Император ярости (ЛП) - Коул Джаггер

— Не знаю, — морщусь я, криво улыбаясь. — Говорят, девчонкам нравятся шрамы. Думаешь, Малу тоже понравится?

Она фыркает и широко улыбается.

— Я знаю, что ему понравится.

Анника смотрит на меня долгий момент, ее выражение меняется.

— Хана рассказала мне… ты знаешь, — тихо говорит она.

Я сглатываю. Точно знаю, что она имеет в виду. Я провела часы в том подвале, размышляя, как я буду говорить с Анникой о Кире, если когда-нибудь снова увижу ее.

— Я даже не знаю, правда ли это, — бормочу я.

Анника поднимает бровь и улыбается.

— Ну, если это так… Это чертовски крутое обновление.

Я улыбаюсь, но прежде чем могу ответить, дверь скрипит. Поворачиваю голову, мое сердце пропускает удар, когда я вижу, как Мал толкает ее до конца и шатается внутрь, опираясь на костыль.

Он бледный, его лицо изможденное, но он идет — едва ли.

Анника вскакивает на ноги.

— Ты серьезно?! — вырывается у нее, она бросается к нему, — Мал! Ты должен быть в постели! Ты должен быть без сознания, вообще-то!

— Да, этого не случится, — рычит он, его глаза прикованы ко мне, когда он проходит мимо Анни.

Когда он достигает моей кровати, я не могу сдержать слезы. Он берет меня осторожно, притягивая к себе, стараясь не причинить мне боли, но я чувствую яростное отчаяние в его прикосновении.

— Обними меня сильнее, — вырывается у меня, мой голос густой от эмоций.

— Я не хочу причинить тебе боль, — бормочет он, его губы касаются моих волос.

— Мне все равно, если будет больно, — рыдаю я, цепляясь за него так сильно, как могу. — Я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя, — хрипло шепчет он в ответ.

Анника стоит в дверях, наблюдая за нами.

— Эм, может, вам обоим стоит быть поосторожнее? — поддразнивает она, ее голос мягкий и полный нежности.

Я смеюсь сквозь слезы, зарываясь лицом в грудь Мала, чувствуя его тепло, его сердцебиение, ровное в такт моему. Его губы находят мои, и я хнычу, задыхаясь от рыданий, когда наши губы сливаются.

— Да, знаете, или не будьте осторожны, — бормочет Анника позади нас. — Не то чтобы вы оба чуть не умерли или что-то в этом роде.

Я отрываюсь от Мала ровно настолько, чтобы улыбнуться ей. Она улыбается в ответ.

— Ладно, думаю, это мой сигнал.

Когда она уходит, я стону и снова прижимаюсь губами к Малу. Он целует меня яростно и отчаянно, властно и полностью. Как он всегда делает.

И как всегда будет.

ЭПИЛОГ

ФРЕЯ

Сижу напротив Кира в его офисе в Нью-Йорке, нервно барабаня пальцами по подлокотнику кресла. Комната наполнена гулом города внизу, неоновые огни сверкают через высокие окна. Он в своем обычном темно-сером трехчастном костюме, я в своем стандартном наряде — черные джинсы и большой черный худи, Dr. Martens, шипованный чокер и… если это важно… особенно шикарный новый комплект белья пастельно-персикового цвета от Honey Bridette, который я себе купила.

Это сюрреалистичный момент, мы оба смотрим на конверт, лежащий на столе между нами.

Некоторые загадки до сих пор остаются без ответа. Например, были ли у Григоровской Братвы связи с Уильямом Линдквистом и могли ли они помочь ему в убийстве семьи Ульстад. Это настоящая причина, по которой Кир заставил меня взламывать Orlov Financial Solutions той ночью, которая кажется теперь была миллион лет назад. Это также та же причина, по которой Мал был там в ту роковую ночь.

Но другие загадки мы собираемся решить прямо сейчас, просто открыв этот конверт.

Кир выглядит намного лучше сейчас, спустя две с половиной недели после того, что произошло в Норвегии, но он все еще немного бледный. И он ходит с тростью, по крайней мере, в течение следующего месяца или около того, что, как я знаю, он ненавидит, потому что говорит, что это делает его старым.

Это не так. Ему сорок четыре, и он легко может сойти за тридцатилетнего. Если что, трость просто делает его более солидным — или как будто он вот-вот начнет водевильный номер, но что-то подсказывает мне, что он не хочет этого слышать. Никогда.

