Делаю глубокий выдох. Смотрю на своё отражение в зеркале до тех пор, пока не вспоминаю, ради чего, собственно, отправилась в это головокружительное путешествие до дамской комнаты.
Справляю нужду, мою руки и протираю салфетками лицо. Теперь нужно срочно найти Люсю и убираться отсюда ко всем чертям!
В дверях сталкиваюсь с Ксенией Смирновой из параллельного класса.
“Самая звездатая звезда” – она ещё в школе состояла в модельном агентстве, мельком появлялась в журналах, а потом её фотографии использовали для уличных рекламных баннеров.
Раньше Смирнова была хорошенькой, сейчас я бы сказала, что она на любителя, потому что с годами на её лице и теле появился “тяжелый” тюнинг в виде огромных губ и силиконовой груди четвёртого размера.
Каким-то чудом мне удаётся изобразить на лице улыбку.
Она смотрит на меня с явной неприязнью. Молча фыркает. И это совершенно неудивительно.
В школьные годы Смирнова не сводила влюблённых глаз с Глеба Воронцова, а он был занят тем, что портил жизнь мне. Страсти – Шекспир отдыхает!
Такое ощущение, будто мои ноги живут своим умом. Решаю ускользнуть от неё прежде, чем начнутся бессмысленные вопросы и неловкие паузы, однако успеваю сделать лишь несколько шагов по коридору, как меня перехватывает Женька Дорофеев.
– Да чтоб вас… четверых!
– А вот это уже любопытно, – он широко улыбается во все свои 32 зуба, будто ему удаётся прочитать мои мысли; должно быть, они слишком явно отражаются на моём лице.
– Что? – спрашиваю я. Нервно облизываю пересохшие губы. Смотрю на него в упор. Если б знать слова, которые доставят ему то же раздражение, что он со школьных времён доставляет мне, я бы с удовольствием их озвучила.
– Люблю непристойности, – с мальчишеской усмешкой он придвигается ко мне вплотную. Нависает, вытянутой рукой опираясь о стену. – Не знаю, почему никто из нас до сих пор ещё тебя не трахнул; всё, что ты делаешь, отлично к этому располагает.
Его светло-русые пряди свободно падают на лоб, придавая ему хулиганский вид, а на одной из щёк появляется небольшая ямочка, отчего его лицо становится обаятельно-асимметричным.
Не обращаю внимания на его близость. Точнее, стараюсь не обращать.
Дорофеев не напирает, но вполне недвусмысленно даёт понять, что уже не шутит.
Я пробую от него отодвинуться, но некуда. Внезапно чья-то горячая ладонь ложится на моё запястье; хватает меня и тянет в сторону. Пытаюсь балансировать на каблуках, правда выходит плохо, а уже через мгновение моя спина оказывается вновь прижата к чему-то твёрдому… только теперь ещё и горячему – к рельефному мужскому телу.
– Какого хера здесь происходит?
Глава 3.3
Судорожно выдыхаю.
Низкий знакомый голос с лёгкой хрипотцой пробирает до мурашек – сомнений не остаётся: это Воронцов.
Глеб требовательно притягивает меня к себе, распластав у меня под грудью свою горячую пятерню. Кажется, возьмись он чуть выше, и подушечка его большого пальца случайно заденет мой сосок.
Дыхание перехватывает.
Его близость заставляет моё сердце биться в ритме лёгкой паники. Однако нервничаю в этот момент не я одна: смотрю, как на шее у Женьки Дорофеева кадык резко дёргается вверх, а потом натужно опускается, и мне тоже становится не по себе.
Выражение его лица сложное – смесь вины и упрямства. Неглубокий залом между бровей, слегка сжатые губы – всё это складывается в атмосферу непростой внутренней борьбы, которая обостряет каждую секунду общего молчания.
Да что вообще происходит?
“Я столько не съем!” – подумала самка богомола, когда два самца предложили ей секс втроём.
Мужчины стоят на пороге конфликта, смотрят друг другу в глаза – можно судить по серьёзно-сосредоточенному взгляду Дорофеева и по напряжённым до предела мышцам Воронцова.
Глеб притягивает меня к себе ещё плотнее. Мне почти больно. Дышать становится ещё труднее.
