Рыцарь Спиркреста (ЛП) - Рид Аврора

Папа не теряет времени и вводит ее в курс дела. — Ты знаешь девушку, в которую влюблен Эван?

Мамино лицо озарилось. — О, девушка из Гарварда! Да, я очень хочу с ней познакомиться!

— Так вот, наш сын, видимо, доставил ей неприятности в школе и по сути издевается над ней уже несколько лет.

Я в ужасе смотрю на папу, затем на маму, чье лицо так же быстро опустилось, как и загорелось. Она закрывает рот руками и подходит ближе.

— Что ты имеешь в виду? О, Эван, что ты сделал?

— Я не издевался над ней, я… — Меня прерывает молчаливый хмурый взгляд отца. — Ладно, да, я вел себя ужасно, но я так боялся, что кто-нибудь еще обратит на нее внимание, что подумал, я даже не знаю, что я подумал, наверное, я подумал, что если я не могу ее иметь, то лучше бы ее вообще никто не имел.

— Не имел? — воскликнула мама, пораженная. — Иметь, Эван Александр Найт! Как будто эта девушка — что? Предмет? Игрушка? Вещь?

Я качаю головой, поднимая руку. Между разочарованным покачиванием папиной головы и маминым выражением ужасающего гнева я даже не знаю, что хуже, и не решаюсь посмотреть в глаза ни тому, ни другому. — Нет, я не это имел в виду.

— Как еще ты можешь иметь кого-то, Эван? — спрашивает мама, скрещивая руки.

Когда я приехал домой, она была так рада меня видеть. Она крепко обняла меня, и мы рассмеялись, потому что оба были одеты одинаково: черные джинсы и небесно-голубой топ — я в толстовке, которую подарила мне Софи, мама в большом пушистом свитере точно такого же цвета. Было видно, что она скучала по мне, и я даже не постеснялся бы признаться, что тоже скучал по ней.

Но теперь ее ласковый взгляд и улыбка с ямочками исчезли.

— Я облажался, — с сожалением признаю я. — Я действительно облажался. Я знаю это. Я не знаю, что делать.

— Ты мог бы начать с извинений. Признание того, что ты облажался, — это хороший первый шаг, но ты должен и признать это. И извиняться, когда ты не прав.

— И даже больше, — говорит мама. — Извинения — это хорошо, но она поймет, что ты сожалеешь, если ты действительно покажешь ей это своими действиями.

Я киваю. — Я знаю, я буду стараться… Я стараюсь. Мама и папа, я…

Адель прерывает нас, вбегая на кухню и небрежно взмахнув своими длинными волосами. В отличие от меня, она унаследовала папины темные волосы и светлый цвет лица, но у нас с ней общие глаза. — Что это за сексуальная девушка на улице?

Я быстро поворачиваюсь. — Какая сексуальная девушка?

Адель пожимает плечами и наливает себе чашку свежего кофе. — Прокуренный голос, глаза как в спальне, темные волосы.

— Эта девушка, — говорит мама, — подруга Эвана, с которой мы все будем исключительно милы.

— Эта девушка — твоя подруга? — говорит Адель с несносным выражением удивления. — Она кажется слишком хорошей для тебя!

Отец только что выхватил у нее из-под носа чашку с кофе, и она бросает на него скандальный взгляд. Он пожимает плечами, в точности подражая ее собственному пожатию. — Я сварил свежий кофе, я первый. А теперь давай пойдем и поприветствуем ту девушку, о которой мы так много слышали. Ведите себя хорошо, все, особенно ты.

Он бросает на меня предостерегающий взгляд, и я вздыхаю, наполовину жалея, что вообще все рассказал, а наполовину радуясь, что наконец-то выложил все как на духу. Когда я веду всех к двери, я делаю глубокий вдох, напрягаясь, надеясь и молясь, что знакомство Софи с моей семьей не будет большой ошибкой.

Я открываю дверь. Будет ли эта неделя хорошей или плохой, пока говорить рано, но одно можно сказать точно: эта неделя точно будет интересной.

Компенсация

Эван

Из всего того, что я, безусловно, должен был предвидеть, выделяются две вещи: моя семья неловко влюбилась в Софи, и каникулы прошли слишком быстро.

