Сладостное заточение (ЛП) - Олтедж Нева

Я решил, что тюрьма испортила меня больше, чем я мог предположить, и уехал, а мой сломанный член волновал меня меньше всего.

Впрочем, эту проблему мне больше не нужно решать. Мой член становится твердым, когда я представляю Захару в своих объятиях. Он прекрасно работает каждый раз, когда я представляю ее рядом с собой. Ее нежную кожу. Ее жасминовый аромат. Ее… медовый вкус.

Господи Иисусе, блядь. Что я делаю? Воинственный голос в моей голове прав. Мне исполнится сорок через два месяца — она вдвое младше меня. И если этого недостаточно, она моя сводная сестра! Я не должен чувствовать к ней ничего, кроме братской привязанности. Но в моих чувствах нет ничего даже отдаленно братского.

Я закрываю глаза, пытаясь заснуть, но сон не приходит. Нас разделяют двадцать футов — это на девятнадцать футов больше, чем необходимо. Чувствуя себя самым больным уродом на земле, я поднимаюсь с пола и медленно поворачиваю ручку двери в комнату Захары.

Проклятая дверь открывается.

Я, блядь, сказал ей держать ее запертой!

Как можно осторожнее, не издавая ни малейшего шума, я вхожу в затемненную спальню.

Толстый ковер, покрывающий пол, заглушает мои шаги, когда я приближаюсь. Лунный свет проникает сквозь щель в шторах и падает на кровать, где спит Захара. Она свернулась калачиком в позе эмбриона на море белого постельного белья. Несмотря на ночную рубашку с длинными рукавами, ей, должно быть, прохладно. Особенно если учесть, что одеяло отброшено и сбито в кучу у ее ног.

На мгновение я позволил себе заглянуть в ее прекрасное лицо. Его частично скрывают спутанные во сне пряди ее светло-коричневых волос. Ее черная ночнушка задралась почти до талии, открывая мне вид на идеальные изгибы ее пышной попки и стройных ног. Мой член мгновенно превращается в стальной стержень.

Я не хочу ее будить, поэтому я практически задерживаю дыхание, когда приближаюсь к ее кровати. Позволяя себе последний быстрый взгляд, я поднимаю край скомканного одеяла и осторожно натягиваю его на Захару, достаточно высоко, чтобы накрыть ее до подбородка. Она выглядит такой маленькой. Такой умиротворенной. Я не хочу оставлять ее.

Оглядевшись, я замечаю кресло, приютившееся возле ее стола. Оно стоит всего в нескольких шагах от ее кровати и находится в прямой видимости. Я отступаю назад и опускаюсь на сиденье, стараясь не обращать внимания на возражения своего болезненно твердого члена.

Уже несколько дней я пытаюсь понять, что происходит в моей голове, почему меня так навязчиво тянет к ней. К моей сводной сестре . Я даже зашел так далеко, что начал гуглить причины своих чувств и поведения. Я часами прочесывал различные сайты, просматривал блоги и психиатрические форумы, посвященные проблемам бывших заключенных, которые пытаются вернуться в общество.

Кто знает, правда ли то дерьмо, что я прочитал, особенно учитывая, что мне кажется, что несколько расстройств подошли в меня. Несколько симптомов попали в точку. Например, постоянная сверхбдительность. Постоянное ощущение, что я нахожусь в ловушке на территории конкурирующей банды, которая только и ждет, чтобы воткнуть мне нож в спину. Всепоглощающий и чертовски почти непреодолимый импульс пойти в атаку, причиняя страх и боль, потому что это был единственный способ держать ублюдков под контролем и быть в безопасности.

Яростные порывы, которые я не в силах контролировать. Это все, что я знаю, все, к чему я привык. За решеткой единственный способ остаться в живых — убедиться, что ты на вершине. Я не узнаю мир вокруг меня и не могу с ним, черт возьми, соотнестись. Каждый — потенциальная угроза, потенциальный враг. Даже Сальво. Несмотря на его преданность мне все эти годы.

Меня просто… больше не беспокоит. Ничто. Включая гребаной Семьи. Раньше она поддерживала меня, как ментальная опора, давала мне что-то, на чём можно было сосредоточиться, чтобы я не свихнулся в тюрьме. Как собака с костью, не выпускающая его из пасти, потому что если я это сделаю, то потеряю единственное, что у меня есть.

