказалось, от  страха:

- Ева! Моя Ева! Давай переживём это? Давай вместе справимся?

Наши лбы вдавлены друг в друга до боли, иногда Дамиен отрывается и целует меня, куда придётся, попадая то в нос, то в глаза.

- Я не знаю, что тут происходит… - он прижимает мою ладонь к своей груди, и я чувствую знакомое сумасшествие, - но, кажется, я схожу с ума …

Хочу задать ему тысячи вопросов, но вместо этого уже почти истерически рыдаю, неспособная остановить бесконечный поток рвущих душу эмоций.

Дамиен слизывает слёзы с моих щёк, собирает губами, целует, трётся щекой и как будто спешит взять от этой неожиданной близости так много, как успеет. Я чувствую его страх, он в воздухе, обрывках движений в тембре голоса и в каждом слове:

- Ева… Скажи хоть что-нибудь… Пожалуйста, скажи! – шепчет.

И после этих «что-нибудь» и «пожалуйста» мне кажется, что он вот-вот разрыдается сам. Дамиен с силой закрывает глаза, стараясь пережить шквал своих эмоций, но решается открыть мне только самую главную из них:

- Я боюсь… Впервые в жизни так смертельно сильно боюсь!

- Чего?

- Что не смогу подняться… Я всё-таки упал, Ева, и теперь мне страшно  осознавать, что ты никогда больше не придёшь в мою постель, что я не смогу тебя обнять, что ты не посмотришь в мои глаза без этой чёртовой ненависти… Я ненавижу эту ненависть, Ева!

- Тогда что ты делал там, в клубе?

Мне даже не нужно заканчивать свою главную претензию, он знает, о чём речь:

- Я допустил ошибку. Но для тебя важно другое: между нами ничего не было!

- Я видела другое…

- Ты просто поверь. Иногда нужно закрыть глаза и почувствовать…

Он запинается, не может найти подходящее слово, или же в его словаре их просто нет.

- Сердцем? – подсказываю.

- Да! – он открывает глаза, и лицо его светлеет. – Да! Это именно то, подходящее, правильное слово! Сердцем!

- Ты целовал её, Дамиен! – взрываюсь практически криком.

Его ладони сильнее сжимают мои руки.

- Нет!

- Да!

- Нет! Это ОНА целовала меня, а не я её! - проговаривает медленно, буквально по слогам. – И мы оба легко попались. Мы оба: и ты, и я!

- Попались?

Я смотрю на него во все глаза, а он фигурально раскрывает мне их ещё шире:

- Мелания – самый талантливый манипулятор из всех, кого я знаю. Она в этом гениальна. И то, что почти разорвало нас, было самым простейшим из всех её трюков. Знаешь, почему я встречался с ней?

- Почему?

- Потому что мне никогда и ни с кем не было так интересно, как с ней. Её игры с людьми затягивают, это как реалити-шоу, в котором участвуют все, кого ты знаешь. Но я думал, был наивно уверен, что сам надёжно защищён, неуязвим. И знаешь, что?

- Что?

- Так и было, пока не появилась ты. Ты сделала меня уязвимым. Ты – моё слабое место, Ева. И все, кто это понял, могут ударить меня так, что не встану!

«Боюсь упасть и не подняться».

Я понимаю, о чём он. Каждое его слово складывается в мой сложный пазл отдельным маленьким фрагментом:

- Ты не целовал её?

- Нет.

- Где ты был последние пять дней?

- Я был у неё, Ева. Я жил с ней.

Господи, наверное, меня больше нет. Кто-то бросил моё несчастное тело в контейнер с ядерной бомбой, и она детонировала, распылив меня на триллиарды ничтожных частиц.

Пытаюсь вырвать свои ладони из его рук, но он держит их мёртвой хваткой:

- Первое: я не спал с ней. Мы даже не целовались. Второе: я понял, что на самом деле происходит в эти дни вообще, и глобально во мне, в частности. И осознал главное – то, как сильно ты нужна мне, Ева. Вернее, я знал это и раньше, но только сейчас понял, насколько всё серьёзно!

