Спящее пламя Ферверна (СИ) - Эльденберт Марина

Мне больше не нужна была моя идеальность.

Моя репутация.

Все, что мне было нужно — это он, его близость, его запах, его руки на моем лице, его губы на моих. Мне казалось, что если наш спонтанный поцелуй прервется, я действительно задохнусь. Умру на месте. Не так, как раньше, а совсем, потому что я слишком долго отказывала себе в том, чтобы чувствовать так, и если это сейчас закончится, у меня просто не выдержит сердце.

Но поцелуй не заканчивался, и его близость тоже.

Его пальцы стирали соленые дорожки с моих слез, а его губы творили с моими что-то невероятное. Я сходила в его руках с ума, а сердце колотилось в таком ненормальном ритме, что я должна была задыхаться от нехватки кислорода.

Но я не задыхалась, я впервые дышала полной грудью.

Потому что Вэйд был моим кислородом.

Он был моим всем.

— Сумасшедшая, — произнес он хрипло, отрываясь от моих губ, а потом мягко накрыл мою руку своей. — Дай посмотрю.

Я только сейчас вспомнила, как ударила стену, и пальцы под его горячей сильной ладонью запульсировали. И нет, я не должна была этого делать, но я позволила ему взять мою руку в свои ладони. Даже от столь простого, не имеющего никакого чувственного подтекста прикосновения меня всю перетряхнуло. Я вздрогнула всем телом, когда он коснулся губами моих сбитых костяшек.

— Здесь есть аптечка, — сказал Вэйд. — Пойдем…

Он осекся и мрачно посмотрел на отлетевшее кресло.

— Ну или поедем. Это надо обработать.

— Не надо, — покачала головой я.

— Не будь ребенком.

— Кто⁈ Я⁈

— Ну не я же. Кстати, буду очень благодарен, если ты подтолкнешь ко мне этот летающий… в общем, буду очень благодарен.

Это было неправильно, иррационально, как угодно, но только не так, как должно быть.

Он не должен сидеть в этом кресле.

Меня не должно здесь быть. Но…

— Сейчас.

Я поднялась и подтолкнула кресло, которое мягко заскользило к нему на аэроподушке.

— Давай помогу…

— Лучше придержи его. Дальше я сам.

Вэйд так легко в него подтянулся, как будто делал это каждый день, и я отпустила спинку, как только поняла, что моя поддержка больше не требуется.

— Пойдем. Ближайшая аптечка как раз на арене.

Потом я сидела, а он обрабатывал мои пальцы с той же уверенностью, с которой забрался на кресло. Интересно, есть в этой жизни хотя бы что-то, что у Вэйда Гранхарсена не получается? Или получается плохо? Его прикосновениям могла позавидовать опытная медсестра, а уж то, что я была знакома с самыми опытными медиками (привет, Арден) сомневаться не приходилось.

— Все, пара часов — и будут как новенькие, — сказал Вэйд, наклеивший заживляющие пластыри. После чего поднял голову и посмотрел на меня. Я уже почти забыла этот взгляд, когда сиренево-фиолетовая радужка словно подсвечивается изнутри пламенем и становится почти неоновой.

— М-м-м… — тихо сказала я. — Спасибо.

— Не за что.

То, что накрыло меня в коридоре, не поддавалось никакому объяснению. Хотя нам с ним точно не помешало бы объясниться, но… не сейчас. Боюсь, если меня накроет еще раз, я точно не выдержу, такую силу чувств вряд ли способен выдержать даже тот, кто позволяет их себе каждый день. Что уж говорить обо мне.

Сейчас я чувствовала себя на удивление легкой, как будто буря, прошедшая внутри меня, отступила, и солнечный свет затопил меня всю. Если так можно выразиться.

Я взглянула на предложенный им наряд уже другими глазами.

Не как на боль об утраченном прошлом, а как на новый шанс.

На новую возможность.

На новый виток жизни, в котором у меня все получится, если я того захочу. Даже не так. В котором у меня все получится так, как я того захочу.

А я хочу… сейчас я хочу попробовать.

— Пойду переодеваться, — сказала я, и неона в глазах Вэйда вдруг стало больше.

