Рыцарь Спиркреста (ЛП) - Рид Аврора

Я колеблюсь. Я должна была знать, что она пронюхает. Я должна была догадаться, что она не будет так просто это делать. Что ж, пора сдирать гипс.

— Спасибо, мама. Но я… я поеду в Гарвард.

Наступает долгое молчание, во время которого, я уверен, мама пересказывает мое откровение папе, а он вопросительно хмурится.

— Я знаю, что Гарвард мирового класса, милая, — говорит она наконец с осторожным тактом политика. — Но Америка — это дорого, очень дорого. И все те связи, которые ты завела в Спиркресте..

Мое сердце колотится, а ладони потеют, когда я хватаюсь за телефон. — Я знаю, мама, но некоторые ребята из Спиркреста тоже подали туда документы, и подумай, какие связи я заведу в Гарварде.

— Я знаю, милая, но как мы сможем себе это позволить?

Из-за комка в горле мне трудно говорить, но я заставляю себя произнести. — Мама, тебе не нужно об этом беспокоиться. Я уже достаточно взрослая, это моя обязанность — беспокоиться об этом. Даже если я не получу ни одной из стипендий, на которые я претендовала, я найду работу на лето. Я смогу сделать это.

Последовавшее за этим молчание было таким долгим, что я проверил свой телефон, чтобы убедиться, что она не бросила трубку. Но нет, она все еще там, молчит.

Потом она говорит тихим голосом: — Просто… подумай обо всем, ради чего мы работали.

— Мама. — Мое сердце бьется так быстро, что пульс застревает в горле. — Я знаю, насколько важным ты считаешь Спиркрест. Но ты хотела, чтобы я приехала сюда, и я приехала. Ты хотела, чтобы я нашла здесь друзей, и я нашла. Ты хотела, чтобы я усердно работала и использовала все свои возможности здесь — и я так и сделала. Я не хочу провести остаток своей жизни, подражая детям из Спиркреста, пытаясь стать одним из них. Я не хочу быть одним из них — я хочу быть собой. Я хочу заниматься юриспруденцией, а в Гарварде одна из лучших юридических школ в мире. Я… — Я сглотнул комок эмоций в горле. — Я ценю все, что ты с папой сделали для меня. Я никогда не смогу не быть благодарной за это. Но сейчас пришло время делать свой собственный выбор, и я выбрала именно это.

Последовало еще одно долгое молчание, но впервые оно не наполнено тревогой, раздирающей легкие. Впервые за долгое время тяжесть на моей груди уменьшилась.

Я дышу, долго и глубоко, и жду.

— Ну, мы с отцом гордимся тобой, — говорит мама. Это ни к чему не обязывающий ответ. Если она разочарована или рассержена, то старается это скрыть. — Мы поддержим тебя, что бы ни случилось. Мы всегда хотели для тебя только самого лучшего.

— Я знаю, мама.

Она вздыхает. — Хорошо, все равно уже поздно. Тебе пора спать, милая.

Она не хочет продолжать разговор, что, я полагаю, справедливо. — Конечно, хорошо, мама.

— Спокойной ночи, Софи.

— Спокойной ночи, мама.

Она кладет трубку, а я опускаюсь на свой стол, прижимаюсь щекой к стопке тетрадей по математике и смотрю на ослепительно белый шар лампочки.

Я сделала это. Я не могу поверить, что я это сделала. Я еду в Гарвард. Наконец-то я вижу свет в конце тоннеля.

Стук в дверь застает меня врасплох.

По ту сторону двери стоит девочка из 12-го класса в футболке гребной команды и с огромной шоколадкой в руках. Она поднимает бровь.

— Софи здесь?

Я нахмурилась. — Э-э, я Софи.

— Верно. Там снаружи мальчик, который хочет с тобой поговорить.

— Мальчикам не разрешается входить в здание для девочек, — сурово напоминаю я ей.

Она закатывает глаза. — Да, да. Я сказала ему, что передам сообщение. А ты иди и избавься от него. Разве ты не префект?

— Я пойду и разберусь с ним, — вздыхаю я.

Поскольку я одета в футболку, шорты и носки, я натягиваю мешковатый джемпер и выхожу из комнаты, наполовину взволнованная, наполовину нервная. В общей комнате несколько девочек из 12-го класса выглядывают из-за штор, прижавшись лицами к окну, и смотрят на мальчика снаружи, подтверждая то, что я уже знаю о том, кто их там ждет.

