Монолог фармацевта. Книга 1 - Хюганацу

– Если дадите время, снабдите необходимыми травами и утварью, я приготовлю вам нечто с похожим действием.

«Да что же это такое!» – внутренне возмущался господин Дзинси, нахмурив изящно изогнутые, словно ветви ивы, брови и скрестив на груди руки.

С ним часто любезничали и твердили, что, родись он женщиной, из господина Дзинси вышла бы несравненная красавица, чья красота губила бы народы и страны, готовые за малость пасть к ее ногам. Льстецы любили прибавлять, что такая небожительница смогла бы обольстить самого императора, и подобные речи, разумеется, нисколько не радовали молодого господина.

В тот день, впрочем, как и всегда, ему докучали просьбами: сначала явилась наложница среднего ранга, после подошли две низшего, затем чиновник из дворцового приказа… и под конец пристал некий человек из служилых. Как раз служилый и преподнес ему в дар баоцзы с любовным снадобьем, укрепляющим мужскую силу. Получив подозрительную коробочку, господин Дзинси поспешил отложить дела государственные, которые надеялся переделать ночью, закрыл кабинет и удалился в свои покои. Избегать службы он и не думал, просто опасался чрезмерного внимания к своей особе.

Уже у себя господин Дзинси развернул свиток и принялся скользить по нему кистью, выводя имена наложниц, обратившихся к нему за день. Император к ним не захаживал, и они до того отчаялись, что уже были готовы пустить в покои другого мужчину. Что ж, крайне опрометчиво с их стороны. Пока что господин Дзинси не намерен давать ход этому списку, но рано или поздно все равно потребуется вынести решение касательно этих особ.

«Любопытно узнать, сколь много птичек в этой клетке понимают, что мое присутствие – самое настоящее испытание их непорочности, дабы отсеять самоцвет от гальки?» – задумался он.

Наложницам присуждают ранги в зависимости от того, насколько они родовиты, красивы и умны. Из всех трех мер лишь к складу ума относятся со всей строгостью. Наложницам должно иметь воспитание, достойное императрицы, но вместе с тем требуется, чтобы они были чрезвычайно добродетельными.

Государь направил господина Дзинси во дворец императорских жен как раз для того, чтобы он отобрал для него достойнейшую из достойных. Бесспорно, подобное его величество не красит. Но все-таки именно господин Дзинси посоветовал императору двух наложниц: сообразительную и предусмотрительную госпожу Гёкуё, а также госпожу Лихуа, склонную ставить себя превыше всех и неспособную сдержать бурю чувств. В то же время последняя обладала несгибаемой волей – необходимым качеством для императрицы. Обе наложницы хранили верность императору и не смели помышлять о кознях против него. Госпожа Лихуа и вовсе была беззаветно очарована им.

«Конечно, не подобает так высказываться о владыке, и все же он жесток», – стал размышлять дальше господин Дзинси.

Император был озабочен лишь тем, как бы найти достойную его и государства супругу, дабы она родила ему побольше наследников. Если же госпожа, приведенная в его «цветник», не способна исполнить свой долг, он без лишних раздумий покинет ее навсегда и впоследствии вышлет из дворца императорских жен.

С некоторых пор его величество стал особо расположен лишь к наложнице Гёкуё и захаживал сугубо в ее дворец. Что до истощенной, подобной бестелесному призраку наложницы Лихуа, то он посетил ее единожды, сразу после смерти наследного принца. Очевидно, она утратила его расположение. Что ж, не первая и не последняя. Наложниц, утративших для него всякое значение, император обычно отсылает в родной дом или жалует в жены своим сановникам.

Подумав так, господин Дзинси взял бумагу со стопки, высившейся башней у него на столе. Она касалась наложницы по имени Фуё, что была четвертого, то есть среднего ранга. Ее пожаловали в жены одному военачальнику в награду за военные заслуги, которыми он отличился в походе против варваров. Особых подвигов он не совершал, зато принес неоспоримую пользу тем, что удержал других военачальников от необдуманных действий. Суть этого дела была куда непригляднее того, что попало в приказы и иные бумаги: сей военачальник удержал других от расправы над жителями поселения, которых ложно обвинили в пособничестве врагу. Что сказать? Лес рубят – щепки летят.

– Интересно, получится или нет? – пробормотал господин Дзинси.

