(Не) люби меня (СИ) - Лакомка Ната

Она тоже будто сошла с ума — двигалась ему навстречу так яростно, словно желала, чтобы он проткнул ее насквозь. Она не сдерживала стонов и вскриков, и слушая ее песню страсти Дидье чувствовал себя на седьмом небе от счастья.

Протянув руку, он запустил пальцы в темные пряди, лаская ее затылок и выбрасывая мешающие шпильки. Ему хотелось увидеть, как черный шелк ее кос стекает по плечам и спине. Намотав ее волосы на руку, он потянул ее на себя, заставляя изогнуться в пояснице.

— Пожалуйста!.. — крикнула вдруг Диана. — Еще немного!..

Он понял, когда она достигла наслаждения. Ловил ее сладкие судороги, сжимал ее ягодицы, гладил по спине, по плечам и не стал удерживать, когда она мягко повалилась на бок, подтягивая колени к груди и пытаясь выровнять дыхание, хотя его член торчал палкой и горел, требуя немедленной разрядки.

Обняв Диану сзади, Дидье прижимался членом к ее ягодицам, чуть потираясь, но не требуя продолжения. Только когда она пришла в себя, он взял ее за руку, положив ее ладонь на ноющее место, и тихо попросил:

— Приласкаешь меня?..

— Я тебя заласкаю! — пообещала она со смешком и сжала пальцы, скользнув туда-сюда и заставив его застонать.

Они насытились далеко за полночь, и когда совершили последний любовный забег, Диана перевернулась на спину, отчего груди уставились темными рожками в потолок, и прикрыла лицо сгибом локтя. Дидье мягко потянул ее за руку, принуждая открыться, но она не позволила. Грудь ее порывисто вздымалась и опускалась, но она не произнесла ни слова, а спустя пару минут потянула на себя покрывало, укрывшись от кончиков пальцев ног до подбородка.

— Я хочу уехать отсюда, — сказала она отрывисто. — Мне надо набраться сил, и я не хочу, чтобы они видели меня такой, — она прикоснулась к своим щекам, покрытым еще не сошедшими струпьями, и отвернулась.

— Хорошо, — согласился он. — Есть охотничий домик на озере. Там тихо, красиво, там ты сможешь отдохнуть вдали от чужих глаз. Я давно там не был. Поедем вместе.

Глава 29. Особая тюрьма

Мы уехали из Ланвара через несколько дней. Накануне королева Тегвин пришла ко мне и долго плакала, умоляя простить наследного принца и ее брата — лорда Кадарна. Король оставил нас по ее просьбе, и королева рассказала мне, что на самом деле покрывало передал через третьих людей лорд Кадарн — чтобы посеять смуту в замке и в городе, и избавиться от меня под видом борьбы с чумой.

— Я не сказала об этом Дидье, — говорила ее величество, просительно сложив руки на груди, — и умоляю вас не выдавать моего брата. Ведь все закончилось хорошо, а Ирвин и так достаточно пострадал. Ему трудно смириться, что его сестра станет разведенной женой и лишится короны… А я выросла в доме его отца — моего двоюродного дяди, и многим им обязана. Простите его…

Она пожелала мне скорейшего выздоровления, заверила, что в отсутствие короля будет блюсти его интересы, и ушла за полночь, промокая платочком глаза.

Мы с королем уезжали ночью и в закрытой карете. Мне не хотелось никого видеть и не хотелось, чтобы кто-то видел меня. Мы покинули город тайно, как государственные преступники, и мне было смешно и грустно от осознания этого.

Место, куда увез меня король, и в самом деле было чудесным — озеро, приютившееся между горами, с пологим песчаным берегом. Вода была такой чистой, что казалась кусочком неба, упавшим между каменных ладоней.

— Раньше это озеро почитали, как священное, — рассказал мне Дидье, когда мы стояли на берегу, наблюдая за спокойным колыханием воды. — Люди верили, что здесь живет фея, которая выполняет любые желания.

— У меня одно желание — вернуться домой и избавиться от вас, — сказала я. — Но сомневаюсь, что ваша фея меня услышит.

— Тогда, может, она услышит меня? — спросил король, пропустив мою колкость мимо ушей. — Я попрошу, чтобы она поскорее тебя вылечила, лгунишка.

Он обнял меня, и я не стала вырываться из крепкого кольца его рук.

