Ядовитые мальчики (ЛП) - Тейлор-Лэйн К. Л.

И хуже всего то, что Линкс порвал со мной из-за наркотиков, которые я продолжаю принимать в надежде, что это заставит их полюбить меня еще больше.

Ледяной ветер хлещет меня по коже, когда я тяжело выдыхаю. Наверное, мне стоит уйти, это избавило бы моего отца от смущения, вызванного звонком декана колледжа, я полагаю. Это определенно сделало бы мне только хуже. Я могла бы позвонить домработнице моего отца, Джини, возможно, она смогла бы убедить папу позволить мне уехать куда-нибудь еще, прежде чем кто-нибудь узнает о том, что здесь произошло.

Телефон у меня в руке. Гудок странно звучит в моих ушах, когда я звоню домой своей семье из чужой страны. Я не проверяла время, но там не может быть поздно.

Я подумываю повесить трубку, когда никто не отвечает после пятого гудка, с тревогой поднимаю взгляд от носков своих ботинок к виду на двор, прикусываю нижнюю губу, когда вижу его.

Линкс.

Его золотисто-карие глаза пристально смотрят в мои, и я внезапно останавливаюсь как вкопанная.

Мы по-прежнему живем в одной комнате в общежитии, теперь, когда дверь в нее снова вставлена. Просто одна из многих навязчивых вещей, о которых я изо всех сил стараюсь не думать. На самом деле они меня не беспокоят, но знать, что это сделал Линкс, причиняет боль.

— Да? — гремит в трубке голос моего отца, и у меня мгновенно пересыхает во рту.

Сердце бешено колотится, я сглатываю, готовясь ко всему, что должно произойти. Он никогда не подходит к домашнему телефону, для этого у нас есть персонал.

— Это я. — хриплю я, в горле пересохло.

— Что, во имя всего святого, ты на этот раз натворила? — рявкает он, и я инстинктивно сжимаюсь, но чувствую облегчение, что он еще не слышал о видео.

— Ничего, папа… сэр, я не… я ничего не делала, сэр.

Он недоверчиво хмыкает:

— Ты звонила доктору Сорену. — это утверждение.

— Да, сэр. — я сглатываю, думая о разговоре со своим психиатром в Англии, о гнусавом осуждении, которое я почувствовала по телефону.

Смотрю на свои ботинки, тяжелое серое небо отражается в их грубой полировке.

— Хорошо. И твои таблетки. — это не вопрос.

— Да, сэр, я принимаю их. — я переминаюсь с ноги на ногу.

Я использую их только для сна, три или четыре за раз, кажется, работает.

— Па… сэр, я хотела спросить, могу ли я перейти в другой колледж…

— Я так и знал. Что ты натворила, Поппи? Какого черта ты натворила?! — его голос прерывает связь, злобный в моем ухе, и у меня сводит живот от нервов.

Я провожу рукой по волосам, хватаясь за пряди на затылке, сжимая мышцы.

— Это ничего, я не… я просто… в другом месте есть прогр…

— Мне надоело слушать твою болтовню, девочка. Я предупреждал тебя. Я сказал тебе перед отъездом, что если ты еще раз облажаешься, я отправлю тебя прямиком обратно в Брайармур, ты что, не поняла меня?

— Нет, сэр. Я понимаю вас, но я…

— Хватит. — рявкает он, обрывая меня. — А теперь послушай меня, и слушай внимательно. Мой очень известный коллега помог обеспечить тебе место в том колледже, Поппи, очень

влиятельный человек, и я бы не очень хорошо выглядел, если бы ты сейчас нарочно все испортила. Правда?

— Нет, сэр. Я бы…

— Хорошо. Итак, вот что мы собираемся сделать. Ты хочешь уйти, вот компромисс. Я собираюсь отправить Джини к тебе на самолете, чтобы она забрала тебя обратно. — мое дыхание вырывается из груди, сердце громко стучит в груди с чем-то похожим на сдавленное облегчение. — И ты можешь надолго уехать в Брайармур, пока не научишься быть более чертовски благодарной! — выплевывает он в трубку, мои легкие кричат.

— Нет, нет, па…, сэр. Пожалуйста, я останусь здесь, я останусь, я могу сделать лучше, у меня все получится, все, что ты захочешь, я сделаю это, я буду…

— Хватит! Теперь, когда все улажено, ты будешь ходить на занятия, принимать таблетки, будешь регулярно проверяться у доктора Сорена и не будешь проявлять неуважение к моей щедрости по отношению к тебе снова. Ты понимаешь?

Я почти вижу, как он кривит верхнюю губу, когда произносит последнее слово с каждым слогом.

