Безжалостные люди (ЛП) - МакЭвой Дж. ДЖ.

ГЛАВА 27.

«Он вытаскивает нож, ты достаешь пистолет,

он отправляет одного из ваших в больницу,

ты отправляешь одного из своих в морг…»

— Аль Капоне

ЛИАМ

— Какое слово из шести букв означает «летальный исход»? — Спросил я мужчину в гипсе, стоявшего передо мной.

Он ничего не сказал, но это, должно быть, было связано со всем этим морфием. Ухмыльнувшись, я щелкнул пальцами и заполнил пробелы в газетном кроссворде.

— Правильно, смерть, — сказал я ему. — Кажется, даже Бог издевается над вами, комиссар… Теперь уже бывший комиссар, верно? Люди не любят копов-самоубийц.

Он просто свирепо смотрел, как я продолжаю свою игру.

— Слово из девяти букв означает «неэффективный». Только не говори мне, что неудачник. Серьезно, это сегодняшний кроссворд. Ты можешь в это поверить? Как будто они сделали его специально для тебя.

— Ты поэтому здесь, Каллахан, чтобы избить человека, когда он беспомощен? Я не удивлен, — прошипел он, но я не был уверен, было ли это из-за боли или потому, что он был раздражен.

— Я не избиваю людей, когда они беспомощны. Я всаживаю им пулю в череп. Ты должен это знать. — Я вздохнул, откладывая газету.

— Тогда убей меня уже, — заорал он, заставив меня закатить глаза.

— Нет, пока ты не ответишь на несколько моих вопросов, — ответил я, поднимаясь на ноги. Я протянул руку и схватил его кислородную маску.

Сняв ее со своего разбитого лица, он сделал глубокий вдох, прежде чем он превратился в короткие судорожные вдохи. Он потянулся к кнопке вызова медсестры, и я нажал ее за него. Один раз, потом два, а потом еще несколько раз, черт возьми.

— В этом отделении больницы никого нет, так что давай поболтаем. — Я усмехнулся, давая ему несколько секунд передышки, прежде чем снова стянуть маску с его лица.

— Иди к черту, — выдохнул он.

— Моя жена — яростная беременная женщина, склонная к убийствам. Я сплю в аду. — Я вздохнул, снова давая ему воздух.

— Дай мне секунду, чтобы нагадить кирпичами печали.

И я тоже засмеялся, прежде чем схватить подушку из-под его головы и прижать ее к его лицу.

— Я не в настроении для шуток, — огрызнулся я на него. Когда я убрал подушку с его лица, он закашлялся, как умирающий заядлый курильщик.

Он держал меня за руку, пока дышал.

— Давай начнем с чего-нибудь простого. Почему ты выскочил из окна своего гостиничного номера?

— Ты сжег мой дом.

— Меня не обвиняли, не судили и не арестовывали.

— Я знаю, что это был ты! Вы, Каллаханы, все разрушаете. — Его голос дрогнул, и я снова закатил глаза. — Но ты предупредил меня, и я должен был… Ты предупредил меня, и поэтому это моя вина, что они умерли. Эта маленькая девочка, ты больной ублюдок! Я рассказал тебе о ней! Это был я. Я… я…

— Пожалуйста, не поддавайся эмоциям, это был только первый вопрос. — Он был нужен мне живым сейчас.

— Никаких игр, чего ты от меня хочешь? Ты забрал все. — Он закашлялся, откинувшись на спинку кровати.

— Я хочу знать все, что у тебя есть на Валеро. — Он смеялся, как сумасшедший, я снова поднес подушку к его лицу. Он боролся до тех пор, пока не стал слишком слаб, и именно тогда я отпустил ее.

— Давай начнем с начала. — Я держал его за лицо. — Расскажи мне об Эмори, Сейдж и Вэнсе, или, да поможет мне Бог, я заставлю тебя пожалеть, что ты не умер. Я позабочусь о том, чтобы ты был жив и здоров, заперт в своем собственном гребаном теле, как в тюремной камере. Каждый день я буду следить за тем, чтобы кто-нибудь лично отдавал мне кусочек твоей кожи, пока от тебя не останется ничего, кроме открытой раны. Что… ты… знаешь?

Он улыбнулся.

— Они хотят твоей смерти, твоей жены, твоего ребенка и всех Каллаханов до последнего. Они пытались уничтожить тебя законным путем, но я неудачник, помнишь? Они такие же безжалостные, как и ты. Ходят слухи, что личного врача твоей жены пытали, а затем расчленили.