На самом деле, мое желание было совсем иным. Вернее, мое главное желание было иным. Болезнь изменила многое. Я вдруг поняла, что неразумно желать того, с чем не сможешь справиться. Мне хотелось, чтобы король меня разлюбил, я мечтала освободиться от его власти — и вот небеса едва не предоставили мне такую возможность. Я могла погибнуть от мучительной болезни, или от яда, а могла стать страшной, как смертный грех… Тогда мои желания бы исполнились, но едва ли это меня порадовало. Переживая болезнь, а потом, готовясь умереть от яда, я окончательно поняла — я не хочу умирать. Я хочу жить. Наслаждаться солнечным светом, запахом цветов, любовью мужчины…

И все это я добирала сейчас, брала жадно, не думая о завтрашнем дне.

Я купалась в озере каждый день, и постепенно силы возвращались. А вместе с силами — и красота. Кожа снова стала гладкой, и я уже не вздрагивала, глядя на себя в зеркало. День мы с королем проводили в неторопливых прогулках пешком или ездили верхом взапуски. Иногда ловили рыбу, и король умел довести меня до бешенства, выдергивая из-под самого моего носа огромных форелей, в то время как мою наживку рыба презрительно обходила стороной. Мы нежились на солнце и обедали прямо на берегу, расстелив на песке покрывало, а ночью предавались любви с таким исступлением, словно остались последними людьми на этой земле.

Иногда мне и в самом деле казалось, что кроме нас никого нет в этом мире.

Рыцари, охранявшие наш покой, походили на бесшумные тени, а повар колдовал над блюдами в хижине, стоящей на расстоянии перелета стрелы от нашего дома.

В доме было всего три комнаты, со стенами, выбеленными известкой, а не обитыми тонким шелком, но мне спалось здесь крепче, чем на пуховых перинах в замке Ланвара. Как ни странно, король разделял мои чувства.

— Впервые мне так спокойно, — признался он как-то, когда мы бродили по щиколотку в воде и бросали хлебные крошки форелям, которые подплывали совершенно безбоязненно и почти высовывали из воды жадные рты.

— Меня беспокоит, что вы впервые так надолго оставили государство и подданных, — сказала я, задумчиво глядя, как расходятся круги по спокойной глади озера.

— Это ненадолго, — ответил Дидье. — Всего-то на пару недель. Пусть сын учится управлять, рано или поздно он наденет корону, — тут он замолчал, а потом добавил:

— Если ты не родишь мне сына.

— Нет, — тут же сказала я. — Не хочу, чтобы мой ребенок жил вашей жизнью.

— Она так плоха?

Я промолчала, но про себя подумала: «Твоя жизнь слишком тяжела и безрадостна, а я хотела бы, чтобы мои дети были счастливы. Если им суждено будет родиться на этом свете».

— Почему ты загрустила? — он обнял меня, беря двумя пальцами под подбородок. — Не думай ни о чем печальном, я хочу, чтобы ты наслаждалась и радовалась.

Доставь мне такое удовольствие.

— Мы так много говорим о своих желаниях сегодня, — сказала я и улыбнулась. — Если фея озера меня слышит, то я хочу, чтобы она совершила чудо и сотворила лютню, чтобы вы сыграли сегодня вечером для меня.

— Лютня будет к вечеру, — пообещал Дидье, — и помощь феи не понадобятся.

Справятся мои парни.

— Тогда вы сыграете ту мелодию, что сочинили сами… Если не обманываете меня, конечно.

— Которую придумал для тебя? Исполню все, что попросишь.

— А я буду танцевать для вас.

— Танцевать? — голос его вдруг стал хриплым, а глаза прищурились. Он притиснул меня к себе, и мы едва не упали, потеряв равновесие.

— Вам не нравятся танцы? — поддразнила я его. — В трактате о любви написано, что когда женщина хочет соблазнить мужчину, она танцует перед ним, — я повела плечами, словно уже танцевала, и Дидье подхватил меня на руки и понес к берегу.

— Лютня будет вечером, — сказал король, — и танцы тоже вечером. Но я не могу ждать до вечера, ты уж меня прости.

— Что же мне остается? Конечно, я прощаю вас, ваше величество, — ответила я, притворно вздохнув. — Ведь я ваша пленница. Хотя… это какая-то особая тюрьма, — я указала в сторону дома, — чем больше в ней томишься, тем больше она нравится.