— Да, сэр.

— Я мог бы забрать это просто так, Поппи. Не забывай об этом, девочка.

— Да, сэр. Спасибо, сэр.

А потом он вешает трубку, связь прервана, и я наконец могу вздохнуть, когда мне затыкают рот кляпом, а на голову натягивают матерчатый мешок.

Приглушенный, угрожающий голос прошипел мне в ухо:

— Сюрприз!

Глава 31

ПОППИ

Слезы катятся по моим щекам. Рот как будто набит ватой, язык сухой, меня тошнит, но я не могу потерять сознание, потому что боюсь задохнуться в мешковине, натянутой мне на голову.

Мое лицо соприкасается, как я могу только предположить, с багажником машины, когда шины врезаются в кочку на дороге. Затем меня отбрасывает на задние сиденья, мой позвоночник врезается в них, выбивая воздух из легких.

Но это тьма — мой палач.

Я крепко зажмуриваю глаза, пытаясь игнорировать тот факт, что я заперта в темноте, руки связаны за спиной, у основания позвоночника куском грубой ткани. Чем больше я сжимаю руки, тем сильнее ткань врезается в меня. И только когда мои большие пальцы немеют от недостатка кровообращения, я позволяю им расслабиться, безвольно лежать.

Это продолжается бесконечно. Я не знаю, сколько времени проходит, пока пытаюсь успокоить дыхание, пытаюсь мысленно следить за поворотами машины — влево, вправо, еще раз вправо. Пытаюсь считать секунды, но это бесполезно, я даже не могу сосчитать до тридцати трех. Меня швыряет, как насекомое в стеклянной банке, как маленького ребенка, который неистово трясет его ручонками.

Двигатель автомобиля урчит, отдаваясь вибрацией в моих костях, а затем он замедляется, раздается звук, похожий на то, как гравий ударяется о лакокрасочное покрытие, попадания на бока машины. И это продолжается, медленное, кажущееся бесконечным движение автомобиля, то же дорожное покрытие, гравий, затем что-то более гладкое, прежде чем появятся новые кочки и выбоины.

Мой мозг гудит, а череп раскалывается от головной боли, которая затуманивает переднюю часть черепа, как тяжелое, плотное облако, когда мы наконец останавливаемся.

И я очень быстро понимаю, что, возможно, дальше будет хуже.

Возможно, быть запихнутой в багажник движущегося автомобиля, с кляпом на лице, врезающимся в щеки, с мешком на голове — это нормально, даже прекрасно, по сравнению с тем, что может произойти дальше.

Двери открываются как будто в унисон, затем закрываются, раз, два, три, секундная пауза, шарканье, четыре. Мое дыхание со свистом вырывается из заложенного носа, пульс стучит в ушах, когда я напрягаюсь, прислушиваясь к шагам, но все они движутся одновременно, не давая мне представления, сколько их, пока шум движения не стихает прямо у меня над головой.

Затаив дыхание, я жду, пытаясь прислушаться. Мои уши не слышат ничего, кроме всплеска адреналина, наполняющего мои вены. Это все, что я могу слышать: громкое жужжание, похожее на то, как саранча опустошает поле фермера. Крышка багажника щелкает, и я молчу, как труп, когда она открывается. Неизвестные похитители пялятся на меня.

В этот момент большие руки хватают меня за плечи, и я кричу. Я кричу, хотя звук приглушенный, хотя от него болит моя собственная голова. Я кричу так, как не кричала с тех пор, как мне было пять лет, когда мама заперла меня в кухонном шкафу, чтобы я была в безопасности. Чтобы спрятать меня.

Защитить меня.

Единственный человек, которому когда-либо было на меня не наплевать.

Ей следовало запереться в шкафу и вместо этого позволить незваному гостю изнасиловать и убить меня.

Я брыкаюсь ногами, когда меня поднимают из багажника машины, моя пятка за что-то цепляется, и при этом раздается громкое хрюканье. Меня подбрасывает в воздух, и я врезаюсь в твердую, как камень, грудь, воздух с шумом вырывается из моих легких при ударе. Сандаловое дерево и ваниль мгновенно наполняют мой нос.

Флинн?

Грудь поднимается и опускается, сердце колотится, стучит в грудину, угрожая прорваться наружу. Я делаю быстрые, горячие вдохи через ноздри. Горло сжимается, когда кляп, кажется, прокладывает себе путь дальше по языку. Я пытаюсь прожевать его, но все равно давлюсь, когда человек, держащий меня, ставит меня на ноги, мелкие камешки разбросаны под подошвами моих ботинок, руки за спиной затрудняют балансирование.