— Что бы ни было в этом конверте, — тихо говорит Кир. — Преступления и злодеяния Уильяма — не твои. — Его взгляд твердый, когда он встречается с моим. — Мне нужно, чтобы ты это услышала, Фрея. То, что он сделал с семьей Мала и родителями Дэмиена… — он мрачно качает головой. — Это его грехи. Не твои. Неважно, что внутри этого, — рычит он, постукивая по конверту.

Я киваю, сглатывая комок в горле.

— Мне было чуть больше восемнадцати, когда я встретил твою мать. Нам обоим было.

Он все еще смотрит на конверт между нами, когда говорит.

— Уильям и я начали заниматься бизнесом вместе, хотя дядя Мала Ларс предупреждал меня против этого. В конце концов, он был прав, — добавляет Кир с оттенком мрачности в голосе, прежде чем покачать головой. — Уильям был ублюдком. Хотя это не причина, по которой я…

Завел роман с моей матерью.

Кир смотрит на меня, его голубые глаза сталкиваются с моими.

— Думаю, мы оба искали выход. У меня было много всего в жизни, от чего я бежал, но знал, что никогда не смогу полностью сбежать. Она была заперта в браке, которого никогда не хотела, с человеком, который… ну… был чертовым монстром. Мы никогда не планировали, что это случится. Но потом… это произошло… и это было хорошо, — вздыхает он. — Мы были хороши. И, кстати, я всегда собирался забрать ее у Уильяма. Навсегда, я имею в виду. Я глубоко заботился о ней, Фрея.

Я киваю, сглатывая, прежде чем снова взглянуть на конверт, в котором лежит правда. Кир следует за моим взглядом и глубоко вздыхает.

— Что бы ни было в этом конверте, — тихо говорит он. — Это не обязано что-то менять между нами.

— Как ты думаешь, каковы твои шансы?

Он усмехается, поднимая бровь.

— Шансы?

— Ну, знаешь… быть моим отцом.

Я чувствую, как мое лицо горит, когда произношу это. Это странно. Всегда думала о Кире как о почти отце или, может быть, крутом, веселом дяде, но этот конверт может сделать это более реальным, чем я когда-либо представляла.

— Я не играю в азартные игры, Фрея. Ты знаешь это.

— Сделай дикое предположение.

— Фрея…

— О, просто открой его уже, — вырывается у меня. — Господи.

Он немного улыбается.

— Что я имею в виду, то, что если там написано… это… Это ничего не меняет. Ты мне ничего не должна. Ты понимаешь это, да?

Я пожимаю плечами.

— Да. Но… я имею в виду… если бы я хотела, чтобы это что-то изменило…

Я поднимаю взгляд на Кира. Его губы искривляются.

— Почему бы нам просто не открыть его, — тихо говорит он.

— Да, — нервно сглатываю я. — Думаю, это лучшее.

Он берет конверт со своего роскошного стола вместе с латунным ножом для вскрытия писем, вставляет лезвие под край и аккуратно разрезает его. Он вытаскивает сложенный лист бумаги внутри, открывает его, пробегая глазами по тексту.

Кир слегка напрягается. Затем он складывает бумагу и кладет ее на стол. Он поднимает глаза, чтобы встретиться с моими, но ничего не говорит.

— Ну?! — вырывается у меня, больше не в силах сдерживаться.

Кир вздыхает. В его взгляде мелькает что-то нечитаемое, от чего моя грудь сжимается.

— Ну, с хорошей стороны, — хрипит он, пытаясь сбросить вес момента, — анализ крови — который, честно говоря, тебе следовало сделать годы назад, вместо того чтобы верить Уильяму на слово — говорит, что у тебя нет болезни Хантингтона.

Я смотрю на него. Мое сердце замирает.

Имею в виду, это здорово. Лучше, чем здорово — это чертовски невероятно. Я всю свою жизнь думала, что над моей головой висит смертный приговор. И теперь, в нескольких словах, Кир стер этот страх.

Но это не то, на чем я сейчас сосредоточена.

— Кир… — подталкиваю я. Ладони потеют, и я почти боюсь услышать слова.

— С плохой стороны, — говорит он, откидываясь на спинку кресла и скрещивая руки на груди, — тебе, возможно, придется купить кучу открыток ко Дню отца.