Этот драйв все еще во мне. Я доведу свой план до конца. Но в то же время… Мне на это наплевать. Но я хочу. Я хочу заботиться о нем, как и раньше. Просто не могу заставить себя это сделать. Как будто что-то важное, что-то фундаментальное, что делает меня… мной, просто умерло. Я чувствую себя таким потерянным. И таким чертовски злым.

В одной из статей, на которые я наткнулся во время своего кибер-самоанализа, упоминалась депрессия как возможная причина того, что я такой вспыльчивый ублюдок. Депрессия, серьезно? Я не чувствую ни апатии, ни опустошенности, которые, как я думал, определяют это состояние — общее отсутствие интереса к жизни. Вместо этого я хочу разрушать. Уничтожить. Сжечь дотла этот гребаный мир, который посмел жить дальше без меня. Плюнуть на судьбу, которая отняла у меня половину жизни, оставив гнить в этой дыре. Убивать ублюдков, ответственных за это, тех, кто все еще прячется в тени. Я хочу уничтожить их, обрушить смерть на их жалкие головы. Убить всех.

И среди хаоса, насилия, моего гнева, есть она. Моя Захара. Моя гавань. Ангел, протягивающий руку спасения человеку, горящему в своем собственном аду. Она — благодать, доброта, и моя последняя надежда. Единственное, что держит меня привязанным к этому бренному миру.

Я не могу осквернить единственную чистую вещь, освещающую мое существование. Как бы это меня ни сводило с ума, я не подниму руки на Захару, подвергая ее этому клейму на всю оставшуюся жизнь.

Однако от этого решения мой член не становится менее твёрдым.

Я просовываю руку в свои спортивные штаны и хватаюсь за свой ноющий член. Сжимаю его до такой степени, что это едва ли не заставляет меня рычать.

Но ни звука не слетает с моих губ. Я не позволяю этому. Не рискну разбудить ее, чтобы она увидела, как я теряю рассудок. Если бы это было всего лишь физическое желание, мне было бы легче справиться с безумием. Но это не так. Я знаю, что это не так. Потому что, даже когда тело Захары полностью прикрыто, скрыто от моих глаз, мой разум все еще вызывает в памяти ее образ. Меня чертовски заводят не только ее греховные изгибы и неземная красота. Это нечто большее.

Сама идея, что она будет рядом со мной, мои руки будут ее защищать. Иметь право прикасаться к ней. Когда и где я захочу. Иметь возможность зарыться носом в ее кожу, глубоко вдохнуть, иметь свободу вдыхать ее без упрека. Я хочу, чтобы мы нашли путь через эту темную бездну, с которой я столкнулся, — вместе. Я хочу рассказать ей обо всех страхах, которые меня терзают, о том, что я никогда не произнесу вслух никому другому.

Захара — единственный человек, которого я вижу рядом с собой до конца своих дней. Как друга. И моей возлюбленной. Моей женой. Боже, я даже представлял ее беременной моими детьми. Сын. Дочь. Они мои. Все мои. Я хочу обладать ею, соединиться с ней самым интимным и плотским образом, пока мы не станем одним целым. Она нужна мне, как воздух, черт возьми.

Я снова сжимаю свой член, на этот раз еще сильнее. Наказание за мои грязные мысли. Мне нужно, чтобы коварный ублюдок опустился.

Это не работает.

Это, черт возьми, не работает.

Расслабив руку, а ведь очевидно, что я не могу заставить его слушаться меня, начинаю поглаживать. Представляя, каково это — быть внутри нее.

Ты грёбаный ублюдок. Голос в моей голове переполнен отвращением. Даже мое внутреннее «я» потрясено моими действиями. Дрочишь свой член в темноте, наблюдая за спящей женщиной. Ты просто больной извращенец, вот ты кто.

— Заткнись нахрен, — рычу я, едва переходя на шепот.

Закрыв глаза, я ускоряю темп. Мой член давно преодолел обычную точку невозврата, и каждый удар посылает толчки агонии по моему изголодавшемуся телу. Но эта чертова штука все еще тверже камня. Распухший и злой. Как будто одной моей руки ему недостаточно, чтобы получить освобождение, за которым я гонюсь.

Чуть не зарычав от боли, я снова сжимаю руку и открываю глаза.