— Слухи? — Мне хотелось сорвать улыбку с его губ.

— Это не меняет того факта, что они придут за тобой, — сказал он, и я схватил капельницу с морфием и заменил жидкость.

— Это адреналин. В малых дозах он блокирует боль. В больших дозах он делает обратное. Ты чувствуешь все. — Я похлопал по сумке. — Ты не отправишься в загробную жизнь в сладком безболезненном блаженстве. Ты все это почувствуешь, и как только твое сердце остановится, подумай о том, каким большим идиотом ты был, войдя в мой дом. В тот самый день, когда родился этот город, такие люди, как я, управляли Чикаго. Ты думал, что ты следующий, кто натворил дерьма. Но о тебе будут помнить лишь как об ублюдке, который потерпел неудачу в своем браке, потерпел неудачу на своей работе и даже не смог покончить с собой.

Схватив газету, я вернулся к двери.

— Это не заканчивается на мне. Ты не всегда будешь неприкасаемым. Ты всего лишь человек! — закричал он на меня.

— Все мужчины осязаемы, Эндрю, те, кто прикасается ко мне, просто теряют руки. Так что пусть они придут. Я только начинаю. То, что я сделал с тобой, — это даже не начало. Секунду спустя адреналин, должно быть, взыграл, потому что он затрясся и закричал, как рыба, вытащенная из воды… К большому удовольствию моих ушей.

Выйдя в коридор, Деклан, Нил, Монти и Федель стояли и ждали меня. Деклан подошел, протягивая мне телефон, когда мы выходили из больницы.

— Привет, солнышко. — Я ухмыльнулся.

— Ты никчемный сукин сын! — Заорала она на меня.

— Дорогая, мы не хотим, чтобы наш ребенок с рождения ругался, как моряк. — Я рассмеялся, когда Федель открыл для меня дверцу машины.

— Форма жизни, которая играет с моими эмоциями, высасывает мою энергию и крадет половину всей моей еды, определенно находится в мешке с жидкостью и не слышит ни слова из того, что я говорю. Ты ходил к комиссару без меня! — завизжала она, пока я листал документы передо мной.

_ Любимая, ты была в отключке утром…

— Тогда используй свои гребаные руки и разбуди меня, черт возьми. Ты посадил меня на скамейку запасных! — Она даже не подозревала, что я пытался разбудить ее, но тогда ее уже не было в мире живых.

— Любимая…

— Ты оставил меня здесь со своей матерью, которая теперь зовет каждого долбаного мудака с каплей ирландцев в жилах в дом. Я убью кого-нибудь, отрежу ему голову и положу ее на приборную панель твоей машины, если ты не исправишь это дерьмо. Я на одиннадцатой с половиной неделе, и это едва видно! — Ее гормоны могли стоить мне жизни… Или кому-то из моих родственников.

— Мел, милая…

— Назовешь меня «любимая» или «милая» еще раз, дорогой, и я выбью тебе зубы, — сказала она сладко.

— Я ничего от него не получил. Антонио и Эрик сказали мне, что поймали одного из людей Валеро, Кросса, в Мексике. Они должны быть в доме, и ты разберешься с ним, когда я вернусь. — На линии была тишина, и я молился, чтобы это означало, что с ней все в порядке.

— Я ненавижу это, — прошептала она в трубку. — Я ненавижу то, что я не могу контролировать свои чувства. Я как бомба замедленного действия, Лиам. Это выводит меня из себя.

— Я хорош в обезвреживании бомб, милая… — Я остановился. Я почти почувствовал, как она закатила глаза. — Я понимаю тебя. Шаг за шагом, и я сделаю все возможное, чтобы никто не раздражал тебя. Хочешь смузи?

— Это выводит меня из себя! — огрызнулась она. — С каких это пор ты подкупаешь меня угощениями, как гребаного ребенка.

Я застонал, сжимая переносицу.

— Значит, никакого смузи?

— Манго, банан, апельсин и немного киви, — ответила она, прежде чем повесить трубку.

— Отвези меня в Smoothie Hut, — сказал я водителю. Ни он, ни Федель не произнесли ни слова. Но что они могли сказать на самом деле? Дома меня ждала беременная и опасная жена.

МЕЛОДИ

Сделав глубокий вдох, я свернулась в клубок на своей кровати.

— Как ты себя чувствуешь? — Спросила Эвелин, буквально крича, как птичка из диснеевского фильма, прежде чем сесть рядом со мной.