На самом деле он надеялся, что все устроится как нельзя благополучно. И, дабы задумка удалась, ему, вероятно, понадобится помощь госпожи травницы. Тем более она оказалась куда полезнее, чем он ожидал. Он привык, что и мужчины, и женщины глядят на него с обожанием, с особым благоговением, а новая прислужница госпожи Гёкуё смотрела на него с отвращением, будто увидала отвратительную гусеницу. Возможно, она думала, что хорошо скрывает свои чувства, однако издевка в ее взгляде не ускользнула от господина Дзинси.

Вдруг он поймал себя на том, что расплывается в улыбке. Но то была не улыбка небесной девы, когда чудится, что в выражении кроется едва ли не сладостная роса, пролившаяся с Неба. Нет, то была улыбка с едва уловимым злорадством. Конечно же, господин Дзинси не любил истязать себя общением с грубиянами, до унижений не бывал охоч, но его странно тянуло к чужой служанке… Ему казалось, что в его руки угодила новая игрушка…

– Кто знает, кто знает… – пробормотав это, господин Дзинси отложил бумагу на тушечницу и решил, что пора бы отойти ко сну.

Но прежде чем смежить веки, он обошел свои покои и тщательно запер все двери, чтобы к нему посреди ночи не нагрянул какой-нибудь незваный гость.

Хотя в народе говорят, что существует средство от всех болезней, однако на деле не бывает так, чтобы одно исцеляло все недуги. Так учил отец Маомао, и далеко не всегда она соглашалась с очередной горькой правдой, которой он делился с ней. Как и прочие, Маомао мечтала однажды открыть то самое заветное средство от всех недугов, которое бы подходило всем без исключения. Именно для этой благой цели она принялась ставить на себе многочисленные опыты, которые другие принимали за увечья и ужасались до того, что не могли глядеть на ее руку. К сожалению, пока Маомао ничего и близко не вывела.

Сколь бы ни был неприятен господин Дзинси, его слова пробудили в Маомао любопытство. Оказавшись во дворце императорских жен, она только и могла, что целыми днями заваривать сладкий чай из гортензии. Притом в угодьях дворца императорских жен росло множество лекарственных трав, только у Маомао не было всей необходимой утвари для приготовления их должным образом. Также, живя вместе с другими слугами, она не могла ставить свои опыты, да и вообще всячески держала себя в руках, чтобы не прозвали чудачкой. Поэтому больше прочих наград Маомао обрадовалась появлению личной комнаты.

Чтобы исполнить приказ господина Дзинси, Маомао засобиралась в кабинет придворного лекаря, куда ее загодя попросили явиться. Чтобы отвадить от себя любопытные взоры, она закинула на спину корзину для белья – госпожа Хун-нян как раз распорядилась, чтобы стирка входила в обязанности Маомао, и та, притворившись, что понесла чистое белье, отправилась в хранилище трав.

Там ее уже поджидали двое. Один – тот самый лекарь, который ранее пытался урезонить наложниц Лихуа и Гёкуё, сцепившихся у срединного дворца. Другой – евнух, которого часто видели при господине Дзинси. Когда Маомао пришла, лекарь смерил ее оценивающим взглядом, то и дело поглаживая тонкие черные усики, подобные юрким вьюнам. Он всем видом показывал, что никак не может взять в толк, отчего какая-то девка из дворни смеет вторгаться в его владения.

«Прошу, не гляди с таким отвращением на дурнушек, и без того им горько», – мысленно упрекнула этого господина Маомао.

В отличие от лекаря, евнух, пришедший от господина Дзинси, был строг и вежлив, как и подобает слуге высокопоставленного человека. Он любезно проводил Маомао в хранилище.

Как и ожидалось, от пола до потолка, вдоль трех стен, там высились длинные шкафы с многочисленными ящичками, где хранились лекарства и травы. Увидав такое богатство, Маомао невольно заулыбалась так, как не улыбалась еще никогда с первого дня появления во дворце императорских жен. Щеки ее заалели, глаза заблестели, а тонкие губы, обычно сжатые в нитку, изогнулись плавной дугой. Заметив ее восторг, евнух ответил изумлением, однако Маомао не обратила на него ни малейшего внимания, а только все скользила взглядом по надписям на ящичках, выцепляя названия редчайших лекарств. Потеряв самообладание, Маомао принялась метаться от ящичка к ящичку, да так прытко, что можно было б подумать, будто она исполняет какой-то диковинный танец. Радость переполняла ее, лилась через край, и так продолжалось четверть большого часа.