— Даже не сомневался, — произнес он, и в его голосе прозвучали те самые нотки, от которых у меня всегда срывало крышу. Еще до нашего с ним знакомства. Я хотела разозлиться, но сейчас у меня это совершенно точно не получалось. Подхватив костюм и коньки, я направилась к раздевалкам.

Мне казалось, что сейчас наряд будет на мне болтаться или напротив, врежется во все места, но я ошибалась. Он сел так, будто был сшит по моим меркам — что было совершенно точно невозможно! Моих мерок у Вэйда не было и быть не могло, из чего я сделала вывод, что у него либо очень хороший глазомер, либо… Что «либо», я пока не придумала.

Но наряд не просто сел хорошо, он сел идеально. Не делал мою кожу болезненной (как бы мог определенный оттенок сиреневого), напротив, подчеркивал ее и оттенял глаза.

Я была уверена, что коньки уж точно на меня не сядут, но они сели. По длине и по полноте, и я почувствовала себя странно. Такое ощущение, что мы с Вэйдом ходили и выбирали все это вместе.

— Осталось выбрать музыку, — пробормотала я, глядя на себя в зеркало.

Снова видеть себя на коньках было странно. Но вместе с тем это было самое чудесное и будоражащее чувство одновременно.

Я давно его не испытывала. Обычно оно возникало перед выходом на лед во время соревнований: когда пульс зашкаливает, а внутри все скручивается в тугую спираль, которая обретет свободу в первом же прыжке и вращении. И тогда останется только музыка и свет, и танец, который раскрывает во мне какие-то новые грани.

Каждое выступление раскрывало во мне какие-то новые грани, новые оттенки.

— Мне жаль, что ты приняла решение уйти, Ятта, — слова Санны прозвучали в сознании так, как если бы она сейчас стояла рядом со мной, — я мало кого видела с такой страстью к фигурному катанию, как у тебя.

— Ты мне льстишь.

Я помнила, что уже приняла решение, и каждое ее слово вонзалось в меня, как лазерный нож, проворачиваясь в уже кровоточащей ране.

— Нет, и ты сама это знаешь. В профессиональный спорт крайне редко идут по призванию, в основном либо из-за денег и престижа, либо по стопам или мечтам родителей. Когда я увидела тебя впервые, я подумала, что у тебя второй случай. Твоя мать… она была подающей надежды фигуристкой до того, как ее жизнь резко сменила вектор.

— Она всегда хотела танцевать в «Эрвилль де Олис».

Санна улыбнулась:

— Тем не менее она могла бы взять платину мирового уровня. Иными словами, я подумала, что ты — ее нереализованный шанс на победу, и я была очень рада, когда ошиблась. Ты готова была на все, чтобы подольше задержаться на катке, и в твоем случае причиной этому было не первое место, как ты привыкла считать. Ты действительно кайфовала от фигурного катания. Это часть тебя, Ятта…

— Было частью меня, — перебила я. Это было грубо, но слушать это не осталось никаких сил. — Спасибо за все, что ты для меня сделала, и прости, что разочаровала.

— Ты меня не разочаровала. По крайней мере, не падением точно, — донеслось до меня, но я уже покинула ее кабинет.

Больше я Санну не видела. Не слышала о ней ничего.

Я намеренно избегала всего, что было связано с моим прошлым, и пусть это у меня не всегда хорошо получалось, а имена чемпионов так или иначе просачивались в мою реальность, о судьбе своего тренера я не знала ровным счетом ничего.

И сейчас искренне об этом сожалела.

Но сожаления делу не помогут, а вот мой новый выход на лед — да. Каким-то образом Вэйд, который меня совсем не знал (после сегодняшнего я уже не была уверена, что это так), увидел гораздо больше, чем тот, с кем мы были вместе с самого детства. Пусть и наездами, но несколько раз в год мы с Роа виделись.

При мысли о Роа внутри тоненько кольнуло чувство вины, но я не позволила ему взять над собой верх. Я не знаю, что будет после этого танца, но я знаю, что будет, если этот танец не состоится. Очередной поток сожалений и пустота.

Поэтому я вышла из раздевалки и вернулась на ледовую арену, где Вэйд задумчиво смотрел на каток. По его глазам становилось понятно, что он где-то очень далеко, и я кашлянула.