Спустя минуту Женька поднимает обе руки в знак капитуляции:
– Может, объяснишь?
– Подождёшь, – голос Воронцова не просто мрачен – презлющ, а ещё полон ёмкого предостережения. – Передай братьям, что мы уезжаем. Пять минут.
Ну, вот, собственно, и всё.
Я предполагаю, что Глеб отпустит меня в тот же момент, когда Дорофеев оставит нас одних, и даже пробую облегченно выдохнуть, как только это происходит, но очень ошибаюсь.
– Отпусти м-меня!… Немедленно!
Его дыхание касается моей шеи, и я пробую вырваться. О-о-х. Безуспешно. Воронцов без особого труда продолжает меня удерживать.
Его ладонь плавно скользит к моей талии, гладит, смещается к животу и опускается всё ниже и ниже, останавливаясь точно там, где ей быть никак нельзя.
Мои руки тут же принимают оборонительную позицию: впиваюсь пальцами в его запястье.
А вот собственные эмоции контролировать выходит куда сложнее. В один миг всё внутри буквально вспыхивает. Нервную систему так прям сразу и коротит от двойственности ощущений.
В животе завязывается тугой узел.
Рваный выдох. Его или мой…?
От некоторой грубой безвыходности ознобом пробирает, но это мучительное ощущение тесно сплетено с едва заметным возбуждением. Закусываю внутреннюю сторону щеки, стараясь не выдать свою реакцию.
Во всём виноват алкоголь – не иначе! По крайней мере, мне практически удаётся убедить себя в этом.
Очень вовремя вспоминается потешная детская считалочка про сороку-белобоку. Как она этому дала (загибаем пальцы), этому дала, этому дала… Вразнос. Легкомысленно. Без чувств. И я? Также?
Думать об этом одно, решиться – совсем другое!
Я же знаю, что так быть не должно – месть изменой за измену мужа. Недопустимо.
А может, Воронцов меня просто придушить хочет, а я размечталась?
Или довести до инфаркта.
А что? Перебираю варианты, морально готовлюсь.
А если… Да какая разница? Мне ли не знать, что способы издёвок у всей “адовой компашки” явно изощрённые.
Резко становится не по себе.
Страшно. Ступор полный. Сердце дёргается в конвульсивном приступе.
Словно прочитав мои абсурдные мысли, все до единой, Глеб негромко усмехается. Смешно ему!
Неожиданно моё горло сжимается от желания зареветь. Мне вообще кажется, что вместо гортани у меня кусок наждачной бумаги, которая нещадно скребёт при каждом малейшем сглатывании.
Краснею, потому что только сейчас осознаю, что он меня больше не держит. Тут же шарахаюсь вперёд. Всё это происходит довольно быстро, но каждая секунда моего нахождения рядом с ним подобна сидению на пороховой бочке. Прямо подгорает. Сейчас у меня одно желание: как можно скорее слезть с неё и, в дальнейшем, нам с ним больше никогда не пересекаться.
Оборачиваюсь к нему как раз в тот момент, когда он протягивает мне тиснённую визитку.
Вскидываю голову. Что-то нешуточное оседает искрами на дне его потемневших глаз.
Делаю глубокий вдох и выдох. Спокойствие.
– Позвони. Я решу все твои проблемы.
– У меня нет проблем – наконец мои испуганные голосовые связки могут хоть что-то из себя выжать. Тем не менее, визитку у него я беру.
– У всех они есть.
– А у тебя?
Клянусь, что готова оторвать себе язык за несвоевременное любопытство!
Сознательно или бессознательно, судить не берусь особенно сейчас (когда меня нервно потряхивает от предвзятости), я смотрю на миллиардера Глеба Воронцова. Но лишь для того, чтобы попытаться оценить его максимально критически, и не нахожу ни одного внешнего изъяна. Ни малейшего.
Будто назло мне, его губы растягиваются ровно настолько, чтобы обнажить идеальный ряд белоснежных зубов.
– Я не исключение. Странная штука, жизнь – с сегодняшнего дня моя проблема – это ты, мелочь.
Глава 4
Я смотрю на его удаляющуюся спину, потом ещё некоторое время невидящим взглядом, уставившись просто в одну точку.
Приятная на ощупь, тиснённая визитка в моих пальцах кажется невероятно тяжёлой.