Я открываю дверь с самым официальным выражением лица. — Привет, Эван, тебе не разрешается здесь находиться, так что…

Я останавливаюсь на месте.

Учитывая все, что между нами произошло, можно подумать, что я уже отвыкла от его внешности, но, видимо, к этому невозможно привыкнуть.

Его слегка влажные волосы зачесаны назад со лба, оставляя лицо с его безупречной костной структурой полностью обнаженным для максимального эффекта. Он одет в черные шорты, белые кроссовки и серую толстовку, через одно плечо перекинута тренировочная сумка.

Позади него солнце почти закончило свое падение по небосводу, оставив его бледным оттенком фиалки, и последние солнечные лучи ловят золото волос Эвана, делая их еще более золотыми.

— Я бы не стал рисковать твоей безупречной репутацией, если бы ты хоть раз ответила на звонок, — говорит он, размахивая перед моим лицом своим телефоном.

Я поднимаю руки в знак согласия. — Ладно, извини, я разговаривала по телефону.

Мы смотрим друг на друга. Медленный ветерок шелестит листьями плюща, покрывающего часть здания. Эван смотрит на меня с нежностью, на его губах играет легкая улыбка. Наши последние минуты вместе, его слова, мои слова, удовольствие, которое мы разделили, висит между нами, как невидимая, мерцающая завеса.

Я прочищаю горло. — Ну, а что ты вообще хотел?

— Ты едешь домой на каникулы?

Я качаю головой. — Нет, сейчас сезон экзаменов. Мои родители будут работать всю неделю, так что я останусь здесь.

Он кивает и колеблется. Он зачесывает назад свои мокрые волосы, кусает губы. — Я хотел спросить, не хочешь ли ты поехать ко мне на каникулы?

Я сузила глаза, откровенно шокированная тем, что ему хватило смелости сделать такое дерзкое и безрассудное предложение, но он поднял руки и поспешил добавить: — Мы не будем только вдвоем, как… Я имею в виду, что здесь будет моя семья, а моя мама вообще-то училась в Гарварде, так что я подумал, что ты захочешь поболтать или…

Он прерывается и стоит, неловко взъерошив волосы. Я наблюдаю за ним с ледяным спокойствием, но на самом деле мой разум перебирает все причины, по которым я должна сказать "нет", и не находит их. У нас только что закончились пробные экзамены, у меня нет работы, на которую я могла бы пойти, я буду одна в Спиркресте на каникулах, что всегда очень угнетает, мои родители поддержали бы эту идею, так что я не могу рассчитывать на их отказ, а мысль о встрече с мамой Эвана выпускницей Гарварда пугает и возбуждает одновременно.

Не говоря уже о том, чтобы остаться с Эваном.

Особенно после всего, что произошло.

Особенно теперь, когда я больше не знаю, в каком положении мы находимся.

Ненавидеть его действительно было гораздо легче, чем все это.

— Мне придется спросить у родителей, — говорю я в конце концов.

Он кивает. — Да, конечно. Я сказал своим родителям, что приглашу тебя, и они очень хотят с тобой познакомиться. Они впечатлены тем, что ты префект, и спрашивают меня, как мне удалось уговорить тебя потусоваться со мной.

Он останавливается и закусывает губу в знак трепета. — Ну, я не рассказал им… обо всем, но… но, в общем. Так что они очень хотят с тобой познакомиться, и моя сестра тоже останется, думаю, вы сможете поладить.

Он останавливается и смотрит на меня. Его глаза широкие, слишком голубые и очень серьезные. Я вижу, что он пытается загладить свою вину, в своей возмутительно неуклюжей, тяжеловесной американской манере, и почему-то это заставляет меня улыбаться.

— Я с удовольствием приду, хорошо? В это время года это место наводит тоску. Мне просто нужно сообщить об этом родителям.

Его лицо расплывается в широкой ухмылке.

— Отлично. Дай мне знать. Я уезжаю завтра, напишу тебе все подробности. Скажи своим родителям, что я их крепко обниму, если они скажут "да". Ладно, я ухожу, пока полиция Спиркреста не пришла арестовывать меня за непристойное поведение. Надеюсь, увидимся завтра.

Он неожиданно наклоняется вперед, чтобы поцеловать меня в щеку, а затем поворачивается и исчезает в мягких пурпурных и золотых сумерках.