А я в бешенстве и буквально бьюсь в припадке, имея только одно желание – вырвать чёртовы свои ладони:

- Рассказывай этот бред каким-нибудь другим дурам, чёртов ублюдок! – ору на всё кафе.

- Мистер, отпустите девушку, иначе я буду вынужден позвонить в полицию! - жалобно просит официант-индус.

- Не могу! – рявкает Дамиен, даже не взглянув. – Если отпущу, она уйдёт навсегда! Понимаешь?

- Тогда убирайтесь оба! – уже не просит, а требует индус.

- Я вызываю полицию! – орёт кто-то из-за стойки.

Дамиен срывается с места и, не выпуская мою руку, нервно тащит на улицу.

- Отпусти меня! – шиплю, глядя в широкую спину перед своим носом.

 Страшно осознавать то, насколько женщина безнадёжно слабее мужчины физически.

Adna - Beautiful Hell

Оказавшись на тротуаре, Дамиен резко разворачивается, обхватывает меня обеими руками, не позволяя даже пошевелиться, целует в волосы и, задыхаясь, признаётся:

- Я ни разу не поцеловал её, Ева! Я ни разу не прикоснулся к ней! Знаешь, почему? Потому что не мог! Не мог, чёрт возьми! До тошноты не мог! Ева!

Он обнимает ещё крепче, стискивает так, что мне тяжело дышать:

- Я не тронул её… она меня - да, а я её  - нет…

В каждом человеке есть скрытые силы, иногда они могут быть настолько мощными, что способны на невозможное.

И я вырываюсь.

Никогда ещё в моём сердце не было столько боли, никогда меня так не терзала злость и ненависть к этому человеку. Всё, что имело место до этого – смешные игрушки, надуманные эмоции. Игры, в которые играют люди.

Конечно, он поймал меня, конечно, снова сжал в свои тиски, и мы стояли так вечность. Дамиен больше не произнёс ни слова, просто ждал, пока переживу, пока успокоюсь.

Спустя время осознаю, что вся промокла: в Ванкувере как обычно вялый, редкий, но всё-таки дождь.

- Поехали домой, мне холодно, - прошу.

Уже подъезжая к нашей улице и глядя на привычно мокрые тротуары и голые стволы деревьев, потяжелевшие от воды лапы елей, не я, мой рот сам по себе и на удивление равнодушно задаёт тот самый вопрос:

- Зачем ты сказал мне?

Дамиен отвечает не сразу, паркует машину перед дверью в гараж, глушит двигатель:

- Есть причина, - признаётся.

- Какая?

- Посмотри на меня! – просит.

Тяжело решиться. Это как барьер, который можно перепрыгнуть, а можно пойти другим путём. И я не знаю, какими будут у этого другого пути глаза, какого оттенка волосы, насколько чувственный голос и мягкие ладони. Дело не в цвете и запахе, дело во всём. Я просто хочу его. Именно его, и никого другого. Хочу с разбегу вскочить на этот барьер, потоптаться на вершине и спрыгнуть на другую сторону.

Разворачиваюсь и смело смотрю в зелёные глаза. Любимые.

- Чтобы ты знала, что это была последняя женщина в моей жизни. Последняя, к которой когда либо прикасался я, последняя, кто прикоснулся ко мне. С этого момента и навсегда в ней останешься только ты. Если захочешь. Если так решишь.

Глаза в глаза. Душа в душу. Искренность в ожидание. Чувство в другое чувство. Доверие в любовь.

Я никогда не уточняла, как именно Мелания прикасалась к нему - от догадок тошно и обидно, больно.  Но знаю, чем именно это было.

Открываю дверь первой и выхожу, потому что в лёгких удушье. Жить буду, но… но пока нужно просто дышать. Дождь усиливается, но Дамиен будто не замечает, решительно подходит и не обнимает, нет – загребает обеими руками, не давит, но словно стремится впечатать в себя. И его локти не просто подняты, они ненормально задраны.