В первый день каникул, когда Софи приехала с рюкзаком и в опрятном виде, было видно, что она очень волнуется. Мама и папа, явно взявшие на себя ответственность загладить вину за мое ужасное поведение, встретили ее слишком радушно. Они проводили Софи в комнату для гостей, налили ей кофе и накормили. В тот день мне почти не удалось с ней поговорить — мама и папа провели остаток дня, устраивая ей, как я могу выразиться, очень дружеское, но тщательное псевдособеседование.

Они расспрашивали ее о школе, о ее квалификации, о поступлении в университет, о Гарварде. Я понял, что она им очень понравилась — как же иначе? Взрослые всегда любят Софи. Она умна, хорошо говорит, искренна. Маму особенно взволновала перспектива появления будущей выпускницы Гарварда, и после ужина они с Софи надолго задержались у кухонного острова, ковыряясь в коробке французских пирожных macarons и бесконечно болтая об университете.

В тот вечер я не могу ни на чем сосредоточиться и заглядываю на кухню из-за дверного проема, размышляя, когда же я наконец смогу остаться с Софи наедине, как вдруг из-за моего плеча доносится голос Адель.

— Как тебе удалось подружиться с этой девушкой, Эв? Она слишком хороша для тебя.

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на нее, готовый ответить защитой, но потом понимаю, что она совершенно права. Я вздыхаю, мои плечи опускаются. — Честно говоря, я понятия не имею. Она действительно такая.

— Не будь таким негативным. — прерывает меня голос отца. Он появляется позади Адель. — Ты замечательный во многих отношениях, Эван. Ты открытый, оптимистичный, дружелюбный и добрый. Тебе просто нужно лучше показать этой девушке, каким удивительным ты можешь быть, потому что пока что ты производишь не самое лучшее впечатление.

— Ну, у него будет не так много шансов сделать это, — говорит Адель, понижая голос, когда она заглядывает в дверной проем и заходит на кухню. — Я думаю, что мама, возможно, влюблена в нее — удачи ему в этом.

Она даже не преувеличивает. Следующие несколько дней Софи проводит большую часть времени с мамой и Адель: они ходят по магазинам, пьют кофе и обедают, постоянно болтая с ней. После ужина Софи играет с мамой и папой в шахматы — видимо, они оба когда-то занимались в шахматных клубах своих университетов и ностальгируют по этому поводу. Я даже не знал об этом. И только когда наступает четверг, и мама, и папа вынуждены посещать онлайн-совещания по работе, мне наконец удается побыть с Софи наедине.

Мы оба сидим на кухне и завтракаем. Погода уже более приятная, и она одета в простую черную футболку, заправленную в мешковатые вельветовые брюки. Волосы распущены и блестят на плечах, как полированное дерево, на запястье — простая черная резинка. В уголках глаз — крошечная подводка, и все. Все просто, но в ленивых золотистых лучах солнца она выглядит так красиво, что у меня защемило в груди.

— Ты хорошо проводишь время? — спрашиваю я, накладывая бекон на ее тарелку и усаживаясь напротив нее за кухонный остров.

Она кивает. — Твоя семья очень, очень милая.

Я ухмыляюсь. — Я знаю.

Моя улыбка немного ослабевает, и я добавляю. — Надеюсь, ты не думала, что они будут козлами только потому, что я такой. Они просто намного лучше меня.

Софи заправляет волосы за ухо и откусывает хрустящий ломтик бекона. — Да… твоя мама объяснила мне, как она была разочарована, когда узнала о некоторых твоих поступках, и что она воспитала тебя лучше, чем это, и что это не отражает того, кем ты можешь быть как личность.

Я сижу, полностью застыв, и смотрю на нее в шоке. — Она все это сказала?

— Все это. — Софи смотрит на меня секунду, затем на ее серьезном лице появляется ухмылка — очень милая ухмылка, немного глуповатая. — Честно говоря, у тебя замечательная семья. Тебе очень повезло.

Я тяжело сглатываю, собираясь с духом. — Софи.

Она немного напряглась, ее глаза расширились. Она похожа на оленя в свете фар. — Что?

— Мне жаль. Мне действительно чертовски жаль, за… ну, за все, на самом деле.

Ее щеки потемнели, она смотрит вниз. — Ты не должен этого делать.